По соображениям безопасности здесь нет знаков ООН, флагов или любых обозначений снаружи дома. В среднем люди остаются здесь на десять-пятнадцать дней, никогда не задерживаются более месяца. Когда дверь открывается, к ней подходит маленькая девочка лет, наверно, двух в коротком белом платье. Это место для незащищенных, одиноких многодетных женщин. Все живущие здесь вместе работают. У каждого есть работа по дому, так что они сами могут заботиться о себе. Они сами управляют этим местом. Комната с девятью двухъярусными кроватями (у мужчин и женщин отдельные комнаты). Я не вхожу. Один мужчина выглядит очень больным и лежит в постели. В женской комнате на кровати спит маленькая девочка. «Она из семьи, которая приехала сюда только в прошлый четверг», – говорит кто-то.
Потом я познакомилась с девочкой, которая некоторое время жила в офисе УВКБ. Она похожа на маленького ангела. Она – особый случай, потому что является жертвой изнасилования.
Вдруг у мужчины начинаются судороги. Он падает на пол. Другие мужчины подходят к нему. Один держит его голову, другой трясет его руки. У него всю жизнь была легкая эпилепсия, но после психологической травмы она стала хуже. Ему двадцать семь лет. Его относят в кровать: «С ним все будет хорошо». Видеть, как они пришли к нему на помощь, и знать, что две недели назад они совершенно не знали друг друга, а теперь кажутся семьей. Оказывают друг другу помощь в самых трудных ситуациях.
Здесь маленькая, очень простая кухня. Мальчик лет восьми помогает на кухне своей маме. Он смелый и протягивает руку: «Buenos dias».
УВКБ помогло мне приобрести школьные тетради и другие необходимые материалы для дома. Мы приносим их и кладем на стол. Замечательно видеть, как дети восхищены учебными материалами. Также есть книги для взрослых. Мать быстро берет книгу Габриэля Гарсии Маркеса и улыбается. Мы также принесли несколько игрушек, и когда мы говорим, что с ними можно играть, дети несутся по лестнице вниз. Это великолепно.
Одна из женщин находится здесь восемь дней. Она работала в Колумбии в НПО под названием Reinsercion (для «перевоспитания» партизан). Она рассказывает нам свою историю. Она работала, помогая проводить работу среди партизан, чтобы вернуть их к гражданской жизни. Чтобы научить их снова жить нормальной жизнью. Она привозила их на фермы, спонсируемые правительством, чтобы они научились работать по-новому. (Пока она говорит, рядом девочка учится прыгать через скакалку. Другие дети сидят у стены и читают новые книги.) Так как она работала с бывшими партизанами, ее преследовало вооруженное формирование. Они захватили ферму. Она осталась ни с чем.
«Не было времени даже собрать чемодан», – говорит она. Она хотела бы работать в НПО в Эквадоре.
«Я уверена, что у меня есть, что предложить. Я – специалист по сельскому хозяйству. У меня много планов, как помочь людям помогать самим себе».
Эта женщина также занималась тем, что пыталась изменить взгляды людей или убедить их заменить плантации коки на другой вид фермерской деятельности с различными зерновыми.
«Это очень сложно, потому что они зарабатывают очень много денег на коке, даже самые бедные крестьяне. Как им можно сказать, чтобы они выращивали зерновые, которые принесут меньше денег? Вы можете видеть людей из Колумбии или любой страны, где существуют бедность и коррупция, – у них должны быть возможности для выживания».
Она начинает плакать. «Когда они захватили ферму, они убили трех человек, работавших со мной. У нас был детский сад для детей тех, кто работал на ферме. Они также убили учителя».
Она вытирает глаза бумажной салфеткой, успокаивается и говорит: «Я знаю, что должна начать сначала, и бог поможет».
Я смотрю на фотографии фермы, которые она принесла. Они сделали все возможное, чтобы улучшить жизнь. На этих фотографиях так много надежды и видов на будущее. Хорошие люди пытаются помочь своей стране, помочь друг другу. Она знала женщину, которая занималась правами человека и рассказала ей о УВКБ. Так что она приехала в Эквадор, чтобы его найти.
«У Эквадора свои проблемы. Его собственному народу нужно многое, так что я беспокоюсь за детей. Это не их страна. У их семей нет ничего. Нам надо помочь Эквадору, сделать вклад в эту страну, чтобы они смогли помочь нам здесь».
Она кивает на мой дневник. «Ничего?» – спрашиваю я. «Да», – отвечает она. Она рада, что я записываю.
Она добавляет, что когда рассказывает людям о том, что она колумбийка, «они смотрят на тебя, как на чудовище. Но мы не плохие люди. Среди нас много хороших людей».
Уильям спрашивает ее, хочет ли она вернуться в Колумбию. Она посмотрела на него, как на сумасшедшего. Я начинаю понимать, что у этих людей очень интересное самовосприятие: какими бы отчаявшимися они ни были, они кажутся полными жизни и обладают страстью к жизни.
«Это прекрасная страна, и я люблю свой народ, но я не могу вернуться. Понимаю, что как минимум несколько лет. Насилие должно прекратиться. Мы не выживем, если вернемся сейчас».
