– Пришлось мне ехать к Владу Захарову на прием, – продолжал рассказывать Олег. – Влад у «макаровцев» – второе лицо. Убедил его, что Гена будет мне постепенно долг отдавать. Но ясно, что Гена никогда всех денег мне не вернет, даже если всю жизнь будет расплачиваться.
Я вспомнил пышущую здоровьем беззаботную физиономию электромеханика. Нет, не походил он на человека крупно виноватого, на котором висит большой долг и у которого едва не отобрали квартиру.
НА ПОДХОДЕ
До Владивостока оставалось чуть больше суток хода. На судне шли разговоры, не скинуться ли всем для откупа от таможни. Однако никто не знал, кому в той злобной бригаде можно без опаски сунуть взятку.
– Такое уже было! – протестовала одна из девиц. – Они и деньги взяли и разули всех. Мне самой столько насчитали! Я сразу говорю: я не дам!
Чернявый парень с золотыми фиксами и лицом мафиози – представитель турфирмы – предлагал собрать со всех по тридцать долларов на охрану от грабителей.
– А кто будет охранять? – раздались голоса (дело происходило перед чаем в кают-компании).
– Пусть все соберутся, тогда я расскажу подробно. Так, – начал он, когда все столики заполнились. – Имеется возможность организовать охрану при разгрузке. Есть уже предварительная договоренность, охрану будут обеспечивать «алексеевцы».
– Да это те же бандиты! – хохотнул кто-то.
Остальные молчали.
– Мое дело – предложить. Нет? – значит, вопрос снимается, – проворчал чернявый, – и каждый пусть выкручивается, как может.
– А почему за те же деньги не нанять ОМОН? – спросил Олег.
– Олег, – поднялась Эмилия Ивановна (на этот раз без обычной милой улыбки). – От ОМОНа никакого толку, ты сам видел. У меня в прошлый раз утащили два кресла, и никакой ОМОН не помог.
– Зато эти помогут, – язвительно усмехнулся Олег. – Доведут до ворот, а за воротами сами и разграбят. Или других наведут. От них же никаких гарантий.
– Ладно, не хотите – всё, будем без охраны, – проговорил золотозубый.
Я же не мог представить, что хуже: «алексеевцы» или то, что не будет охраны.
Перед самым подходом нам раздали декларации и листочки для подробной описи привезенных вещей и их стоимости. Все бродили с этими листочками по коридорам или сидели над ними в каютах, ломая голову, что вписать туда так, чтобы сумма соответствовала декларируемой вначале, но и так, чтобы таможенные начисления не получились слишком большими. Как я понял, ни у кого этот список не соответствовал действительности.
Олег быстренько заполнил свою бумажку и теперь сидел над моей, прикидывая, что записать на меня, на мои тысячу двести долларов.
– Может, зонтики и ремни, что в электромастерской? – предложил я.
– Ты что! – воскликнул друг. – Это уже будет считаться товарной партией. За нее с нас сдерут, знаешь, сколько? Пошлину – десять процентов от стоимости товара – плюс НДС – двадцать процентов – плюс сбор за таможенное оформление… Получается почти сорок процентов. А у меня прибыль до тридцати не доходит. То есть прямой убыток. Тем более, если начнут считать по розничным ценам. У них есть такое право: могут по оптовым считать, а могут по розничным. А розничные они ставят по своему усмотрению. Попробуй докажи, что ты покупал по другой цене.
– А если счет из магазина?
– Пофиг! Все на их усмотрение. И тогда уже можешь заплатить до ста процентов от стоимости.
«Получается, что коммерсанты вынуждены прятать свой товар», – подумалось мне.
– Надо тебе вписать холодильник, – вернулся Олег к списку. – Это сразу пятьсот долларов. А на единичные товары – в пределах двух тысяч – пошлина не насчитывается.
– Понятно. А где холодильник? Если попросят показать…
– Ерунда! Покажешь любой холодильник, их на палубе много стоит.
– Но ведь кто-то тоже будет его показывать! – воскликнул я.
– Ты думаешь, там один таможенник? – подключился к разговору Рашид. – Их заявится человек шесть.
– Да и вряд ли из-за одного холодильника захотят ходить с тобой, – прибавил Олег. – Ну, можно поспрашивать, нет ли у кого лишнего, чтоб тебе на себя записать. Или телевизора. А! Впишем мой телевизор, который на обмен возили.
