УВКБ обеспечивает воду из автоводоцистерны и раздает все припасы, что есть.
Пожилая женщина идет с нами. Она пожимает мою руку очень легко, очень мягко. Люди здесь не привыкли пожимать руки. Для них это новый обычай, но они стараются.
Несколько мужчин заняты тем, что пытаются построить маленькие глинобитные дома. Женщины должны помогать, добывая дрова для топки, а в поле зрения на километры нет ни одного дерева.
«Как нам готовить для наших семей? У нас так мало пшеничной муки, но мы не сможем приготовить и то немногое, что имеем, если не будет дров для огня. Сначала мы обращаемся к богу, а потом к людям. Мы просим о помощи».
Эти беженцы первоначально прибыли из Меймене. Это один из самых северных городов Афганистана. Они проделали очень долгий путь, чтобы добраться сюда.
Я спрашиваю: «Как вы передвигались?»
«Через пустыни и горы. Большую часть пути шли пешком. Короткую часть пути ехали на ослах». Путь занял у них более шести недель.
Я спрашиваю ребенка: «Когда ты жил в городе (Кветте), что дети делали в течение дня?»
«Каждый день мы пытались работать на рынке, но очень часто мы не могли найти работу».
Женщина объяснила: «В Кветте мы столкнулись с большими притеснениями. Здесь, в лагере, полиция не притесняет нас, так что мы в большем покое. Мы просим всего лишь немного еды и помощи».
Когда мы выезжаем из лагеря, видим, как приезжает автоводоцистерна.
Все так рады видеть автоводоцистерну, особенно дети. Они радуются, как на Рождество.
Этот момент, несомненно, дает возможность получить четкие представления о жизни. Мы останавливаем грузовик и выходим посмотреть, как раздают воду.
Большинство не может платить 100 рупий за семью в месяц за воду, так что они пьют из ручья. Они заболевают дизентерией.
Страдающие от недоедания дети с диареей часто умирают.
Они боятся, что без большей финансовой помощи они не смогут дальше поддерживать работу водяного насоса.
Нам показывают, как работает насос. Мальчики стоят в стороне и смотрят с серьезными лицами. Они слушают, как мы разговариваем.
Вдруг начинает идти вода. Мальчики пробегают под насосом. Мы все улыбаемся и смеемся.
Когда я возвращаюсь в автомобиль, я понимаю, как буду скучать по этим людям.
Я предчувствовала, что буду сочувствовать их ситуации и беспокоиться за них, как только увижу эти лица. Да и как по-другому? Но я не знала, что буду чувствовать, что если бы мы провели вместе больше времени, то стали бы очень близкими друзьями.
Когда мы смотрели друг на друга, между нами возникало взаимопонимание.
Мы делимся мнениями, смеемся, занимаемся творчеством, любим своих мужей и хотим хорошего будущего для наших детей. Хотим чувствовать, что у нас в этой жизни есть цель.
Наша последняя остановка – медицинские пункты. В этом лагере их два. Каждый помогает 10 000 беженцев. На оба медпункта всего два врача. Всего два врача на 20 000 беженцев – врач-мужчина и врач-женщина.
Медицинские пункты очень хорошо организованы. Они ежемесячно отчитываются перед УВКБ. Здесь врачи очень гордятся тем, что все дети были вакцинированы.
Самые большие проблемы – дизентерия у детей и респираторные заболевания зимой.
Женщина-врач говорит с женщиной. Когда женщина видит нас, она быстро полностью закрывает свое лицо головным платком. Видны только глаза. Мы ловим взгляды друг друга, пока другие здороваются с врачом. Женщина поднимает бурку с пола и надевает ее через голову. И вот она полностью закрыта (тело, фигура и лицо) большим синим, похожим на палатку покровом. Это словно синяя простыня с маленькими отверстиями: множеством крошечных отверстий вокруг ее глаз.
Я хочу посмотреть на нее через эти отверстия, но не делаю этого. Я хочу улыбнуться ей, но я не знаю, как она это воспримет. Я все равно улыбаюсь. Я совсем не могу видеть ее лицо, не могу увидеть ее реакцию.
Мне говорят, что сегодня день туберкулеза.
Женщина и ее брат сидят снаружи и ждут результатов.
В маленьком белом холодильнике хранятся вакцины.
«Электричества нет – он работает, потому что подключен шлангом к газовому баллону».
Маленькая девочка с церебральным параличом лежит на белой простыне, а ее мама и помощник пытаются делать физиотерапию. Она тихая и спокойная, когда они двигают ее руки и ноги.
Мы едем обратно в Кветту. Это занимает три часа.
Сьюзи остановилась, чтобы сделать фотографии.
Я выхожу наружу. Глухомань – ни тени, ни укрытия.
Я думаю о тех женщинах и детях, которые шли по этой невыносимой жаре почти два месяца. Я не могу понять, как они выжили, неся все свои пожитки, почти без еды. И как они находили воду?
Все так рады видеть автоводоцистерну, особенно дети. Они радуются, как на Рождество.
Я не могу представить, каково должно было быть некоторым беженцам, когда они добрались куда-то и им сказали: «Вам не рады на нашей территории или в наших лагерях».
