Стараниями, думаю, и Вашими тоже, и матушки моей дом у меня тут добротный, хоть и небольшой. Огороды посадили с товарищами, тут оно не в заводе было, и зелени вообще мало. Недавно приехавшие Нарышкин с семейством и Розен выписали через родственников черенки, луковицы и семена разных растений – для прививок и посадок. На тот год грозятся вырастить шпинат, артишоки, капусту разных сортов, в том числе савойскую и цветную, и даже арбуз. В саду у себя Михаил Михайлович[28] посадил все породы деревьев, что нашлись здесь, а еще различные ягодники: вишню, малину, крыжовник. Он за время ссылки знатным садоводом и огородником заделался.
Вы уж простите меня, милая Варенька, напугал Вас прошлым письмом, что до сих пор ответа нет. Пишите мне, прошу Вас, очень жду от Вас весточки и решения.
Роман Чернышев.
Письмо девятнадцатое, к Нему
Яблочный Спас[29], 1832 год.
Имение Чернышевка близ Москвы
Роман Сергеевич, друг мой, с праздником. Надеюсь, посаженные Вашим знакомцем яблони через год-другой заплодоносят, и будут у нас свои яблочки к Преображению. Пишу у нас, потому как укрепилась в намерении своем ехать к Вам. Не знаю пока, как сложится, но коль не успею до распутицы, выеду по первопутку.
Оленька, княгинюшка моя, совет дала в Саров съездить. Потолковала я с тетушкой, с матушкой Вашей – мы уже у Вас гостевали – у батюшки благословение взяла и поехала. Тетушка слаба еще была, в имении осталась. Как и что мне батюшка Серафим сказывал, я Вам при встрече расскажу, трудно то писать, да и много выйдет. И разговор, он не письмо – глаза Ваши видеть хочется. А о самой поездке расскажу немного.
Ехали мы долго, на лошадях, после по воде, и снова на подводе. Солнце припекало изрядно, шляпку и зонтик тетушка брать не велела – простое платье на меня надели и платок. Непривычно и жарко, но коль скоро я одна, так проще было. Только в самом Сарове уже в гостиницу для господ меня определили – там чисто и спокойнее. И на послушание не посылали, да я сама пошла: в храме прибраться, образа тряпицей протереть, подсвечники. Дел не так много, но во славу Божию. Вечером службу отстояли, утром приобщились – и к батюшке.
Я в сторонке стою – народу много около келейки собралось, все со своими вопросами и бедами – и калеки, и детки малые, и старушки. Стою и думаю, что их вопросы важнее моего, и так все хорошо сложилось – в святом месте побывала, приобщилась, а остальное само все разрешится. Вдруг келейник батюшки выходит и Варвару кличет. Я и не поняла сразу, что меня это – мало ли Варвар на свете. А он снова: «Где та Варвара, что в Сибирь собралась?» Я и откликнулась, пошла вперед, люди расступились, пропустили. Батюшка со мной поговорил недолго, а после благословил и образок дал Матери Божией. Вам велел отвезти. Об остальном после поведаю, как свидимся.
Пост отговеем, и коль погоды будут, тронемся, даст Бог, в сентябре. Мои сборы недолги будут, а далее, как Он управит. Подорожную только подождать, да припасы заготовить. Этим сейчас и занимаемся.
Остаюсь, как и прежде невестою Вашею, Варвара Белокриницкая
Письмо двадцатое, к Ней
Покров, 1832 год, Курган
Варвара Павловна, милая Варенька, если позволено мне будет Вас так называть. Получил я письмо Ваше, и от маменьки вскорости тоже пришло. Радуюсь тому, что были Вы в святом месте, и как понял и смею надеяться, благословение получили. Только сердце мне подсказывает, что свидимся мы не так скоро, как оно мне хотелось бы. Уже Покров, а от Вас нет весточки, что в путь тронулись, и выходит по всему, что не ранее как по первопутку, а зимняя дорога, она тут дольше и труднее, но, как Бог даст, роптать не стану, не стоит того.
