Сотрудники упоминают, как тяжело привлечь сюда внимание мира. Боевые действия, война в Колумбии, к настоящему моменту продолжающаяся уже сорок лет, кажется, только усиливаются. В новостях насилие, но не жертвы. Не люди. Не семьи.
Здесь нет больших лагерей. Все разбросаны по приютам и т. п.
Мне также сказали, что сложно добиться того, чтобы беженцы высказывались открыто, согласились общаться со СМИ, потому что они боятся боевиков, которые тоже перешли границу и хотят, чтобы они молчали. Мне сказали: «Это не паранойя – многие были убиты».
Так как мы прибыли ночью, меня сразу проводили в мой номер в гостевом доме. Я нахожу дополнительные одеяла и маленький обогреватель. Я рада, что здесь прохладней, чем я ожидала. Думаю, что они знали, что будет так. Здешние дамы купили мне пончо на случай, если у меня недостаточно теплой одежды.
Пятница, 7 июня. 7.15
Завтрак, на котором мы начинаем брифинг.
Первый офис УВКБ в Южной Америке был открыт в Буэнос-Айресе, Аргентина, для помощи жертвам конституционных нарушений в регионе. В 70-х годах УВКБ открыло региональный офис в Лиме, Перу. В течение 90-х новый региональный офис появился в Каракасе, Венесуэла, для охвата северной части Южной Америки и Панамы в помощи жертвам внутреннего конфликта в Колумбии. Ситуация все ухудшалась, что привело к открытию офисов УВКБ в Боготе и трех других провинциях Колумбии. В 2000 году еще один офис УВКБ был создан в Кито, Эквадор.
Мне сказали, что каждый день в Колумбии перемещают людей. Кто-то говорит: «И каждый день убивают людей». Мне говорят, что я увижу разницу с другими странами, которые посещала. Беженцы здесь в основном городские. Они проживают небольшими группами. Они в основном имеют профессии. Они не фермеры. Это люди, которые, как я понимаю, привыкли жить как вы – люди, читающие это.
ООН содействует созданию «общего дома». Специализированные агентства ООН побуждают иметь общую собственность, где это только возможно на месте. В Кито УВКБ и другие агентства ООН имеют офисы в одном здании. Может показаться очевидным, что все работают рука об руку, но дело не всегда обстоит так. Мне говорят, что Генеральный секретарь все больше и больше продвигает идею единства. Здесь все агентства ООН – Всемирная продовольственная программа, Программа развития ООН, ЮНИСЕФ и УВКБ – работают вместе.
В самых демократических странах это не так. Это может быть очень по-разному. Колумбия – демократическая страна, но такие агентства, как УВКБ, Красный Крест и т. д., должны помогать защищать людей.
Защита. Это слово часто повторяется в разговорах этим утром. Защита около 20 миллионов человек, лишившихся корней, – главная обязанность УВКБ. Агентство делает это несколькими способами. Используя Конвенцию о статусе беженцев как свой главный инструмент, УВКБ гарантирует соблюдение основных прав человека в отношении покинувших свой дом людей и то, что беженцы не будут насильственно возвращены в страну, где столкнулись с преследованием. В более долгосрочной перспективе УВКБ помогает гражданским лицам вернуться на родину, поселиться в странах-убежищах или в третьих странах. Используя всемирную сеть офисов, УВКБ также ищет пути предоставить по меньшей мере минимальный кров, еду, воду и медицинское обслуживание сразу же после любого массового наплыва беженцев.
После брифинга я ошеломлена сложностью ситуации. У меня небольшой туман в голове, но я уже могу сказать одно: я думаю, мне надо знать больше. Кто-то может подумать, что с таким огромным гуманитарным кризисом, какой очевиден в этой части мира, нарушения прав человека должны получать большее освещение в СМИ. Потому что я – мы – должны знать об этом.
74 процента территории Колумбии находятся под контролем партизан или вооруженных формирований (большая часть из 40 миллионов человек живут на 25 процентах территории, в крупных городах, все еще контролируемых демократическим государством). Это преимущественно пограничные районы, где они контролируют ресурсы – наркотики, масло, кофе, изумруды. Но кто их покупает у этих людей? Кто покупает эти товары? Кто поддерживает повстанцев?
На этих 74 процентах территории власть правительства отсутствует или очень слаба. В этих районах нет государственной защиты. Здесь один из главных партнеров УВКБ – Католическая церковь. И это так во всей Южной Америке.
На этот раз я приехала только в Эквадор. Мне напомнили, что я вижу только небольшую часть очень большой операции. В граничащих с Колумбией Венесуэле и Эквадоре и самой Колумбии есть офисы УВКБ. Деятельность УВКБ также охватывает Панаму, но граница – болотистые джунгли, одна из самых недоступных территорий мира. Деятельность УВКБ также охватывает Перу, но граница – джунгли, так же как граница между Колумбией и Бразилией.
Еще информация: убийства и похищения – 3000 человек в год. В среднем девять или десять человек в день.
