– Да куда мне против такого молодца, – смеюсь я, – еще поломаешь.
– Я не буду в полную силу, – на полном серьезе ответил казак.
– А какой в этом смысл? В поддавки не честно. Ладно, ведь все равно продолжишь уговаривать, но ставлю условие.
– Какое? – живо встрепенулись уже оба.
– Только борьба, бить ничем и никуда не будем, а то наломаем дров. – Если честно, предлагал такое скорее из опаски, что не справлюсь. Во-первых, уж больно здоровый этот казачина, а во-вторых, я ж давно без тренировок, да и ослаб, как ни крути, за месяцы плена. Да, оправдываюсь, но это правда.
– Согласен! Пойдемте к пруду, там хорошая полянка есть, будет где поваляться, – и опять гад усмехнулся.
Пока двигались к неизвестному мне пруду, на нас смотрели обитатели лагеря казаков. Чего во взглядах было больше, интереса или бахвальства, не знаю, но спустя пять минут за нами уже шла толпа. Эх, как же мне не уронить достоинство-то? А, была не была, самбо в меня вбито на уровне стрельбы из винтовки, так же четко и навсегда. Преподаватель был одним из мастеров старой школы, а значит, я не был знатоком или суперсамбистом, но толк знал. Знал, как именно провести поединок, чтобы качественно и быстро нейтрализовать противника, хоть с травмами, хоть без. Тренер был настойчив в отстаивании своих принципов, и первым из них было, что солдату не требуется знать все приемы самбо наизусть и применять во время спарринга их все. Зачем? Мы ж не на соревнованиях выступали, а учились обороняться и выполнять задание без потерь. Так что оставим «ножницы» или «огнетушитель» для мирного времени, ну или для врагов, а проведем спокойный бой.
Казак был очень силен. Когда в первый раз сцепились, сразу понял, что швырнуть мне его так просто не получится. Если бы сам не предложил без ударов, то можно было бы всерьез облегчить задачу, банально проведя пару отвлекающих ударов и закончить броском через бедро с выходом на болевой. Тут же пришлось потрудиться. Парень брал силой, осознал я это, попытавшись его подсечь, благо он не стоял на месте, поэтому я и решился. Не вышло. Хорошо, что успел понять ошибку до того, как махнул ногой, иначе он бы меня смял.
Ища возможность для удобного захвата, а были мы в нательном белье, пропустил момент захвата со стороны противника и оказался в клещах.
– Гришка, не сломай господина подпрапорщика, ишь вцепился! – услышал я уже знакомый голос сотника. Блин, да тут чего, весь их эскадрон, что ли, собрался? Но смотреть по сторонам времени не было, поэтому начал действовать. Чувствуя, что, находясь в захвате таких клешней, меня надолго не хватит, решил проверить ноги. И оказался прав. Казак стоял так, чтобы иметь максимальную устойчивость, а для этого ноги его были чуть расставлены. Сунув свою ногу меж его, попытался заплести правую, опорную, и почувствовал неладное, казак чуть ослабил хватку, отвлекшись на угрозу. Этим я и воспользовался, буквально извернувшись как уж, даже в плече что-то хрустнуло, и выскочил из объятий.
– О, Гришаня, нашелся хоть кто-то, кому удалось вырваться из твоих клещей! – закричали в толпе.
Попеременно хватая друг друга за руки, пытаясь нащупать слабину или просто возможность провести хороший прием, мы двигались по полянке словно в танце. Наконец, спустя, наверное, минуты две таких па мне удалось ловко поднырнуть под его огромной лапой и, проведя захват этой самой лапы, потянуть ее дальше, выводя соперника из равновесия. Когда эта машина по инерции подалась вперед, я быстро провел переднюю подножку, вкладывая максимум из того мастерства, что привил нам тренер. Гриша, скорее всего, даже не заметил, как я ловко это провел, и начал делать ошибки, скорее всего, паникует. Казак начал вставать еще до того, как я сообразил о бесперспективности своих потуг и, поймав соперника в неудачной для обороны позе, все же решился и подсел под него. Бросок вышел не для красоты, они хороши лишь на соревнованиях, а для дела. Корявый, без изящности и легкости, он все же сработал как надо. Гриша растянулся на земле и подставился. Рука на изломе, но этот, наделенный огромной природной силой парень словно не чувствовал захвата. Мне казалось, что я вот-вот сломаю ему руку, поэтому перестал давить, и тут же попал на болевой. Выкрутиться в такой позе, лежа, из цепких лап казака возможности не было.
– Хорош! – крикнул я и расслабился.
Гриша нехотя слез с меня и приятно удивил.
– Ничья!
Все оравшие вокруг затихли. Григорий потирал шею и выглядел довольным.
– Как это, Гриш? – кто-то тихо проблеял.
– Если бы мы боролись всерьез, господин подпрапорщик сломал бы мне руку. Ведь так?
Я развел руки в стороны, всем видом показывая почтение.
– Не знаю, смог бы сломать твои клещи, но то, что ослабил хватку – факт.
– Поэтому я и говорю. Мне не нужна победа такой ценой, господин подпрапорщик. Вы ловко меня подловили. Но мы не бились, а боролись, поэтому все честно.
Мы пожали руки, я еще раз убедился в мощи этого человека, и разошлись по своим делам. Точнее, я вернулся в землянку, где уже был приготовлен обед, а Гриша ушел по своим делам.