Какие погоды у вас на Москве? У нас снег еще до Покрова выпал и уже до Пасхи, поди, не стает, а скоро и морозы грянут. Зимы здесь снежные и холодные, но легче, чем в Березове, спокойнее. И житье мое тут спокойнее, нежели в Березове: люди кругом, дела, книг больше, надзора такого нет и страха, но все равно вечерами порой такая тоска находит, выть хочется. Простите, Варенька, за малодушие мое, что пишу Вам о том, да только нет у меня никого ближе Вас, даже с матушкой не могу быть столь откровенным. Вот пишу Вам, и надежда теплится, что увидимся скоро. Для меня это самым большим счастьем будем – Вас увидеть и поговорить не в письмах, а может, и просто рядом посидеть, молча. Мнится мне, Ангел мой, Варенька, что с Вами рядом и молчать хорошо будет.
В храме сегодня хорошо так пели, ладно, архиерей приезжал и хор свой привез. Я словно дома оказался, у нас в приходской церкви хор замечательный, красиво очень поют, матушке нравилось. Сам-то я мало в церкви бывал, дважды в год говел, как полагалось, да на большие праздники, но матушка моя молитвенница, частенько провожать ее приходилось. Провожу, постою немного, пение послушаю, и в ресторацию ближайшую, а как колокола заблаговестят – обратно вернусь – матушку до дому проводить. А как в острог попал, то и сам молитвенником сделался, все вспомнил, что в детстве учил. Вот ведь как бывает – в хорошей жизни нам ни Бог, ни вера не нужна, а случись что – тотчас к Нему прибегаем: «Спаси и сохрани», впрочем, оно и по жизни так. С друзьями тоже бывает, да и с родными – хорошо нам, мы их не помним, плохо – бежим о помощи просить. Да только не всяк помочь захочет. Еще заметил я, что родному и близкому мы всегда больше боли приносим и горести, а он все терпит, по любви терпит, а мы не замечаем, или замечаем, когда поздно уже. Сколько я горя матушке принес, да и ранее приносил, и братец мой, да и батюшка, Царство им Небесное, а она все с улыбкой и терпит все. Стыдно мне, Варвара Павловна, но радуюсь, что хоть в письмах могу у матушки прощения попросить – братцу и того не достало.
Товарищи мои нынче обед праздничный учинили, а я сбежал от них и гулять отправился, а после у себя в доме затворился – не хочется застолий шумных и разговоров праздных. От этого вся и беда пошла – в тех разговорах и решилось все, что натворили товарищи мои. Да и сам я к тому причастен, коль скоро не остановил. Доносить я бы не стал – не дело дворянина, сами понимаете, но надо было не слушать и внимания не обращать, надеясь, что разговорами все и кончится, а найти правильные слова какие, чтобы не допустить того, что на Сенатской площади свершилось. Да только русский человек, как говорится, задним умом крепок, вот и я так же.
Покров сегодня, Варвара Павловна, осень в Москве, в имении листьями прелыми пахнет во дворе, костром, поутру туман стелется… Как вспомню, так снова жить хочется, чтобы вернуться домой и увидеть это все и запах почуять, по туману тому на прогулку выйти, али на охоту. Хоть я и не охотник – не понимаю радости в убийстве, но люблю на коне в лес или в поле выехать, рано-рано, когда еще туман стелется и дух такой пряный витает, а потом, когда гон, эта быстрая езда, азарт, в гоне и есть самый азарт, а не в стрельбе, уверяю Вас.
После Покрова, надеюсь, и у Вас дороги наладятся, и даст Бог, к Рождеству Вы приедете, а коль выехали, как поминали, в сентябре, то и того скорее могу ожидать. Письмо это посылаю на адрес маменьки, чтобы не затерялось в дороге, не ровен час и ожидаю Вашего приезда, Варвара Павловна, с нетерпением и радостию.
