– Да какого хрена, все равно командиры заберут! – прошептал я и достал бутылку «невеселой Клико». Да-да, от жадности хапнул сразу две бутылки. Понимаю, что мне бы сейчас спирту, но что есть, то есть.
Глотки благородного напитка упали как бальзам. Да, понимаю наших аристократов, действительно, хорошая вещь. Пузырьки шибанули в нос, а в животе прокатилась волна, главное, чтоб желудок отреагировал правильно.
Чтобы зафиксировать пальцы, оторвал подол нательной рубахи и туго забинтовал руку, стараясь делать так, чтобы ей все же можно было пользоваться, хоть и ограниченно. Заодно пристроил пистолет так, чтобы быстрее выдернуть, если что, из винтовки мне пока не стрелять.
Сидеть было скучно, время тянулось просто песец как медленно. Достал и разложил перед собой бумаги из чемодана. Больше всего тут было карт местности. Жаль, не всего фронта, даже не какой-либо части, а лишь полосы в двадцать километров по фронту. Зато были указаны все подразделения, стоявшие как на передке, так и в тылу, причем на большую глубину. Пехота, артиллерия, даже кавалерия, много тут фрицев, да и австрияков хватает. Указаны как численность пехоты и артиллерийских стволов, так и боезапас ко всем орудиям, очень нужные сведения. Более того, есть данные даже по поставкам, когда будут, сколько и периодичность их подвоза. В общем, не зря руку сломал, да и парни погибли не зря.
Всякие отчеты, записки и рапорты я отложил в сторону, позже посмотрю, сейчас хотелось выяснить, где я, хотя бы примерно. Потратил минут пять, но вроде как сориентировался, да, далековато мне еще. Если все правильно посчитал, то на машине забрал лишку вправо, дорога так шла, а значит, мне надо идти севернее, а лишь затем поворачивать на восток. Около десяти километров, может чуть меньше, за ночь пройду, конечно, если рука не разболится сильнее. Пока вроде дергать стала меньше, может, и успокоится.
– Вот же суки, как устроились! – я шептал, разговаривая с умным человеком, с собой, конечно, лежа в ложбинке прямо на поле. Передо мной нейтралка, но какая-то не такая. Где мы переходили прошлой ночью, не понимаю, явно не здесь, ничего знакомого не узнаю. Да и слишком мало я после госпиталя был на фронте, чтобы изучить местность. Какие-то сгоревшие домишки, одни печки точнее стоят, когда шли сюда, их не было. Плюс местность впереди повышается, а значит, это высота. На ней могут быть наблюдатели, причем как наши, так и немцы. Вечером я слышал звуки боя где-то правее, возможно, тут и нет никого, но позади я оставил небольшое подразделение врага, обойдя по кругу. Признаков того, что за высотой ведется наблюдение, я не заметил. А вот в тылу у немцев начался пожар. Пока добирался до передовой, дважды чуть не влип. Усилили все посты, немцы носятся как наскипидаренные, наверное, по шее получили за мою выходку. Интересно, сколько пострадало при подрыве на гранатах?
Ползти дальше мешала «колючка», как-то ее придется преодолевать, а у меня кроме винтовки, ничего нет. Стоп, есть еще шинель, только нужно ее снять, а сделать это и остаться не замеченным, будет сложновато. Окопы врага, метрах в ста пятидесяти позади, вокруг темно, ночь, но сука, всегда, когда расслабишься, появится какое-нибудь дерьмо.
Ждать дальше я не стал, ибо через пару часов рассвет, а мне нужно успеть дойти. Раздевшись, вновь изготовился ползти. Сначала пропихнул все вещи под колючкой, только чемодан пришлось с помощью винтовки перекинуть на ту сторону. Затем, сложив шинель вдвое, накинул ее на проволоку и начал осторожно перелезать. Сломанная рука доставляла огромное неудобство, был бы еще гипс на ней, полбеды, а так, чуть заденешь, да даже просто напряжешь пальцы – и искры из глаз. Хорошо хоть банки еще не научились подвешивать на колючку, или просто тут их не было, но все прошло тихо. Только штаниной все же зацепился и чуток порвал, да шинель замучился с колючек отцеплять, а так все получилось. Впереди пустая полоска земли, за ней уже наша колючка, ну, это я так думаю, а затем уже и высота. Сколько ни вглядывался, никого и ничего на ней не обнаружил.
