– Я покажусь грубым, ваше превосходительство, но я имел кое-какую информацию по этому поводу, вот и спросил. Точнее, чтобы не сотрясать зря воздух, я знаю точно, что германский генштаб поддерживает большевиков. Через господина Парвуса, есть такой, живет в Европе…
– Я слышал о нем, – кивнул генерал и принял такую позу, которая явно говорила о том, что он очень сильно удивлен и жаждет продолжения.
– Через него они пытаются разжечь революцию в России, чтобы вывести нас из войны, ибо не дураки и видят, что им скоро конец.
– Ты говорил об этом кому-либо?
– Помните мою командировку в столицу? – я не видел больше смысла скрывать эту информацию, но подам ее так, как захочу.
– Награждение?
– Именно. Так уж получилось, что я очень много знаю, ваше превосходительство…
– Каждый раз, как ты это произносишь, у меня что-то внутри свербит, – вдруг перебил меня Марков, – как будто тебе противно, ну, или очень непривычно такое обращение. Не понимаю.
– Вы угадали, именно непривычно. У меня есть тайна, если вы поклянетесь, что не станете мне мешать уехать в Европу, я расскажу ее вам. Поверьте, это того стоит.
– Слово офицера! – тут же воскликнул Марков.
Удивительно, но сейчас я чувствовал, что напротив меня сидит не генерал, не его превосходительство, а обычный человек, примерно моего возраста, ведь он еще молод, это не тот седовласый генерал из советских фильмов о революции и Белом движении.
– Год назад в рукопашной схватке в траншеях противника меня здорово завалило, и я чуть не умер, дышать было нечем. Сколько я там пролежал, пока меня откапали, не знаю, но очнулся я другим человеком. Когда задыхался, я очень отчетливо увидел…
– Бога?
Блин, ну я загнул, он ведь сейчас подумает, что я на небесах побывал.
– К моему сожалению, нет, – покачал я головой. – Я увидел будущее. Не смейтесь, господин генерал. Я тоже вначале не понял ничего, но вот позже, анализируя то, что я видел, стало понятно – это правда. Чем я могу это подтвердить? Ваше слово офицера распространяется на конфиденциальность?
– Все, что вы скажете мне, господин прапорщик, останется при мне, если это не касается моей чести.
– В таком случае я не могу подтвердить свои слова, ибо вы отдадите меня под стражу.
– Даже так? Хорошо, – чуть подумав, решился генерал, – рассказывайте, я никому ничего не расскажу до вашего отъезда, так вас устроит?
– Это лучше, – кивнул я. – Я остановился на поездке в столицу. Так вот. Я преступил закон и взял в плен, ну, не знаю, как еще назвать мой поступок, двух человек. В своих видениях я четко их видел и знал, кто они. Взяв их, так сказать, в плен, я допросил этих господ. И надо же так случиться, узнал от них о готовящемся перевороте. Это должно было произойти в будущем феврале, меньше года осталось.
– Должно было, следует ли из этого, что уже не произойдет?
– Как бы объяснить вам… О, придумал. Представьте, что убийца эрцгерцога вскидывает пистолет, а выстрел не происходит. Ну, патроны у него кто-то вынул, результат?
– Думаете, не началась бы война? – усмехается генерал.
– Началась бы, только уже не так, как случилось здесь, а может, началась бы чуть позже, например, когда наша армия была бы более готова к этому.
– Ну, в чем-то соглашусь, мнение офицеров Генерального штаба было именно таким, если бы нам еще год, ну или хотя бы месяцев восемь, война была бы другой.
– Вот видите! – покивал я головой. – Так и здесь. Все, что я узнал от этих господ, было записано на бумагу ими собственноручно. А дальше, во время награждения у императора, я подкинул эти признания на стол царю. Раз результаты начинают появляться, думаю, бумаги царь просмотрел, а возможно, и изучил. Дополнительно я описал царю все то, что я видел в бреду или в видении. Хорошего там не было почти ничего. Смута, революция, более того, разрушительная гражданская война, где брат идет на брата. И все это в нашей многострадальной стране. Другого способа легализовать такую информацию просто не видел, поэтому и поступил так, как велело мне сердце.
– А что-нибудь конкретное из ваших видений можете рассказать? Что-то такое…
– Что можно проверить? – закончил я за него.
– Ну да. Например, о ком-то из тех личностей, кто находится наверху армии или власти вообще.
– Да я даже о вас могу рассказать, ибо хорошо это видел.
– Что вы говорите! Я что же, стану кем-то, кто решает проблемы страны?
Улыбаешься? Зря.
– Не уверен, что вы хотите знать это, – покачал я головой. – Может, рассказать вам об Антоне Ивановиче?
– Его высокопревосходительстве?
– Именно.
– Что же, раз обо мне вы не хотите говорить, давайте о господине Деникине.
– Во время революции страна расколется на два лагеря. Белые – дворяне, офицеры и те солдаты, для которых присяга не пустой звук. И красные – все, кто будет разрушать нашу страну, надеясь построить новую. В своей основе красные это большевики, хотя поначалу там кого только не будет. Бойня будет жестокая. Господин Деникин возглавит одну из армий, сражающихся с большевиками, вы будете с ним, могу сказать о вас только это. Войну вы проиграете, погибнет очень много солдат, офицеров, а уж простых людей… Все подряд, женщины, дети, старики, жертв будет сотни тысяч. Русские будут рубить русских, а весь Запад при этом потирать руки. Только вот добраться до богатств нашей страны иностранцам не грозит, как бы ни хотелось. Урвут немного, но это пшик. Большевикам, наиболее умным из них, все же удастся прекратить бойню и спустя совсем короткое время построить новую страну. Это все очень кратко, чтобы описать на бумаге для царя мои видения, у меня ушло сто листов бумаги, еле-еле умудрился пронести их в зал для награждений, хорошо, не обыскивали на входе.