Искренно Ваш, Роман Чернышев.
Письмо Варваре Белокриницкой от Михаила Боборыкина
Здесь. Мясницкая,
Белокриницкого Павла Матвеевича собственный дом
Михайлов день[30], 1932 год
С радостною вестию к Вам, Варвара Павловна. Нежданно радуюсь чужой радости в свой День Ангела. Подорожную отправляю с нарочным и билеты банковские, что положены Вам. Коль скоро поторопитесь, Рождество в Кургане встретите.
Сильна, видно, молитва Ваша, али кто иной за Вас молится. Дай Бог счастия, и меня прошу изредка в молитвах поминать.
Статский советник,граф Боборыкин
Письмо Роману Чернышеву от матери,
графини Чернышевой Елены Дмитриевны
Введение[31], 1832 год
Имение Чернышевка близ Москвы
Любезный сын мой, Роман Сергеевич, письмо Ваше адресату вручить не имела возможности, но новость сия для вас радостна – вскоре после Михайлова дня, Варвара Павловна в путь тронулась. Служанка с нею, да лакей, да кучер. На долгих поехали, не знаю, скоро ли Кургана достигнут.
Счастлив Ваш Бог, Роман Сергеевич, что Варенька ныне невеста Ваша. И мое материнское сердце меньше болеть будет, коль скоро супругою станет. Обид на Вас не держу, простила давно. Видать, судьбе так угодно, что все мужчины в роду Чернышевых – бунтари непутевые, и жалко мне до слез Варвару Павловну, прикипела я к ней, но Вас, mon coeur жальче, кровинку мою. Даст Бог, свои дети будут, поймете.
Коль получу от Варвары Павловны весточку с пути, отпишу Вам, и Вы с письмом не задержитесь, как приедет она. Дорога дальняя да зимняя.
Сорокоуст в трех храмах заказала, да и сама молюсь, но сердце порой екает и на душе неспокойно. Стары мы обе с тетушкой ея Катериной, сопроводить не смогли, а надо бы.
Ждем от Вас весточки и на послабление участи Вашей надеемся – указ[32] вышел о том, даст Бог, тогда свидимся.
Елена Дмитриевна Чернышева
Письмо двадцать первое, к Нему
Никола зимний, 1832 год,
постоялый двор на Большом сибирском тракте
Странно устроена наша жизнь, дорогой мой Роман Сергеевич. Неисповедимы пути Господни и ничто, никакое событие, никакая встреча не случайны. Все Господом на наших судьбах написано. Иначе как объяснить, что ночую нынче и письмо это Вам пишу так, где мы повстречались. Более пяти лет минуло, а словно вчера. И где сидели Вы, помню, взгляд Ваш, и разговор наш мимолетный. И холодно также было, и безлюдно. Пять с лишком лет – для жизни человеческой большой срок, как думаете? Мнится мне, это как посмотреть. Коль в счастии да в достатке – так в один миг пролетят, и не заметишь, а коль в остроге да в ожидании – долго тянутся. Про годы сказать не могу, но вот эти дни дороги точно вечностью кажутся. Едем и едем, все бело вокруг, и конца краю не видать ни снегам этим, ни степям. Деревеньки маленькие окрест, дома тоже снегом занесенные, люди неприветливые. Мы с Парашею моей сидим, друг ко другу жмемся в кибитке, а Иван на облучке с кучером. Ружье держит, неровен час звери какие, али люди лютые встретятся. Напугали нас давеча, как в избе одной ночевали, что людей тут лихих много, беглых, вот и тряслись всю дорогу. Сейчас отпустило чуток – на постоялом дворе хозяин справный, да и страхи он мои развеял – то, говорит, дура-баба языком трепала незнамо чего, дороги спокойны нынче – зима. По весне да, бывают и волки голодные, и люди лихие, а зимой зверь спит, да и человек в лес не сунется. Только все равно Иван на облучке с Прохором поедет. Матушке он Вашей обещал охранять меня в пути.