Стеснительный парень из столярной мастерской только что вошел в дверь. Должно быть, он шел сюда пешком. Кажется, это очень длинный путь. Он держит футбольный мяч, который мы ему дали. Он показывает его и отдает своим братьям. Теперь он улыбается и кажется очень спокойным. Я знакомлюсь с его мамой – она милая.
Мы знакомимся с семьей – одинокая женщина, живущая с шестью детьми в гараже. Она вынуждена была уехать, потому что двоих ее детей мобилизовали партизаны. Южная Америка отличается от других стран, где множество людей перемещается вместе и живет в лагере. Переезд из своего дома в чью-то страну и общество. Отдельные семьи. Они показывают мне все, что они делают. Молодой мужчина говорит, что у него отлично получалось заниматься капоэйрой (бразильское боевое искусство), а потом группы повстанцев попросили его их учить. Он согласился учить, но потом они захотели, чтобы он воевал, и он покинул группу.
«Я отказался носить оружие или работать над производством коки. Они угрожали мне, но это противоречило моим принципам. Потом мы поняли, что если останемся там, нас убьют. Мы покинули город и отправились в сторону границы. Когда мы прибыли, тетя сказала, что мы в черном списке. Мы потеряли все, продали все, что смогли. Мы прибыли сюда и начали заниматься всем, чем могли. У нас был ресторан, но миграционная служба закрыла его, потому что у нас еще не было документов. К счастью, нас не депортировали. Мы узнали о УВКБ. Теперь наши документы в порядке».
Теперь они изготавливают ремесленные изделия. Они показывают нам подарочные коробки, кукол, композиции из цветов. Они продают это в гараже.
«Я хотел бы начать настоящий бизнес. Я мог бы делать хорошую пиццу».
Монахини пригласили нас в свои апартаменты, чтобы освежиться. Они миссионеры, поэтому одеты в обычную женскую одежду. Вдруг у меня появилось очень странное чувство. Может быть, потому что я росла, как католичка, но когда они показали мне свои спальни, я почувствовала, что мне не надо смотреть. Не знаю точно, почему меня так заинтересовало то, что у них были маленькие тренажеры для ходьбы. Предполагаю, мы не думаем о монахинях, как о тех, кто делает зарядку или является настолько человеком. В одной комнате на полу лежат подушки и стоят маленькие деревянные статуи. Она складывает свои руки жестом «здесь мы молимся». Одна из сестер рассказывает мне о своих годах в Колумбии. Она говорит, что была миссионером восемнадцать лет, восемь из них – за пределами Бразилии. Ее группа сестер была организована для помощи мигрантам. Она говорит, что теперь одевается в обычную одежду. Затем она снимает свое кольцо-распятие, чтобы показать мне. Она протягивает его мне, чтобы я посмотрела. Я чувствую, что не должна трогать его.
«Мы из Бразилии. Наш орден работает в двадцать одной стране. Мы работаем с мигрантами. Мне нравится отправляться в различные части мира, где различные мировоззрения. И я всегда очень многому учусь у детей».
Я говорю им, что моя мать католичка и она будет очень счастлива, что я провела время с монахинями. Они смеются. Это опыт, который продолжает доказывать, что в каждой организации, в каждой стране, в каждой религиозной группе есть и плохое, и хорошее.
Одна сестра говорит: «Моя мечта – работать на границе Мексики и США». Я говорю ей, что она, наверно, единственный человек на земле, который об этом мечтает. Она улыбается. Мы прощаемся.
«Может быть, мы когда-нибудь увидимся на мексиканской границе. Кто знает», – говорит она.
Да, напоследок они сказали одну вещь (это перевели): они рады, что Бразилия выиграла последний футбольный матч.
Мы посещаем общину беженцев в отдаленном месте. Здесь сорок человек, семнадцать из них дети. У нас ушло некоторое время на то, чтобы приехать туда, где они живут. Мне говорят, что у них есть всего один автомобиль на всех. На нем они добираются до автобуса. Два года назад они прибыли из Колумбии, из Сан-Агустина. Они говорят о нем как о «древнем месте Колумбии». Причина отъезда: «Они заставили многих из наших детей взять в руки оружие. Власть захватили партизаны. Мы – духовная община».
Здесь, в этом отдаленном районе, у них есть школа и церковь.
«Мы, наконец, живем спокойно».
Они живут в глуши, но все же не хотят, чтобы были сделаны фотографии.
«Мы боимся, что они достанут нас».
Нас ведут на кухню: она сделана под навесом, очень хорошо устроена. Там деревянные скамьи и столы под полимерной пленкой. Они очень гостеприимны и приготовили обед из говядины, риса и супа. Они рассказывают мне о человеке, учению которого следуют, – современном философе Самуэле Ауне Веоре, чье учение посвящено тому, как люди могут стать лучше. Культура людей, ищущих бога. Главное в книге философа, учению которого они следуют, заключается в том, что все религии, по сути, являются одинаковыми. Возможно, реинкарнацией друг друга. От Будды до Иисуса. Ему следуют несколько тысяч человек в Южной Америке, это не пагубный культ.