Война была повсюду, и каждый отдельный район не мог быть своевременно разминирован. Не было достаточно финансирования и достаточно времени.
Что более важно – это не должно случиться снова. Использование и производство противопехотных мин должны быть запрещены. Надеюсь, что когда люди прочтут это, они захотят помочь.
Мне рассказали о еще одном незащищенном человеке – мужчине без ног, у которого две дочери. Мы не смогли посетить его, потому что дороги были слишком плохими из-за дождя. А сезон дождей только начался. Эти люди должны молиться, чтобы не случилось ничего чрезвычайного. Может не быть способа помочь им.
Кто-то спрашивает одного из мужчин в нашем автомобиле: «Вы были беженцем?» Он улыбается: «Да». Он знает, что в этой компании он может гордиться и рассчитывать на уважение. Он рассказывает нам, что был в лагере Thailand-Site 2 с 1989 по 1992 год.
Равут говорит, что тоже был в Site 2. И Мао. Там было около 220 000 человек.
Site 2 было названием, которое дала этому лагерю для беженцев организация по обеспечению пересечения границы ООН. В этом лагере было больше всего камбоджийцев за пределами Пномпеня. Люди получали убежище в этих лагерях во время правления Пол Пота и красных кхмеров. Лагерь занимал территорию меньше четырех квадратных миль, и там проживали около 220 000 камбоджийцев. Site 2 был самым перенаселенным лагерем во всем Таиланде.
Мы посещаем вечернюю школу этого района.
Action Nord Sud организует ранним вечером курсы по ликвидации безграмотности для взрослых. Мы посещаем одни из них. Нас сопровождает Анна, француженка. Она руководит этой НПО. ANS финансирует 26 учителей в более чем 10 школах.
Организация Объединенных Наций по вопросам образования, науки и культуры (ЮНЕСКО) провела исследование и разработала учебный план.
Детский фонд ООН (ЮНИСЕФ) помог с обучением, а также изготовлением и распространением учебных пособий.
Анна сказала, что учителя – в основном женщины. Занятия проходят вечером. Матери приводят в класс детей. Дети вьются вокруг них.
Сегодня их учат читать, и то, что они читают, также является информацией, которая будет им полезна. Они повторяют за учителем на своем языке. Даже пройдя через многое, они все еще сохраняют культуру.
Мне объясняют, что они узнают о лекарственных средствах природного происхождения и о том, насколько они лучше, чем химические лекарства.
Мы ели рис, мясо и бананы.
Мужчины немного поговорили о «временах Пол Пота» с 1975 по 1979 год.
Живя в лагерях, они учили английский язык и грамматику. Они даже смогли объяснить мне разницу между «Сколько?» и «Сколько штук?» – я никогда не была сильна в грамматике. Они были бы для меня идеальными учителями.
Равут рассказал историю о том, как познакомился с женой. Теперь она работает в американском посольстве. У них двое детей, десяти и пяти лет.
Вдруг я обратила внимание на небо. Звезды были необычайно чистыми и яркими. Луна – полумесяц, но не совсем вертикальный. Она почти лежит на спине.
Вторник, 24 июля
Сейчас семь утра. Мы все уже некоторое время бодрствуем. Есть что-то замечательное в том, чтобы встать утром первой и наблюдать, как начинается новый день.
Мы только что позавтракали. Я была очень голодна. На завтрак были «Нескафе», рис и сушеные мясо и рыба. По вкусу они напоминали жирную говядину и воблу.
Я пишу это не потому, что я не благодарна, но потому, что думаю, это что-то говорит о замечательных полевых сотрудниках. Они живут в этих районах месяцами без перерыва. Они живут без домашних удобств, одним из которых является душ с хорошим напором воды.
Этим утром я приняла еще одну «слоновью ванну». У меня до сих пор не получается правильно лить на себя воду, а я не хочу тратить воду зря. Вчера я собиралась кинуть лед в свой стакан, а Равут остановил меня. «Лед здесь очень дорогой. Лучше отнести его обратно на кухню».
Первое, что мы сделали сегодня, – посетили школу.
Когда беженцы репатриировались, здесь не было учителей или школ. Многие годы эти люди почти или совсем не получали образования.
Учителей начали обучать немедленно, чтобы можно было как можно быстрей организовать образование.
ACTION NORD SUD и УВКБ были вынуждены давить на правительство, чтобы оно признало этих лиц, готовящихся стать учителями, сертифицированными преподавателями. Эти мужчины и женщины были намного меньше образованны, чем учителя в других районах, но они были признаны, и им начали платить. Зарплата очень низкая, но это хотя бы что-то.
В этой школе учатся дети шести или семи лет. Дети во всем мире одинаковы. Прекрасны.
Чудесно видеть, как они здесь учатся, особенно на своем языке и в своей культуре.
Одного из учителей, которого мы увидели сегодня в классе, полном детей, мы также видели прошлым вечером, когда он учил взрослых.
Учитель прокричал что-то на кхмерском, и все дети во всех трех классах выбежали, улыбаясь и хихикая.
