как раз из таких. Поколение за поколением только и придумывали, суки, как из людей побольше денег выбить, не самим же работать. По мне, так надо было давно отменить вообще эту хрень. Родился ты в семье дворянина, князя, барона, графа – хорошо. Но сам стать дворянином сможешь, только когда заслужишь. Привилегией для таких людей могла быть возможность поступить в университет, на службу в гвардию или еще куда-либо. Но иметь высокое положение просто потому, что кто-то из твоих предков сто, а то и триста лет назад заслужил титул или орден? А может, и вовсе не заслуживал, а удачно купил или оказался в нужном месте, так за это все его последующие поколения должны почивать на лаврах? Бред. Так и появляются, повторюсь, мажоры, ни хрена не умеющие, так еще и с гонором.
Никакой аудиенции не было и в помине. Награжденных было много, я получал практически последним, двое всего за мной были, оба унтер-офицеры. Пока шла церемония, двигаться я не мог, но перед уходом из зала все же смог немного замешкаться и подбросить бумаги с признаниями мертвых депутатов. Там были и пару листов, написанные лично мной, так, черкнул немного, руководствуясь муками совести. Поверят, не поверят, да и вообще, дойдут ли бумаги до царя, дело десятое, но положил я их прямо к нему на стол, поверх других бумаг, которых было тут в избытке. Царь как раз находился ко мне спиной, обходя этот стол, видимо, собираясь присесть за него, вот я и подкинул. Надеюсь, вышколенная охрана все же не заметила, ибо за мной никто не побежал, да и позже не задержали. А уж как пришлось утянуть мундир, чтобы не заметили спрятанное под формой, не передать словами. Вытащить оказалось проще, чем пронести, народу много, вытянул так, что никто и не заметил.
В канцелярии мне выдали все полагающиеся документы и подсказали, где справить новую форму. Кстати, а ведь мне повезло получить настоящие награды, а не те висюльки, что начнут выдавать уже в следующем году. Пока еще, хоть уже и наполовину разбавленные, но первые две степени Креста за храбрость были из золота, а остальные из серебра. Пояснили мне, как согласно статуту знаков отличия их правильно носить, там столько нюансов было, заманаешься все помнить. При полном банте, как у меня, носить только первую и третью почему-то. Если произведут в офицеры и наградят офицерским орденом Георгиевского креста, эти уже не носить. Ну и так далее. Был порадован тем, что мне всерьез увеличили жалованье, вроде как раза в полтора. Приятно. А вот то, что форму нужно было шить самому, удивило. Я ж не офицер или придворный, думал, что низшим чинам выдают. Ан нет, заказывайте сами, господин подпрапорщик, повседневную, на фронте выдадут, а парадку будьте любезны построить лично.
Эх, вот теперь бы я поговорил с тем моим первым командиром, прапорщиком Шлеменко. Попробовал бы он на меня замахнуться или на ты что-то вякнуть. Все, ко мне нельзя теперь с кулаками, заслужил, так сказать. И как тут не любить этикет и правила? Ха, вот если бы избранно их употреблять…
Отпуск окончился быстро, я едва успел сделать пару насущных дел, это мне на войне пригодится, да отдохнул чуток. По бабам не ходил, хватило и одного взгляда на местных работниц старейшей профессии, чтобы, нервно сглотнув, уйти прочь. Блестящие от кокаина глаза, марафет такой, что актрисы из немецкой порнухи девяностых, причем из самой «грязной», выглядят милыми домохозяйками, по сравнению с внешним видом местных жриц любви. Как-нибудь обойдусь, тем более на фронте о них и вовсе не вспоминаешь. Нет, вру. Последний раз в лазарете, это когда царапину от пули обрабатывал, мое мужское естество встрепенулось было, понравилась мне одна сестра милосердия, чего скрывать. Но блин, тут сейчас не знаешь, как и подкатить-то. Все как-то сложно, нет, не люблю правила!
За время отпуска и прогулок сделал я еще одно нужное и важное дело. Нашел артель, где возятся с какими-то котлами и другими железками, и заказал одну вещь. Точнее, несколько экземпляров одной. Я с самого начала, как отправился в первый раз на вылазку в тыл врага, пожалел об отсутствии тихого оружия. С ножом я на ты, но метров с десяти, это уже для кино. Вот и заказал наконец себе глушитель, так как что-то сложное и технологичное сделать мне тут не могли, на это надо время и материалы, заказал обычные, с прокладками из толстой резины. Да, они не так долговечны и эффективны, но зато более или менее просты в изготовлении. По приезде в часть переделаем несколько наганов для моих парней, у меня-то сделан под мой «браунинг», правда, возни с ним было много. Я уже опробовал его, конечно, не совсем то, что хотелось бы, да и длина приличная, но это было уже лучше, чем ничего. Главное, надо пристрелять как следует, привыкнуть. Я еще с патронами поколдую, может, удастся еще снизить шум, путем уменьшения навески пороха. Мне из пистолета на двести метров не стрелять, особенно в тылу врага, а уж стабильности на полусотне я вполне себе добьюсь. Главное, чтобы вместе со звуком выстрела не потерять эффективность, а то будет тихим, а вместо выстрела плевок, вот будет потеха. Когда обдумывал все это, в голову пришла замечательная идея. Как раньше-то не вспомнил об этом? В полку, у одного из офицеров, командира роты, если точнее, я видел неуставной пистолет. Сначала не придал этому значения, ну висит у того большая кобура, и пускай висит. А позже, во время подготовки к бою и разглядел сей инструмент. «Кольт»!
