– Скорость высоковата. Для прямого выстрела это хорошо, но вот останавливающее действие, думаю, под вопросом, – задумчиво высказал я свои мысли, отвечая на вопрос командира, как вообще эта винтовка стреляет.
– Поясни, – попросил поручик.
– Да просто все. Калибр небольшой, пуля летит с очень высокой скоростью, она, как мне кажется, прошибет насквозь и двоих за раз, да вот остановит ли? Нет, понятно, что рана будет серьезная, но в атаке человек, который в горячке получил такое ранение, сразу может и не понять этого, глядишь, учудит еще чего, успеет рубануть, или скажем, выстрелить в кого-то. Пуля должна валить с ног. Но ничего, думаю, в бою проверю, если что, навеску можно чуть изменить, только весы бы аптекарские где добыть… а пока нужно на мишенях по возможности потренироваться, да с пулей поэкспериментировать, может, что-то и удастся изменить.
– Найдем тебе весы, но позже, – уверенно ответил поручик. – Нам сегодня на выход ночью. Я бы тебя, конечно, не стал брать в первый день, не знаем еще друг друга, но думаю, ты не подведешь.
– Постараюсь оправдать ваше доверие, вашбродь, не пожалеете. Идем далеко?
– Пока не доводили до нас. Ближе к вечеру, скорее всего. Если дела есть, делай и отдыхать, ночка будет тяжелой. Вон, дождь собирается, а значит, будет грязно.
– Я тогда винтовкой займусь, если не возражаете? – спросил я.
– А что с ней еще надо делать? – даже удивился поручик.
– Да надо бы прикрыть эту красоту, больно уж блестит, – показал я на ложе. Оно было так покрыта лаком, что блестеть будет сильно, за версту увидишь.
– Ну вот, такую красоту и закрывать?
– Это ж боевая винтовка, а не для украшения стены, поэтому да, прикрою.
Попросился на склад, отпустили, заодно подсказав, где он находится. Не близко оказалось. Там у серьезного вида унтер-офицера я полчаса выпрашивал старых и рваных мешков. Вот же собака уставная, не положено, говорит, и баста.
– Я вам в сотый раз объясняю, мне не домой их нести, а для службы…
– А я тебе в сотый раз повторяю, не положено!
– Я вижу, что не положено, а вы положите, – не прекращаю давить я.
– Это ты чего сейчас, пошутил так, да?
– Господин унтер-офицер, ну что вам, жалко драной мешковины? В самом-то деле? – все же я устал.
– Мне все сдавать нужно.
– Да ладно, кому она нафиг нужна?
– Нафиг, как ты говоришь, может, и не нужны, а сдать я обязан.
– Черт с вами, а если требование от командира принесу?
– Попробуй.
– Так по требованию вы мне хорошие должны будете дать, а я прошу старье, рваные и грязные.
– Ладно, черт с тобой, но дам только пару штук, – сдался каптенармус. Черт его подери, они во все времена и во всех армиях одинаковы.
Все же убедил я его. А может, напугал. Опытный кладовщик сразу смекнул, что если ему прикажут, то он вынужден будет выдать мешки, причем хорошие, а тут старье просят, вот и согласился.
Получив наконец то, что просил, я вернулся в расположение и занялся кройкой и шитьем. Да, все по старой памяти, чего велосипед-то изобретать? Резал на ленты и сшивал по месту, обматывая винтарь так, чтобы нигде не соскальзывала моя эрзац-лента, да и в руках чтобы сидела четко.
– Эк у тебя справно получается! – восхитился моей работой один из новых сослуживцев. – Прям как швея иглой машешь. А у меня шинель все не получается зашить. Рукав отваливается, я его вроде пришиваю, а он все одно отваливается…
– Нитки дерьмо, – прокомментировал я, – давай сюда, своими зашью.
Мужик так на меня уставился, что пришлось повторить. А было все просто. Тут реально нить какая-то дерьмовая, старая и тухлая, что ли? Я сплел в косичку сразу три, по толщине нормально получилось, не слишком толстая, зато стала реально крепкая. Сослуживец, Никанор Ветлюжный, во имечко предки ему придумали, робко снял шинель, а я понял, чего он стеснялся. Вшей на ней было… У меня тоже были, до госпиталя, наверное, скоро тоже обрасту ими по новой. Встряхнул шинельку пару раз, уселся, а через пять минут позвал бойца принимать.
– Держи, думаю, послужит еще, – передав вещь Никанору, глядел на его реакцию. – Ты бы прожарил ее, хоть над костром, все меньше живности будет.
– Да собирался как раз, перед выходом, а то совсем зажрут. Одно в нашем деле точно лучше, пока по лесам да полям шатаемся, букашки не пристают, не успевают. – И все, кто слышал, заржали. – Спасибо тебе, браток, я отдарюсь…
– Не бери в голову, мне было несложно, – успокоил я сослуживца. – Если найдешь где кусок кожи хорошей, мало ли у немцев попадется, прихвати пожалуйста.
– Чего-то сшить хочешь? Нужное? – заинтересовался Никанор.
– Да, для меня точно нужное. Видишь это? – я достал аккуратно из-под шинели прицел. – Вещь хрупкая, но для меня очень нужная и ценная. Из кожи я смогу футляр сшить, тогда проще хранить будет.
– Это дело, если что попадется, сразу скажу, – кивнул Никанор.