Они строятся. Они собираются начать утреннюю гимнастику.
Равут, Мими, Мао, Анна из ANS и Сарат из CVD, а также я построились рядом с детьми.
Как только начинается зарядка, дети становятся очень организованными и дисциплинированными.
Мы все делаем вкривь и вкось: поворачиваемся не туда и сталкиваемся руками.
Большинство детей смеются над нами. Некоторые дети стесняются и смотрят на нас любопытными глазами. Их головы опущены – может быть, они прячут улыбки. Не могу сказать.
Их глаза кажутся счастливыми.
Прекрасно видеть их такими счастливыми. Большинство фотографий этих детей в последние годы были печальными и ужасными. Мы всегда видим их плачущими и голодными, почти без надежды в глазах.
Этим утром я играла с детьми в окружении деревьев с пышной листвой, под красивым голубым небом, в школе, построенной и управляемой людьми, которые так о них заботятся. Это кажется раем.
Волосы маленького мальчика развеваются на ветру. Он искоса смотрит. В его глазах солнце. Он ловит мой взгляд и прячется за друга. Выглядывает. Я не могу сдержать улыбку.
Теперь мы должны делать круги. Дети начинают петь. Я не могу понять, что они говорят, но это прекрасно звучит.
Позже мне объяснили, что они пели: «Земля прекрасна. Заботься о ней. Нам на ней хорошо. Но она небезопасна. Остерегайся опасных противопехотных мин. Если ты увидишь мину, не трогай ее».
Мы отправились на другой участок, где играла музыка. Это был урок танцев под открытым небом.
Все дети были в резиновых шлепанцах. Некоторые пары обуви были в длину всего сантиметров десять.
Этим утром я играла с детьми в окружении деревьев с пышной листвой, под красивым голубым небом, в школе, построенной и управляемой людьми, которые так о них заботятся. Это кажется раем.
После того как мы немного поиграли с ними, дети начали подходить ближе. Они казались менее застенчивыми. Казалось, что они чувствуют себя в безопасности.
Во второй школе дети сидят в классах. Подъезжая, мы могли слышать, как они повторяют за учителем. Мы видим учителя, он инвалид. У него только одна нога, он ходит с костылем и пишет что-то на доске.
Мне говорят, что двадцать девять из шестидесяти девяти учителей – люди с ограниченными возможностями. Но каждый счастлив работать в школе после всего, через что они прошли.
Кто-то говорит мне, что в Самлоте осталось около 100 противопехотных мин.
Другой учитель медленно подходит к нам. Она улыбается. Она протягивает Анне документ. Я замечаю, что одна ее ступня в сандалии. Вторая ступня деревянная. Здесь так много людей, потерявших конечности, и так много жертв противопехотных мин, что это начинает казаться нормальным. Здесь это просто реальность жизни.
Документ был просьбой о небольшой библиотеке. Здесь очень мало учебных материалов и нет библиотек.
В одном классе для того, чтобы научиться считать, используют пучки нарезанных палочек.
Я смотрю, как один из учителей возвращается в класс. Кажется, что протезированная нога доставляет ему дискомфорт. Вы можете представить, каково стоять и учить весь день, а иногда и вечер, при этом передвигаясь на протезированной ноге?
Мне жарко и дискомфортно, а ведь я пробыла здесь всего несколько часов.
Эти учителя проходят километры, чтобы добраться до школы. Дороги очень плохие.
Медицинская помощь здесь тоже очень ограниченна. Получить новый протез – очень трудно и дорого. А их требуется менять каждые несколько лет. Даже если они плохо подогнаны и грубо вырезаны из дерева, они все равно являются роскошью.
В других районах, таких как Пномпень, медицинское обслуживание лучше, но жить такой жизнью нелегко и несправедливо. Эти люди и так слишком долго страдали.
Мы едем около восьми часов обратно в Баттамбанг.
Баттамбанг, вечер вторника
Мы с Мими познакомились с епископом Энрике Фигерадо, Общество Иисуса (иезуитским священником). Все называют его отец Кике. Он – епископ Баттамбанга.
Он был в лагерях в 1984 году, помогая камбоджийским беженцам в Таиланде. Он приехал в Камбоджу в 1988 году.
Он работает в основном с жертвами противопехотных мин, но также помогает жертвам полиомиелита.
Он очень добрый и обаятельный.
Отец Кике одет в голубую клетчатую рубашку с коротким рукавом и голубем мира, вышитым на кармане. Он гордо показал на маленького голубя.
– Его вышила для меня девочка.
Его должностной обязанностью в лагерях была помощь в организации программ для людей с ограниченными возможностями. Он учил их навыкам, которые пригодились бы им, когда они вернутся, но, как он шутит, на это уходили годы. Наконец, десять лет спустя, у них было четыре или пять навыков.
Мы встретились в маленьком ресторанчике. Там подавали мороженое. Это было замечательно. Мы с отцом Кике заказали мороженое с кусочками шоколада.
Вскоре он отправляется в Никарагуа, чтобы участвовать в собрании тех, кто подписал договор о запрете противопехотных мин.