В Пакистане уже около двух миллионов беженцев. Многие считают, что их еще больше.
Как хорошо, должно быть, найти группу таких людей, как полевые сотрудники УВКБ, которые рады тебе и хотят тебе помочь, которые, не торопясь, выслушают твою историю и зарегистрируют тебя и твою семью, чтобы ты мог обращаться за помощью.
Представьте: тебе дают еду после того, как ты чуть не умер от голода.
Неудивительно, что эти беженцы благодарны даже за малое.
Во время нашей трехчасовой обратной поездки мы сидели в тишине, проезжая по сухой земле. Радио не было. У меня было много времени для раздумий.
В Пакистане три различных типа афганских беженцев.
Первые прибыли сюда двадцать лет назад, во время войны с Россией.
Вторые прибыли в 1995 и 1996 годах, когда к власти пришел Талибан.
Третьи прибыли из-за нынешней войны, а также засухи в течение последних трех лет.
Здесь, в городе Кветта, даже дети-беженцы работают.
Это не очень отличается от жизни в лагере для беженцев в сельской местности. Есть одно отличие: они имеют доступ к торговле, но вынуждены платить за жилье и платить за образование (в отличие от лагерей).
Здесь дети часто не ходят в школу, они занимаются тяжелой работой. Есть Центр медико-социальной помощи, куда беспризорные дети могут приходить на один час и получать образование. Один час – все то время, которое они могут оторвать от работы. И это для них важно. Центр старается поощрять их, например, хлебом и чаем, чтобы они продолжали приходить.
Этот центр спонсируется организациями «Оксфам» и «Спасем детей». Детей учат счету и грамоте. Они также узнают о гигиене – как мыться и заботиться о своем теле.
Врачи говорят нам: «Детям надо учиться, потому что многие из них бродят и собирают мусор».
«Когда они получают основное образование, мы даем им хлеб и чай и аптечку первой помощи».
Я познакомилась с мальчиком, у него большие глаза и множество порезов на грязных руках. Он сказал мне, что работает, собирая мусор, и получает две рупии за один килограмм мусора. Две рупии эквивалентны двум американским центам.
Он улыбается и кажется таким наивным. У него нет даже представления о том, насколько несправедлива эта ситуация.
Я спрашиваю еще нескольких детей, собирают ли они мусор. Большинство детей поднимают руки. Другие дети работают с родителями на рынке.
Я спрашиваю одного ребенка: «Ты хочешь вернуться в Афганистан?»
– Да, но там никогда не будет свободы.
– Кто хочет рассказать наизусть алфавит?
Все поднимают руки, и каждый пытается быть первым.
Выбрали маленького мальчика. Он стоит, вежливо сложив руки за спиной. Он начинает рассказывать высоким слабеньким голоском:
– Эй, би, си, ди…
Я плачу. Я не могу сдержаться. Посещаем еще одну комнату.
Я стою у входа. Мне еще не разрешили войти. Я вижу груду обуви маленького размера. Вхожу. Все улыбаются. Все они так доброжелательны к незнакомке.
«Asalaamu alaykum».
У них та же история. Думаю, это сложнее всего – видеть их, слушать их, с их синяками, грязной порванной одеждой, порезанными пальцами и улыбающихся тебе. Они дети. Они еще мечтают. Они кажутся полными надежд, и это разбивает твое сердце.
Когда мы уезжаем из лагеря, все дети выбегают, выстраиваются у стены и машут нам на прощание. Находясь в автомобиле, мы с Захидой пытаемся обсуждать программы и Конвенцию о правах ребенка. Но мы плачем. Мы видим на улицах других маленьких детей, собирающих мусор.
У меня нет слов.
Суббота, 25 августа
Мы прилетели обратно в Исламабад. Мне кажется, прошел уже месяц с тех пор, как мы были здесь. Я очень устала.
Здесь, в офисе УВКБ, я познакомилась с Бернадетт. Она ведет нас в первое место. Бернадетт работала в Пномпене в Камбодже, и у нее есть сообщение для меня от Мари-Ноэль (с которой я была в Камбодже). Мы поговорили о наших друзьях и Камбодже.
(Через несколько недель после того, как мы распрощались в Бангкоке, Мари-Ноэль была неожиданно уведомлена о переводе в другое место. Через несколько недель она уже работала в офисе УВКБ в Шри-Ланке. Я думаю: как же она адаптируется? Неожиданные переводы обычны для УВКБ. Это одна из трудностей работы.)
Приятно чувствовать, что ты связана с другими по всему миру.
Уважать и ценить другие места и культуры – это в духе УВКБ и его персонала. Это самая сущность значения ООН.
Д-р Джавид Ахтар Хан – координатор программы.
Половина сотрудников – профессионалы, половина – волонтеры. Волонтеры работают за «благословение».
У всех здесь общая цель. Они оказывают помощь и лечат многих афганских беженцев, живущих в городских районах.
УВКБ едва хватает средств, чтобы помогать более чем одному миллиону в лагерях. Оно не может помогать и беженцам в городских районах – это где-то от 700 000 до 2 миллионов человек, подсчитать точно невозможно.