Остаток дня и вечер прошли в подготовительных хлопотах, но они скорее были приятными, ибо в это время ты готовишь то, что потребуется в походе. Интересно было наблюдать за коллегами. Парни деловито вытаскивали вещи из своих вещмешков, а затем складывали назад. Те, кто постарше, провели короткую молитву, я даже подсматривал немного. Затем был короткий сон, а около двенадцати ночи нас построили и отдали приказ.
– Выдвигаемся. Воронцов!
– Тут, вашбродь.
– Подойди.
Поручик показал карту, ему уже доложили, что я грамотный, поэтому он тут же поставил меня своим замом, заодно рассказав, куда и зачем идем. Приятно, конечно, хотя и вызвало недоумение.
– То… Господин поручик, разрешите высказать свое мнение? – чуть не ляпнул лишнего я.
– Да, конечно, – спокойно так, с интересом в голосе ответил командир.
– Я бы не шел всей группой сразу в село. Вот здесь вроде место должно быть хорошим, укрыть часть группы так, чтобы она смогла прикрыть тех, кто непосредственно пойдет в село за «языком».
– А почему мы должны разделяться? Всей группой же спокойнее, больше народа, легче отбиться?
– Отбиться все равно не получится, сами видите, тут расположен гренадерский батальон, раскатают как щебенку. Да и задача у нас стоит не отбиваться, а дело сделать. Если поляжем там все, кто задание выполнит? Кажется, задача стоит совершенно понятная.
– Ты трусишь? – без подозрения в голосе, так же спокойно спросил поручик.
– Почему трушу? Просто задание какое? Привести «языка»? Добыть информацию? А какой смысл в наших смертях? Задание-то останется не выполненным. Какой прок полку от невыполненного задания?
– Короче!
– Только не нужно снова обвинять меня в трусости, просто выслушайте. Если прикажете, пойду хоть один, мне не страшно, но задача снайпера – прикрытие. Если мы займем заранее эту высоту, – я вновь указал точку на карте, – я в одиночку смогу прикрыть всю группу. У меня село – как на ладони будет, ежели, конечно, карта не врет. В цепь враги один черт не развернутся, да и ночь на дворе, большинство будет просто спать. Меня они не увидят никогда, а вот на фоне огней в селе я их буду видеть очень хорошо.
– Каких огней, сам же говоришь, спать будут?
– Видел уже, как немцы службу несут. У них огней в местах дислокации, как в городе во время праздника. Не знаю, темноты боятся, что ли, или просто для того, чтобы самим все вокруг себя видеть, но только это так и есть.
– Хорошо. Я подумаю. Будем на месте, сообщу решение.
– Как прикажете.
Нет, ну а что такого? Я ведь все по делу говорю. На фига снайпер нужен, тем более ночью, если сходится столько удачных факторов. Да, конечно, если на месте мы увидим темные дома, вместо того, что я говорил, сам попрошусь в передовую группу. Но вариант с прикрытием предпочтительнее. А вообще, я привык, что у нас Батя всегда выслушивал младших по званию и иногда вносил коррективы.
Дальше было еще смешнее. Рейд чуть было не закончился, не начавшись. Оказалось, что идти приказано пешком, а то ребята рассчитывали на лошадках добираться, но их обломали. Путь не то чтобы длинный, всего-то десяток километров, на мой взгляд пустяк, но люди тут привыкли к четвероногим помощникам. Сам я тот еще наездник. Ну не было практики у меня в моем времени. А тут вообще почти не ездил, не было возможности. В госпитале, ссылаясь на боль в спине, попросил у конюха лошадку, дескать, надо начинать привыкать. Тот, видя, как мне еще якобы больно, подогнал справную, тихую и спокойную клячу, такую старую, что она при всем желании скакать бы не смогла. Ну я и начал учиться. Тихим шагом вполне получалось, причем сразу, но что будет при галопе или рыси, понятия не имею. Ноги болели, точнее даже пах, после первого раза, наверное, неделю. Позже, когда стал ездить почти каждый день, мышцы привыкли, а кожа на ляжках стала грубеть, мозоли там, что ли…
Выдвинулись в путь. Отряд насчитывал двенадцать человек, жаль, но ни одного пулемета у нас не было, только винтари. Гранат и патронов хватало, я еще надыбал лески, так, вдруг надо будет, а у меня есть.
Шел вторым, позади командира. Полем было легко, дождь все же не пошел, было сухо и от того даже хорошо как-то. Через пару километров начнется лес и обойти его нельзя, слишком далеко, так что придется пробираться сквозь приличную чащу, леса тут хорошие. Ночью, в лесу, двигаться довольно тяжело. Тут и вес сбруи сказывается, и то, что нужно идти осторожно, чтобы не нарушать скрытность. Хотя половине бойцов на это было плевать. Ну, точнее, не заморачивались ребята с этим, их же никто не учил. Может, пластуны какие и умеют ходить, как надо, но тут-то обычная махра. Переваливались с ноги на ногу, попался сучок, давят как каток.
К нужной высоте мы подошли только к пяти утра, устали как собаки, в лесу еще и болотце оказалось, пришлось обходить, а это крюк. В общем, упали в кустах в укромном месте, даже не выставив дозор. Но я недооценил поручика.
– Так, ребятки, – обращался командир с нами запросто, да и молодые все в отряде, так что ему было в этом плане легче, он самый старший из нас, – двое наверх, смотреть во все глаза. Полчаса на отдых и выдвигаемся. Воронцов, село-то темное, как будешь стрелять?