Хотя в последние три года все больше и больше людей покидают Колумбию, бÓльшая часть населения, гражданские жертвы конфликта, остается в стране. Большое количество ВПЛ. Кажется, здесь сложнее получить помощь и признание. Может быть, международному сообществу сложнее понять ужас ситуации. По последним данным, от 500 до 900 людей перемещаются каждый день. Я спрашиваю, почему они остаются в стране. Сотрудник УВКБ говорит мне, что одна из причин – на территории Колумбии выше возможность получить работу.
Многолетний вооруженный конфликт в Колумбии привел к тому, что сотни тысяч людей мертвы, а более чем полтора миллиона человек перемещены. Тысячи бежали в соседние Венесуэлу, Панаму и Эквадор. В 2001 году в Эквадоре было зарегистрировано около 2000 прошений о предоставлении убежища от колумбийцев, по сравнению с всего 30 в 2000-м. В течение первой половины 2002 года было подано 2198 прошений. Кроме того, колумбийские беженцы находятся на седьмом месте по количеству прошений о предоставлении убежища, поданных в промышленно развитых странах с января по май 2002 года.
Четыре года назад президентская кампания была выиграна благодаря разговорам о мире. В прошлом феврале процесс мирного урегулирования потерпел крах. Эти выборы были выиграны благодаря разговорам о войне. Использовать силу для того, чтобы справиться с ситуацией, – я могу только представить, как этот новый путь повлияет на людей. Сегодня сотрудники гуманитарных организаций готовятся к тому, что конфликт усилится.
Многолетний вооруженный конфликт в Колумбии привел к тому, что сотни тысяч людей мертвы, а более чем полтора миллиона человек перемещены.
Я посещаю офис, расположенный в церкви, чтобы встретиться с просителями статуса беженца или теми, кто его получил, и выслушать их истории. Эрта Лемос – директор офиса Комитета помощи беженцам, одного из партнеров УВКБ в Кито. Она говорит, что очень счастлива быть миссионером для мигрантов. У нее приятная улыбка, на безымянном пальце – кольцо с распятием. На стенах – все плакаты УВКБ с детьми со всего мира. Один выглядит в точности так же, как Мэддокс.
Эрта объясняет нам, как работает этот офис. Он открывается в семь утра, чтобы принять людей, подающих просьбу об убежище. Самые тяжелые случаи – люди, преследуемые вооруженными формированиями. Большинство случаев – родители-одиночки или одинокие дети. Многие случаи – люди, которых пытали.
«Этим людям также нужна эмоциональная и духовная поддержка», – говорит она.
Сначала – короткое интервью, чтобы узнать, есть ли у них причина просить о статусе беженца. Если да, заполняются бумаги, чтобы задокументировать их случай. Затем – ряд серьезных опросов. Офис рассматривает около 25–30 случаев в день. Заявки разного размера. Например, одна мать и семеро детей, то есть заявка на восемь человек. Офис тесно сотрудничает с правительством Эквадора в интересах людей, ищущих убежища.
Когда мы знакомимся, я вижу через окно, как людей начинают опрашивать. Как и другие опросы, когда я видела человека, просящего защиты, они кажутся рваными, почти лишенными смысла. Невербальный язык такой же: голова немного опущена, бумаги или пакет крепко сжаты в руках.
Мы входим и проходим по коридору, полному людей. Один мужчина ходит взад-вперед, укачивая плачущего младенца. Вдоль стены также сидят несколько детей. Не могу сказать точно, но кажется, они одни.
Мне говорят, что сейчас я познакомлюсь с мужчиной, чьи жена и дети были убиты у него на глазах. «Очень травмирован, но ему становится лучше». Эрта только что вышла, чтобы привести его. Я нервничаю.
Это невысокий человек в серо-черной вязаной куртке и рабочей рубашке. Можно видеть, что он постарался хорошо одеться. Притом, что у него очень мало вещей. В куртке много дыр. Седые волосы уложены назад, глаза печальные. Догадываюсь, что ему под шестьдесят. Доброе лицо. Симпатичный мужчина. Очень вежливый.
Он объясняет, что он из того же района, где всего три недели назад произошла еще одна резня. Ему все время напоминают, чтобы он говорил помедленнее, чтобы его слова можно было перевести.
У него была маленькая ферма, где он выращивал кукурузу. Думаю, он говорит быстро, потому что ему слишком неприятны эти воспоминания. Кажется, он хочет пройти через это как можно быстрее. «У меня даже был джип», – говорит он. Партизаны стали вымогать у него деньги.
Кажется, он начинает нервничать. Я думаю, не потому ли, что я пишу. Я прошу сказать ему, что я обещаю не упоминать его имени. Мы просто хотим, чтобы люди поняли ситуацию в его стране.
Он продолжает. Члены вооруженного формирования пришли в деревню и начали бороться с партизанами. Партизаны обвинили его в поддержке вооруженного формирования. Была резня. Семьдесят жителей деревни были убиты. «Мы не уверены», – говорит он. Это были партизаны. Он немного дрожит, когда говорит, и все время потирает руки.
Ему задают вопрос на испанском. Вдруг его глаза наполняются слезами, и он не может говорить. Уильям говорит: «Я спросил, как убили его семью». Я смотрю на мужчину, и он смотрит на меня, словно говоря: «Пожалуйста, не заставляйте меня рассказывать об этом».