Как я мог забыть о том, что он уже выпускается и вовсю используется. Это я о модели «1911», разумеется. И вот, вспомнив об этом, пошел искать магазин оружия, где с удовольствием и прикупил себе данный агрегат. Патронов только в наличии оказалось маловато, всего триста штук, а мне ведь и пристрелять его надо, да и просто поиграть, мы ж солдаты те же дети. Пришлось тут же и его переделывать, точнее отдавать в переделку. Как уж я объяснялся с мастеровыми, пропущу, но вопросов была тьма. И вот когда, вернув назад «кольт» вместе с глушителем, я и получил наконец то, что хотел. Выстрел очень тихий, патрон-то дозвуковой, и при этом за счет того же патрона убойная сила на месте. Эх, вот уж постреляю теперь, бойтесь, враги.
– Чего тебе, служивый?
Да, правы были историки, для этого человека не существовало авторитетов и званий, он и с царем запросто общается.
– Скорее уж, – я поправил папаху на голове, – это тебе нужно.
Сколько ни думал, но все же какая-то мистика в истории Распутина есть. Я четко помнил его изречение о том, что царской чете придет конец, когда умрет Распутин. Если, конечно, это все не выдумки. Вот и захотелось мне попробовать задействовать еще и этот рычажок.
Узнать адрес столичной квартиры старца вышло легко. В кабаке вечерок провел, заодно винца опробовал местного, поговорил с людьми, и вот я перед Григорием Ефимовичем.
– Мне, говоришь? – старец прищурился. А взгляд у него тяжелый, но я смотрел прямо и не думая отводить глаза, хоть и чувствовал себя не очень комфортно. Гипноз не гипноз, но чем-то он явно обладает, смотрит, как будто внутрь тебя. – Дай мне руку!
Размышлял всего секунду. Старец взял мою ладонь в свою правую и накрыл левой. Глаза его прикрылись, а у меня по телу прокатилась дрожь, сменившаяся жаром.
– Первый раз такое вижу, – открыл глаза Григорий Ефимович и отпустил мою руку. – Ну-ка, пойдем поговорим! – жестом приглашая меня проследовать в дом, а встретил я его на улице. Я двинулся за Распутиным.
Квартира была небольшой, что удивило, с его-то влиянием и связями! Выходит, не особо он печется о своем комфорте, а мог бы жить, как царь. Мы прошли в небольшую комнатку, похожую на кабинет какого-нибудь руководителя среднего звена. По моим меркам. Стол, красивый, массивный посреди комнаты, несколько стульев расставлены вдоль стен. Старец предложил мне взять любой и садиться, а сам взял из темного, как будто битумом облитого буфета бутылку.
– Пригубишь? – вопросительно посмотрел на меня старец и тут же добавил, увидев мой взгляд: – Вижу, что не любитель, хорошее дело.
– Если хорошее, зачем сам злоупотребляешь? – я говорил с ним на ты, показывая всем видом, что не заинтересован в его услугах.
– Я не напиваюсь, просто вкус нравится, – словно оправдываясь, проговорил Распутин.
Я разглядывал его, а он меня. Каким я его себе представлял? Да вот, наверное, именно таким. Волосы чистые и убраны в пучок, хиппи, мля. Глаза большие, но в постоянном прищуре кажутся уже, чем есть, очень внимательные, а сам взгляд пронзителен.
– Странный ты, служивый…
– Есть такое, – согласно кивнул я.
– Смотрю на тебя и не пойму, по виду – годков двадцать тебе, а… – он замялся на секунду и продолжил: – А душа как будто старше.
– Знаешь, зачем я пришел до тебя, Григорий Ефимович? – серьезно спросил я.
– Ты не здешний, не отсюда, – внезапно продолжил Распутин, – не спорь, я вижу это. Твоя душа заняла новое тело, так? Не ври.
– Не знаю точно, – спокойно вздохнул я. – А разве душа может вселиться в тело уже умершего?
– Может, неисповедимы пути… Думаешь, откуда я многое знаю?
– Что, ты тоже откуда-то переселился? – охренел я от ответа.
– Да, но в прошлой жизни прожил недолго, до восемнадцатого года, вот и вижу только те события, что уже видел.
– А изменить не пробовал? – серьезно спросил я и сам уставился на Распутина.
– А что я сейчас делаю? – усмехнулся старец и сделал глоток своей любимой мадеры.
– Так значит, свою судьбу видишь?
– Ты о смерти, что ли? – как-то даже расслабленно произнес Григорий.
– О ней, – кивнул я.
– Не изменить это, никому не под силу!
– А ты пробовал?
– Я не могу бросить маленького царевича…
– Уговори немку отпустить его с тобой, а лучше и ее забери. Нужно уехать далеко, чтобы не достали.
– Думал я над этим, не оставит она Кольку, любят они друг друга, сильно любят. Врозь им не жить.
– А убедить Николая оставить трон и уехать? Ведь ты же можешь!
– Он не хочет бросать Россию в такой момент. Братик навязал ему войну только для того, чтобы прибрать Россию-матушку, Колька это понимает.