– Куда он, туда и она…
Осенев взял холодную кашу горстью, протянул ослице. И опять она благодарно ткнулась носом в рукав, удовлетворенно фыркнула и взяла с руки кашу теплыми мягкими губами.
– Смотри, с руки берет…
– Ручная такая…
– Фыркает еще… Надо же…
– Нашли чему удивляться, – покачал головой Матиевский. – Жрать хочет, вот и берет. У кого хочешь возьмет…
– А ты попробуй, – хохотнул Богунов, – дайте-ка место Сереге. Пусть покормит Гюльчатай. Давай, снайпер…
Матиевский потер руки.
– А вот и покормлю, делать нечего. Подумаешь…
Он набрал каши полную горсть и протянул ее к ноздрям ослицы. Посыпались с ладони вареные зернышки. Но Гюльчатай только покосилась на протянутую ладонь.
– Жри, дура, – ласково сказал Матиевский, – смотри, каша…
Но Гюльчатай фыркнула и отвела морду от протянутой руки. И только когда Осенев набрал горсть каши, повернулась, потянула шею и с протяжным вздохом лизнула холодную гречку.
– Что, съел, Серега? – засмеялся Богунов. – Вот тебе и дура! Понял?..
– Ага, – зашумели вокруг, – вот тебе и четыре ноги! Понимает, что к чему. Сердцем чует…
Матиевский сердито бросил кашу обратно. Вытер ладонь о полу бушлата.
– Чего она понимает?.. Животное! Тоже мне… Цирк какой-то!
Но Гюльчатай по-прежнему шевелила теплыми губами над рукой Осенева и от удовольствия прикрывала глаза.
Богунов отряхнул шапку от песка, хлопнул развязанными ушами по колену.
– Осенев, скажи, почему не полетел на «большое хозяйство»? Места, что ли, не хватило?
– Ага, места не хватило, – хмыкнул кто-то из солдат, – он вообще во время посадки спрятался. Сидел за камнями, пока вертушки не поднялись.
– Так точно… Другого доходягу сунули в вертолет вместо него.
– Кому-то повезло.
– Во-о дает Осень, – сплюнул Богунов. – Его ветром качает, а он гнет свое…
Осенев сидел на корточках, съежившись. Синие круги выступили под глазами.
– Женька, что ты все время молчишь?..
Осенев покачал головой, зябко поежился, запахнул поплотнее бушлат.
– А чего болтать… Приказ не отменили. Воевать придется…
– Да уж без тебя бы повоевали, – с досадой крякнул Богунов, – ты что, самая безотказная железяка? Тебя же отправляли как заболевшего?
– Ну и что? Другим еще тяжелее… Отвали, пожалуйста!
Богунов пожал плечами:
– А я полетел бы… Лег бы сейчас под чистое одеяло, какаву с чаем пил… матрас макаронами набивал…
– Ага, – фыркнул Матиевский, – тебя, кстати, тоже за разбитый шнобель записали на эвакуацию. Видел я, какую ты фигу скрутил. Какава с чаем… Сиди уж…
– А что, товарищ лейтенант, – кивнул Шульгину смутившийся Богунов, – придержат нам увольнение в Союз за наше геройство?
Шульгин кивнул головой:
– Вся наша рота в черных списках. Вам вспомнят и кресты на шее, и курение в палатке, и летающие сапоги… Не питайте иллюзий, юноши.
– Понятно, – усмехнулся Матиевский. – Провожать нас будут без оркестра.
50
После «Метели» на посадочной площадке остались блестящие груды консервных банок. Сильный ветер гонял на высоте обломки сушеных галет, обрывки газетной бумаги. Неожиданно пошел мокрый снег, и рыжие россыпи вырытой земли покрылись белой ватой. Мокрые снежинки, сменившие холодные струи дождей, падали на запекшиеся ссадины на лицах солдат.
– Метель! Я – Первый, прием! Очень низкий темп движения, – донесся по связи сердитый голос начальника штаба. – Что-то вы не торопитесь исполнять интернациональный долг.
– Я – Метель, прием, – хмуро ответил Орлов, – темп движения оптимальный.
– Я – Первый! Приказываю ускорить движение. Что вы топчетесь на месте, как… беременные тараканы?
Орлов не ответил, вышел из связи. Солдаты, оглядываясь на него, по-прежнему неторопливо, вяло карабкались среди камней, устало опираясь на автоматные приклады.
– Метель! Я – Первый! Ускорьте темп движения, вы что там, совсем разучились ходить по горам?..
Орлов нахмурился, рванул тангенту застывшими пальцами.
– Первый! Я – Метель! Темп движения нормальный.
– А я, «Метель», не повторяю приказаний. Увеличьте темп движения. Вы на боевых действиях, а не на прогулке в ботаническом саду…
Орлов раздраженно передернул плечами:
– Первый! Я – Метель! Мы действительно не на прогулке. Через пять минут я делаю привал.
– Какой привал? «Метель»! Ваше движение само по себе сплошной привал. Я приказываю ускорить движение. Немедленно повторите приказание.
Орлов беззвучно выругался.
– Первый! Я – Метель! Действую согласно обстановке и прошу меня не опекать. – Оторвавшись от ларингофона, передал по цепи: – Привал через десять минут у россыпи черных камней.
– Метель! Я – Первый! – опять ворвался в эфир хриплый голос начальника штаба. – Если вы сделаете привал, я буду говорить с вами иначе. Я с вами поговорю как с лицом, не выполняющим приказы в боевой обстановке. Надеюсь, вы понимаете, что это такое?