– Все это, – Марков был в шоке. Он реально поверил мне, я вижу по его реакции, – кошмар какой-то. Прошу, Николай, что бы плохого там ни было, связанного со мной, расскажи! – он даже на ты перешел, а ведь почти всегда был учтив и придерживался вежливого обращения.
– Вы будете хорошим командиром, люди вас любят, но вы выберете сторону, которая должна будет проиграть. Да и воевать вы будете, как ни крути, с собственным народом. Погибнете очень скоро, то ли в первый же год, то ли на второй.
– Значит, уже через год-полтора я преставлюсь? – практически шепотом произнес Сергей Леонидович. – Так, может, пустить себе в лоб пулю, и тогда я никого уже не убью? Раз вы говорите, что извлечь патроны из пистолета, это изменить историю, значит, моя смерть даст возможность кому-то жить?
– Эх, если бы все было так просто, ваше превосходительство, – вздохнул я. – Вы же не единственный генерал в армии. Не вы, так придет кто-то другой и наворотит еще больше.
– А от чего, как вы сказали в самом начале, произойдет такой разрыв между солдатами и офицерами, что они окажутся по разные стороны?
– О, тут все просто. Можете просто вспомнить Шлеменко.
– Подпоручика? – не понял и сильно удивился генерал.
– Именно его. Если попытаетесь вспомнить, то наша с ним взаимная нелюбовь началась год назад. Тогда я был рядовым, а он прапорщиком, командиром взвода. Он начал придираться ко мне с самого начала, как я оказался в его взводе. Постоянные придирки, доносы, кляузы в штаб полка, то есть вам. Один раз почти дошло до рукоприкладства, но он струсил тогда, не решился. Именно отношение офицеров, глупых офицеров к обычным солдатам и заставит последних резать своих командиров хлеще врагов.
– Что-то такое я припоминаю… – Было видно, что генерал усиленно пытался вспомнить. – О, точно! – радостно воскликнул он. – Это ведь на вас тогда пришел доклад об убийстве раненых немецких солдат? После еще немцы к нам парламентеров присылали. Точно, вспомнил!
– Именно тогда я имел честь в первый раз вас увидеть. И тогда же сложил о вас свое мнение, оно не изменилось до сих пор.
– Какое мнение? – удивился Марков.
– То, что вы – человек. Настоящий командир, не бросающий своих подчиненных на произвол, а отстаивающий интересы своей страны. А раненых немцев там не было. Это я их ранил, а потом добивал. Можете сказать, что это было неправильно? Я так делал и буду продолжать, потому как лучший враг – мертвый враг.
– К сожалению, иной раз приходится и голос повысить, а возможно, и приложить руку, встречаются такие солдаты, что вынуждают так поступать.
– Вынуждают чем? Глупостью? Непониманием того, что от них требуется? Господин генерал, а вы не забыли, кто у нас в армии в солдатах состоит? Это же простые люди, крестьяне, в основе своей необразованные темные люди. Чтобы что-то требовать от человека, нужно быть уверенным, что вас понимают. А кто им объяснял? Их посылают на смерть, а за что? Это вы понимаете, а они – нет. Солдаты просто хотят жить, работать на своей земле, любить своих родных, а их заставляют умирать. Людям надо дать смысл жизни, объяснить, что происходит в мире, к чему приведет поражение, а не тупо посылать их на убой… Согласитесь, вся эта политика, все причины войн – это развлечение знати, властителей. Простые люди от этого настолько далеки, что не представить…
Сколько еще продолжалась бы наша беседа, неизвестно, только генерал вдруг вспомнил, что нужно торопиться, необходимо сделать для меня все бумаги. Он практически заставил себя попрощаться со мной, а уходил сильно задумавшись, будучи в очень подавленном настроении. А я сел писать. Эх, хорошо хоть уже что-то было готово, пока лежал тут, как знал, что отдам новую копию именно Маркову, уже кое-что сделал. Я-то собирался передать ее Антону Ивановичу, если случай будет, или просто пополнять помаленьку, а потом как получится. Но вышло все вот так. Я чувствовал какую-то симпатию к генералу Маркову, понимая, что он станет убийцей и, как бы смешно ни звучало, врагом народа, но он честный человек. Вся беда большинства честных людей в том, что они не могут подстраиваться под обстоятельства, а действуют так, как велит им сердце. Понятно, что правда каждого отдельного человека это всего лишь правда его самого, если хотите, придуманная этим самым человеком. Ведь как, почему между людьми существует вражда? Как в будущем будут ругаться, драться и попросту ненавидеть друг друга даже незнакомые люди. А все просто. Ты едешь на машине, кто-то в соседнем авто делает что-то неприятное тебе, просто меняет ряд, тормозит или, наоборот, быстро мчится, и нам уже не нравится, мы ругаем такого человека последними словами. А ведь в большинстве случаев эта неприязнь, ненависть лишь от того, что это именно ты так воспринимаешь ситуацию, а с другой стороны она может выглядеть совершенно иначе. Мы привыкли ругать людей за то, что они не такие, как ты сам, но ведь все люди разные, не бывает одинаковых людей и, соот