Как я смог все это провернуть и вернуться назад? Наверное, ответ в моей прежней подготовке, знаниях и опыте, а может, в простом везении и помощи свыше. Я долго служил, оставался в живых в очень серьезных передрягах, порой было очень страшно. Но я жил, выживал, познавал себя и мир. Обычно в книгах упоминаются сверхвозможности людей, полученные ими во время каких-то катаклизмов или испытаний. У меня ничего такого нет, никаким гипнозом я не обладаю, не умею усыплять людей прикосновением к нужным точкам, хотя некоторые точки и знаю. Все, что я умею, это тихо и незаметно передвигаться, даже по городу, поверьте, это возможно. Умею хорошо стрелять, правда, немного надо приобрести опыта для этого тела, тогда будет все еще лучше. Глазомер отличный, руки, как продолжение винтовки, что еще надо? Знания языков? Получал их всю свою тридцатилетнюю жизнь. На самом деле выучить сложно только один язык, например, французский. Затем все идет как по маслу. Для русского человека в языках всегда была только одна проблема. Если торопиться, то начинаешь перескакивать с одного на другой. Но это проблема решается в голове. Просто, находясь в определенной среде, нужно стараться переключать восприятие и начинать думать именно на том языке, на каком говорят окружающие. А этому нужно много учиться и работать со своей головой. Тяжело дается язык тому, кто строит фразы в голове на русском, а затем их переводит, так нельзя. Такая форма общения подойдет для туриста, но не для разведчика. Нас учили думать так, как думает потенциальный противник. Работа с психологами была неотъемлемой частью подготовки. Это, кстати, отличные ребята, кто бы что ни думал. Больше всего нравится в них то, что они могут объяснить буквально все, простыми словами и так, что поймешь сто процентов. Более того, ты начинаешь думать подругому, и это помогает в твоем деле. Помню, многие у нас в армии очень не любили встречи с мозгоправами, а мне даже нравилось, посидишь, поговоришь. Ясно, что приходилось следить за речью, а то непременно к чему-нибудь прицепятся, но их труд также нужен в армии, как и на гражданке.
Да, я выполз из той задницы, в которую угодил в первом же рейде с группой так называемых партизан. Вышел с приварком. Когда я ввалился посреди ночи в окоп с нашими солдатами, был тут же обласкан ими до глубины души. Ухо болело неделю, губа, разбитая о чей-то кулак, чуть дольше. Ну, а те, кто меня встретил, болели чуток дольше, переломы, знаете ли, долго заживают. Махал руками и ногами я так, как будто в последний раз. Чуть до оружия не дошло, слава богу, командиры вовремя подоспели.
Когда во всем разобрались, меня мгновенно переправили в штаб. Да не полка, а сразу дивизии. Принимал меня лично Антон Иванович. Вот кто бы сказал мне там, что повстречаюсь с будущим белым генералом… Дядька серьезный, понравился мне сразу. Было в нем что-то такое, что выделяло его из когорты штабных офицеров. Может, это его происхождение сказывается? Предки-то у него далеко не дворянами были. Лицо спокойное, чуть полноватое, как, впрочем, и тело. Но эта полнота только добавляла ему очков, он как бы солиднее выглядел от этого. Говорил спокойно, без заносчивости и торопливости, характерной нынешним офицерам, которые часто выслушивают доклад, а сами зевают. Деникин вывалился из моего представления о высших чинах в армии. Хотя, быть может, все дело в добытых мной трофеях.
Гуляя по парку, наслаждался видами конца золотой осени девятьсот пятнадцатого года. Одернув мундир, на котором сверкали два креста, я машинально улыбался в душе. Да, награды были щедрыми. Отправив меня на излечение, слава богу, что в этот раз были только ушибы и сломанные пальцы, дали месяц отпуска. Даже чуть стыдно было, когда отпуск обозвали – по ранению. Предлагали съездить домой, отказался, настаивать не стали. Антон Иванович представил меня к повышению в чине, если выгорит, стану младшим унтером, уже что-то. Непривычно как-то в рядовых ходить, хоть и ефрейтор сейчас, не рядовой, но один черт. Если не отправят в партизаны, то скорее всего, буду командовать отделением стрелков-снайперов. Я наглядно доказал их важность на поле боя. Нет, не стрельбой. В документах фрицев были прошения на имя аж самого Гинденбурга. Просил подполковник Малковски именно снайперов, ибо они наносят существенный урон противнику, уничтожая русских офицеров и тем самым дезорганизуя наши войска. Когда документы были изучены, штабные признали, есть такой факт на поле боя. В первую очередь, это подтверждалось большими потерями в офицерском корпусе. Офицеров явно стало не хватать, убыль огромна. Сообразив, наконец, что протестами к врагу они ничего не добьются, наши чиновники и армейцы согласились, что такой вид пехотинца, как стрелок-снайпер, необходим.
Меня вызывали на совещание, Марков донес до Деникина мои мысли по созданию отряда снайперов. Я поправил полковника, что нужен не один отряд, а чем больше, тем лучше. В каждой роте должно быть отделение стрелков-снайперов, тогда эффективность как в наступлении, так и обороне увеличится на порядок. Делал зарисовки, объясняя свои мысли. Слушали меня внимательно, даже не перебивали. Понравилось. Ни разу ни один из офицеров не назвал «сукиным сыном», как это любили показывать в советском кино. Дескать, это так «ласково» офицеры благодарили солдат за хорошую службу.
Из того отряда, в составе которого я уходил на задание, не вернулся никто. Зато и наши через пару дней накрыли группу немецких разведчиков. Это я посоветовал лучше охранять штабы и усилить передовые и тыловые дозоры. Разведчики ведь не только через передок ползают, могут и с тыла зайти, тем более что войска у нас не сплошной цепью стоят. Жалко было парней, хоть и не знал я никого из них достаточно хорошо, но все же. Даже легкий укор себе сделал за то, что сам предложил устроить дозор на том месте, где парней и обнаружили. Как бы прошло, если бы так не поступили? А черт его знает, может, и вовсе бы сразу всех положили, поди теперь угадай.