Орлов усмехнулся. По широкому лбу пробежали трещинки горьких морщин.
– «Метель», вы слышите меня? Почему не отвечаете на запрос? Связь на операции должна быть постоянной.
– «Метель» на связи. Отвечаю на ваши вопросы. Первое. Через пять минут мы выходим на гребень высоты две восемьсот. Это наиболее безопасный район привала. Дальше идут участки возможного интенсивного обстрела. То есть сделать привал под прицелом духов будет невозможно. Второе. По времени сейчас должен быть прием пищи. Глотать холодную кашу на ходу невозможно. Третье. Физическое состояние людей оценено медицинской комиссией как неудовлетворительное. Я и не имею права отнимать у людей последние силы высоким темпом движения. И четвертое. По тактической обстановке сейчас идет поисковая операция. Нас никто не преследует, и мы тоже никого не видим впереди себя. Я считаю, что силы людей надо беречь для экстремальных ситуаций, когда действительно понадобится высокая скорость движения для марш-броска. Поэтому двигаться сейчас галопом, отказавшись от привала, я считаю бессмысленным. Это противоречит тактической обстановке. И я вас очень прошу, товарищ «Первый», такие детали, как расчет темпа движения, предоставить ротным командирам.
Орлов вышел из связи, раздраженно резанул ладонью по горлу:
– Вот они где сидят… старшинские замашки у полковников.
В наушниках назойливой осой жужжал голос:
– Меня предупреждали, Орлов, что вы разводите в горах демагогию. Запомните, вашей партизанской вольнице пришел конец. Я руковожу операцией, и я здесь приказываю…
Солдаты тем временем рассаживались среди камней, смахивали снег, доставали из вещевых мешков консервы, из-за голенищ сапог – гнутые ложки. Андрей сел рядом с Орловым.
– Что, – улыбнулся Шульгин, – записали в ряды партизанской вольницы? Демагогию разводишь?
Орлов кивнул:
– Порою кажется, что мы воюем здесь вовсе не с духами, а с дураками…
– Вся Россия воюет с дураками, командир. И этому, кажется, нет ни начала, ни конца, – Андрей подмигнул Орлову. – Смотри, похоже, начинается театр одного актера…
Орлов обернулся. Сзади них, тяжело дыша, поднимался раздраженный, багроволицый Рыков. На ходу он решительно жестикулировал рукой и, хватая воздух губами, отрубал колючие сухие слова:
– Подъе-ем! Кому говорю… Вста-ать! Немедленно! Выполнять приказ! Продолжать движение! Тоже мне, интернационалисты! Где командир?
Орлов медленно приподнялся, закинул автомат на плечо, угрюмо наклонил голову. Рыков остановился перед ним, сжав красные обветренные кулаки. Первое время он не находил от возмущения слов. Губы у него бессильно шевелились, а взбешенный взгляд сверлил крепкую бронзу орловского лба.
– Вы самовольно вышли из связи, – Рыков расстегнул кобуру. – Вы пытаетесь обособиться, поставить себя вне моих приказов, вне всяких требований, – Рыков рывком достал из кобуры пистолет. – Но вы пока еще военный человек, – Рыков махнул пистолетом. – И у меня достаточно средств, чтобы заставить вас подчиняться.
Орлов исподлобья взглянул на Рыкова:
– Я пока еще командир роты?
Рыков усмехнулся:
– Вот именно, пока что да…
Орлов махнул Андрею рукой:
– Шульгин, прикажите людям продолжать прием пищи и отдых. Ступайте. – Повернулся к начальнику штаба, сказал вполголоса: – Если я еще командир роты, то прошу вас не мешать мне командовать личным составом. И пока я не снят с этой должности, подменять меня не нужно.
Рыков резким, порывистым движением шагнул к Орлову, раздраженно откинул ногой открытую банку с тушенкой. Рассыпались по камням смерзшиеся кусочки мяса.
– Это уже вопрос принципа!.. Если вы сейчас не начнете движения, я вынужден буду стрелять…
Он поднес к лицу Орлова дрожащий вороненый ствол пистолета.
Орлов с презрением сузил глаза.
– У вас в руках не оружие, товарищ майор, – Орлов покачал головой, – у вас в руках детская игрушка. Пукалка. Поверьте моему опыту, пока вы будете снимать ее с предохранителя, я успею перекрестить вас тремя очередями из своего автомата. – Усмехнулся. – Так что давайте перенесем наш разговор в расположение полка, – Орлов кивнул в сторону Файзабада. – Вы напишите на меня рапорт, а я дам командиру полка подробные объяснения. Для вас бумажная дуэль будет выгоднее.
Рыков долго стоял в напряженной позе, сжимая побелевшими пальцами рукоятку пистолета. Наконец обронил сухим, ненавидящим голосом:
– На привал даю двадцать минут. Ни минуты больше. А в полку я уже буду разговаривать с вами по-другому. Приготовьте партийный билет. Там вы уже не будете выглядеть таким гер-роем. Запор-рожский атаман!..
Он круто развернулся и пошел, сверкая черным пламенем начищенных полусапожек. Орлов только сейчас заметил, как празднично лоснится на нем отутюженная ткань брюк с аккуратными линиями стрелок.
51
Падающий снег густел, превращаясь в несущуюся с неба снежную кашу. На глазах вырастали пушистые белые шапки на камнях. Неожиданно сорванные ветром, взлетали в воздух снежинки, рассыпались колючей снежной пылью, неслись вверх туманным морозным вихрем. Стемнело. Вокруг солдат встали плотные снежные стены.