– Недурно, подпрапорщик, очень недурно, – вошел ко мне сотник.
– Да, – махнул я рукой, – всякое бывает.
– Если честно, не ожидал, думал, Гриша вас сломает. Ростом вас господь не обидел, да вот плечи-то у Григория пошире будут раза в два. Такое поведение я вижу у него в первый раз, сам признал, что был на волосок от проигрыша.
– Ну, не ломать же мне ему руку было, в самом деле? – пожал я плечами. – Да и не воспринимаю я этот результат как поражение.
– Замечу, не обижайтесь, но если бы вы бились, он свалил бы вас одним ударом. Он взбесившуюся лошадь с удара убивал, силы в нем – на троих.
– Спорить не стану, господин сотник, вам виднее, но удар поставлен и у меня, – с этими словами я поднял лежавший на столе коробок спичек и поставил его стоя. Присев на табурет, поднял руку, выдохнул и пробил коробок насквозь, надев его на палец. Сотник, видимо, был отличным рукопашником, потому как понял все верно. Пробить коробок, а не отшвырнуть его от себя, может не каждый. Эх, видел бы он, как я сапожную иглу на пять метров швыряю, вообще бы скис. С коробком у меня получается, если честно, благодаря тому, из чего он сделан. Это не современные мне бумажные коробочки, а выделанные из шпона, а он, при умении, пробивается хорошо.
– Однако! – только и выдохнул он.
– Извините, господин сотник, нет известий обо мне?
– Пока нет, да и рано еще. Гонец в город отправлен, у нас нет прямой связи со всеми штабами наших армий. Я велел ему дожидаться ответа, так что, как только вернется, все станет ясно. Пока что, извините, но выходить на улицу без сопровождающего вам запрещено.
– Ясно, – кивнул я.
Сотник вышел, а лег на топчан. После бани, да еще и возни с Гришей, я немного устал, надо отдохнуть. Хорошо хоть дождей не было в последние дни, и, повалявшись, я не испачкался, а то пришлось бы вновь проситься в баню.
Сидеть было еще скучнее, чем в австрийском плену. Там и писал, и гулять немного давали, а тут… Блин, я реально у своих, или как?
Только на третий день меня наконец вызвали к командиру казаков. Уже на пороге его палатки я понял, что все будет хорошо.
– Ну, господин подпрапорщик, вот и закончилось ваше заключение в темнице сырой, – усмехнулся сотник.
– Скажете тоже, темница, заключение. Неприятно – да, но не смертельно. Есть давали, в баню сводили, нормально все. Не томите, вашбродь! – по-простому брякнул я.
– Вас подробно описали, все ваши особые приметы, и все сошлось сразу. Я выделю вам двух казаков, для сопровождения в город, там явитесь в штаб нашего полка. Вам выдадут проездные документы и посадят на поезд. Надеюсь, претензий к обращению с вами нет?
– О чем вы? – серьезно спросил я.
– Мало ли, – многозначительно ответил сотник и протянул руку. – Был рад с вами познакомиться, господин подпрапорщик, желаю всего наилучшего.
Казачий сотник простился со мной, а я пошел собираться. Карту, что я отобрал у летуна, мне вернули, попросили предъявить ее в штабе полка, я обещал. Проводить пришли многие из казаков, а Гриша так и вовсе был назначен в мое сопровождение.
– Вашбродь, – нарушая устав, впрочем, несерьезно, начал разговор Гриша.
– Да? – я взглянул на него, повернувшись вполоборота. Ехали мы верхом и через лес, так что пришлось смотреть, как хамелеон, вперед и вбок, а то еще хлестнет ветка и смахнет меня на землю, вот будет смеху…
– Это правда, ну, про коробок со спичками? – И как он смог ждать столько времени. Я думал, что, когда ему расскажут, сразу прибежит, ан нет. Я тогда уж решил, что ему наплевать, да вот он все же спросил.
– Правда, – просто ответил я.
– Этому можно научиться? – как-то даже робко, на первый взгляд, спросил казак.
– Чему именно, спички портить?
– Ну, командир сказал, что такое очень сложно сделать.
– Коробок, – начал я объяснять, – это просто побочное явление, развлечение, если хочешь. Удар ставится не для этого. Научиться можно всему, главное желание, даже медведей в цирке учат ездить на велосипеде. Именно я ставил такой удар несколько лет, – не говорить же ему, что это было в другой жизни. Здесь заставить новое тело быть таким же, как мое прежнее, пришлось постараться, полгода примерно я потратил на отработку, память-то о том, как это делать, была при мне. – Удар пальцем сложен, неподготовленный человек рискует его попросту сломать, а нужен он для выведения какого-либо органа у человека, не повреждая шкурку. Так можно сердце остановить, не оставив следов, правда, не пальцем, а ладонью.
– А в бою можно применить такой прием?
Как же ему интересно-то!
– Палец, как и говорил ранее, это просто производная от основного удара. В бою, в рукопашном, разумеется, удар кулаком или открытой ладонью в область сердца, повторюсь, позволяет его остановить. Пробитие груди не требуется, да и невыполнимо это практически, а вот повлиять на работу органов внутри тела вполне возможно. Пальцем же можно вывести из строя руку, ногу, да мало ли чего. Например, несильным ударом, а иногда и просто касанием, можно парализовать шею, голову не повернешь.