е не дураки. Если видят, что их нагло отстреливают, тут же начинают артобстрел. А нашим в окопах это надо? По одному, по два, но каждый день убыль в войсках имеется, а солдаты все на счету. Поэтому нам для начала приказали уйти из окопов, чтобы не навлекать на других солдат беду, думаете, помогло? Смешно. Мы и с флангов работали, и на нейтралку выползали, врагу-то все одно. Убили у них кого-то, сразу обстрел.
– Надо что-то делать с этими обстрелами, – рассуждали мы, сидя вечерком у костра. Холод собачий, январь на дворе. Последние пару дней мы не охотились, слишком холодно, вон, враги вообще носа не показывают из своих блиндажей.
– Так ведь предлагали уже командиру, сам же говорил, что не пускают! – Старый сплюнул себе под ноги и закинул в рот сухарь.
– Опять пойду просить. Ну, в самом деле, мы же спокойно можем к ним пройти, особенно сейчас, они все замерзли там, самое время. Иначе для нас все это рано или поздно закончится одним, прямым попаданием. У врагов очень много боеприпасов, а солдат сейчас мало, вот они и держат нас на расстоянии, давя артиллерией. Если не сейчас, то позже может быть уже поздно.
– Попробуй, – кивнул Старый.
И я побрел к штабу полка, благо располагались мы рядом, буквально в километре. В темноте идти даже по своим позициям страшновато. У нас лес за спиной, а в нем всякое может быть, правда, последнего зверя, кабана, видели месяц назад, уходят звери, война она кого хочешь заставит покинуть родной дом.
Да уж, примерзли не только враги, а и наши бойцы. Пока шел в штаб, два поста обошел, меня даже не окрикнули. Я уж испугался, думал, вдруг австрияки шалят, ан нет, просто холодно, часовых хоть и меняют каждый час, а все одно, замерзают люди, вот и прячутся. Обморозиться сейчас много ума не надо, бойцов беречь нужно, им еще воевать.
– Здорово, Масленников, господин генерал у себя? – У входа в командный блиндаж часовой был. Я его уже хорошо знал, как и он меня. Их тут всего пятеро и все меня прекрасно знают, ибо бываю тут частенько. Сейчас вот ефрейтор Масленников стоит, Семеном звать.
– После бани, чаевничают превосходительства, – улыбнулся ефрейтор. – Тебя ждут?
– Не, доложи, пожалуйста, разговор есть.
– Они там вдвоем с начштаба, вроде как выпили чуток, после баньки-то.
– Ну, это их дело, – пробормотал я, ежась от холода. Черт, действительно дубак стоит такой, что ежели не двигаться, замерзнуть можно враз. Форма идиотская, летом жарко, зимой холодно.
– Давай, проходи, снег стряхни только! – вернулся с доклада ефрейтор и подал мне веник.
Я обмахнул валенки, да уж, в сапожках я бы тут вообще охренел, и вошел внутрь. С валенками был прикол. Носили их в это время офицеры и очень редко кто-либо еще. Мне мои достались случайно, подарок от начштаба полка, во как. А солдатам в любое время года мучайся в сапогах, беда зимой в них, с обморожениями проблема стоит очень остро, и решать ее никто не думает.
«Эх! Нам бы в землянке так!» – Натоплено внутри блиндажа было так, что хоть в майке ходи. Начальники, кстати, сидят в одних кителях.
– Заходи, Воронцов, заходи. Чего опять удумал? – Вот, всегда так встречают, привыкли, что каждый раз чего-то предлагаю.
– Ваше превосходительство…
– Да брось, я ж тебе говорил уже! – Точно, говорил. Марков приказал наедине обращаться по имени-отчеству. Вообще, он удивительно простой с виду человек, не выделывается, но в основном это просто со мной так, все-таки он тоже плюшек через меня от руководства хорошо получил. На самом деле, он довольно жесткий командир, а вот Антон Иванович, напротив, гораздо мягче к людям. Но это, конечно, лично мое восприятие.
– Так точно, Сергей Леонидович. Разрешите предложить?
– Ха, ты опять угадал, Сергей! – воскликнул начштаба, они друзья с Марковым и наедине так же свободно общаются. Да-да, наедине это не только с глазу на глаз, меня они считают кем-то вроде стены, никому и ничего не передам, и не расскажу, вот и ведут себя вольготно. Да и прав был Масленников, пьяненькие они, видать, хорошо попарились.
– Противник замерз, я думаю… – начал я, но меня вновь прервали.
– Не один он, наши солдаты тоже чуть живые, – вновь подал голос начштаба.
– Вот и говорю, самое время сходить к ним в гости. Надо решать с этой чертовой артиллерией, жить совсем не дает.
– И что ты хочешь? Перестрелять всех? А толку? Новых привезут и начнут еще сильнее бить.
– В том-то и дело. Вы же видели, как им в атаки ходить удобно, местность позволяет. А у них за спиной, всего в двух километрах село.
– Так разведка доносит, что там полк квартирует. Я тебя понял, ты тут наступление решил устроить?
– Справа у нас позиции хорошие, там хрен пройдешь, слева вообще соседи чуть выдвинуты вперед, за что им и прилетает регулярно, а мы что же?
– Так проходы нужны, как пехоту вести?
– Мы на себя возьмем артиллерию. А нейтралку, думаю, протралить надо.
– Мы ж не на море. Чем ты мины тралить будешь, они под снегом, где их там найдешь!
– А мы гирлянду сделаем, из зарядов, а потом рванем. Будет проход, причем хороший.
– Да думали уже, но нельзя. Захватив их позиции, ничего не добьемся, а если брать село… Подставим фланги, и нас зажмут. Ты Воронцов парень умный, вот и подумай, нужно ли это делать?
– Да нечем австрикам нам охват делать, нечем. Немцы ушли во Францию, последний «язык» же вам все на блюдечке принес…
– Это верно, но там и австрийцев немало, артиллерия опять же.
– Я ж говорю, пушки мы на себя возьмем. Да и замерзли они, ваше превосходительство, сидят себе возле печек сейчас, плевать им на пушки, что они, не люди, что ли?
– Ты же понимаешь, Воронцов, что без приказа начальника бригады я этого сделать не смогу. Нужно прикрытие, готовность соседей выдвинуться, чтобы предотвратить прорыв.
– Я тут вот чего подумал, Сергей Леонидович, а ведь проходы на нейтралке нам и делать не придется.
– Почему?
– У командиров противника наверняка должны быть карты с обозначениями, так ведь? Они же вылазки совершали, мины перед этим не снимали, должны быть проходы.
– Это так, а как ты эти карты найдешь? – у Маркова появилась заинтересованность в глазах.
– Так найдем офицерский блиндаж, узнаем и где карты, – пожал я плечами. – Я этого и прошу, отпустите в разведку?
– Ты днем, что ли, хочешь идти? – еще больше удивился Марков.
– Нет, конечно. Сейчас мороз, небо ясное, луна светит, зачем мне дневное время? Так пройдем.
– Тогда слушай, что нужно сделать. Если не узнать проходы в минных полях, то все остальное незачем и начинать. Дальше. Мне все равно требуется доклад в штаб бригады, значит, выход уже не сегодня. Давай завтра занимайся наблюдением, составь план, как хочешь идти и куда, а я свяжусь с Антоном Ивановичем, и будем ждать его решения.
На этом и сошлись. Главное, теперь, чтобы автрияки не надумали что-то изменить и не поперли бы в атаку, нарушая все наши планы. Задумка-то хороша, в расчете на мою наглость строится. А как без этого? Ежели отпустят, расшибусь, но выполню. Тут крепость какая-то недалеко, если рвануть сейчас, всей бригадой, можно и до нее дойти, думаю, а уж там… Да, захват крепостей та еще морока, но если окружить, можно взять измором, а войск у противника сейчас мало. Да и, повторюсь, замерзли они.
Добро получили только к вечеру. Инструкциями просто задушили, но я один черт их похерю, но для видимости делал вид, что все запоминаю. Поступать буду, как сам вижу, всегда так делал, нечего велосипед изобретать. Если послушать командиров, то мы вообще чуть не в открытую должны пройти и каким-то макаром выполнить задание. Ага, как в прошлом году, с партизанами ходил, когда они все полегли в первой же стычке. Нет, как говорил один картавый вождь, мы пойдем другим путем.
По времени нас не ограничивали, морозы стоят, враг не мычит, не телится, это нам на руку. Тут и правда на днях был пленный, утверждал, причем после жесткого допроса, что войск мало, все во Франции. Выходили всем составом и даже чуть больше. Я предложил провернуть отвлекающий маневр, и комполка на удивление согласился. Пойдем мы замерзшим болотом, что простирается справа от позиций полка. Дозоры и охранение у австрийцев есть и там, но не ждут они нас оттуда, просто потому, что местность там очень открытая. Днем и шагу не ступишь, а вот ночью… Маскхалаты и наше фирменное передвижение в час по чайной ложке позволят нам осуществить переход.
Почти сразу все пошло не так. Через пару часов даже мелькнула мысль, что тот, кто сверху меня прикрывал все время, взял отпуск. Началось с меня, а продолжилось…
– Я нож потерял… – растерянно обмолвился я, обшаривая карманы и не находя свой любимый тесак. Не то чтобы он какой-то эксклюзив, но сам факт потери выбивал из колеи. Никогда ничего не терял, тем более из снаряжения в походе. Это был именно боевой нож, отобрал у пленного немца, очень уж удобный он был. Хорошо еще я не стал таскать с собой подарок Деникина, вот было бы обидно его потерять, но и эта потеря выбивала из колеи.
– А я патроны оставил, – вдруг подал голос Петр, один из моих бойцов, – те, которые ты сделал для нагана…
– Вечер перестает быть томным, – задумчиво произнес я.
Осмотрели каждый себя, остальное все было в порядке. Сам достал запасной нож, это был переделанный австрийский штык, укороченный. Тут вообще, кстати, интересно, нет какого-то одного принятого стандарта. У тех же австрияков на одном виде винтовок встречаются три или четыре вида штыков. Один такой и был у меня. Был бой, отбивали атаку противника. Вдруг вижу, на одного из солдат пехоты несется здоровенный мужик в форме австрийского вояки, а в руках винтарь со штыком. Вроде привычная картина, если бы не размеры штыка. Позже снял размеры и обалдел, для какого хрена нужен в бою клинок длиной восемьдесят сантиметров? Это ж сабля целая, а не штык. Взял его тогда, когда ранил пехотинца, да-да, отобрал, хотел мужикам показать, а позже взял и переделал его, укоротил. Понравилась рукоять, красивая, с орлами и серебром, вот и запал на него. Он был похуже, чем немецкий, пропажу которого я только обнаружил, но рабочий. Немецкий же был настоящим охотничьим клинком, старой работы. Лезвие не очень длинное, двадцать сантиметров, но сталь такая, что, наверное, рельс перерубит. По крайней мере, кости в теле рубил, как надо. Трижды уже пускал в ход и, упираясь в ребра, тот просто проходил их не замечая.