–Там же написано «Олег», – возразил я.
– Ну и что? Коробка Олега, а телевизор твой. Не бери в голову, – улыбнулся он, видя мое замешательство. – И еще запишем чипсы – сто коробок. Так. Все равно остается еще долларов триста… Скажешь, пропил! С «мадамами» в «Голливуде» просадил! – захохотал он. – А! Зеркало! Про зеркало забыли! Сто долларов! – (Олег по чьему-то заказу вез большое настенное зеркало.) – Ладно. Все.
– А остальные? Остальные двести долларов?
– А остальные пропил, – поставил точку Олег.
Через какое-то время к нам в каюту заглянул Толик, тот самый, у кого весь товар смыло за борт и с которым я познакомился еще по пути в Пусан. Он был в майке, вырез которой напоминал декольте, в мешковатых штанах и шлепанцах на босу ногу. И, к моему величайшему изумлению, совсем не казался убитым горем. Представляю, что было бы со мной, окажись я на его месте. Я бы точно сошел с ума!
– Что-то у вас, ребята, телевизор дороговат, – заметил Толик, просматривая наш список. – Триста тридцать долларов! Мы, наоборот, поменьше пишем. Надо, чтобы одинаково.
Надо же, чем он озабочен, еще больше удивился я. У него чипсы смыло за борт, а он думает о цене на телевизор.
ХУЖЕ БАНДИТОВ
– Вначале, когда я только начал этим заниматься, вообще никаких пошлин не было! – сам удивляясь, вспоминал Олег. – Ельцин все пошлины отменил. Кто первый сориентировался, хорошо наварились. Я немного припоздал. Но все равно, все было намного проще. Пиши что угодно, лишь бы по сумме получалось не больше, чем на четыре тысячи долларов. Таможня приходит, берет образцы – кто куртку, кто штаны… Якобы на экспертизу. Вот и вся проверка. А потом – в декабре позапрошлого года – ввели новые порядки, новые пошлины, и пошло-поехало! Сейчас от них чего угодно можно ожидать. Бывает, выходишь в рейс – одни правила, а приходишь – уже совсем другие. Бывает, они взяткой ограничатся, а могут и опечатать помещение. Или вообще весь товар конфисковать, если найдут, то есть полностью разорить. Хуже бандитов!
– Блин! – выругался Рашид. – Не строили бы из себя честных, а сразу говорили, сколько давать. Как у нас на Кавказе. У нас на всё таксы известны, никаких головных болей.
– За ними ведь тоже контроль, – заметил Олег.
– Это уж их забота – делиться, выше передавать. У нас так только и делается.
В каюту вошел Гена.
– Можно? – извлек он из коробки здоровенную помидорину. – Хорошая новость.
Мы все невольно подались к нему: может, успеваем к своей таможне? Гена тоже приблизился к нам и, словно по большому секрету, сообщил:
– На обед – куриные окорочка!
У меня судорога свела желудок. Олег затрясся в беззвучном смехе, пальцем показывая на меня.
– Что, не любите, что ли? – изумился Гена.
– Вадим любит!
– Товар весь поместился? – перевел Гена разговор, не совсем понимая причину нашего смеха.
– Только-только, – ответил Олег, отдышавшись.
– Чипсами прикрыли?
– А как же!
– Они что, заставляют все лаборатории открывать? – спросил я Гену (всем было ясно, что «они» – относится к таможенникам).
– Мы сами обязаны открывать для осмотра все помещения на судне. С ними обычно ходят одни или двое наших, вроде понятых. Таможенники смотрят: это чьи чипсы? А это чей товар? Бывает, попросят вытащить несколько коробок. А дальше, например, видны мешки… «Что это?! Кто хозяин?!» Тогда уж хозяин отводит старшего из них в сторонку – на разговор, – электромеханик многозначительно подмигнул. – И уж как договоришься. Могут потребовать: выгружайте, будем считать. Тут уж, какую сумму ни назовут, заплатишь, потому что если считать – там на десятки миллионов будет. У каждого! – с каким-то торжеством воскликнул он.
На этот раз уже мы не смогли разделить его веселости. Гена тем временим съел еще помидор.
– Третий помощник мне не нравится, – промолвил он вдруг, понизив голос.
Олег вопросительно кивнул подбородком.
– Скользкий какой-то. Сам ничего не возит, а все косится, – продолжал Гена про третьего помощника капитана, – мол, некоторые помещения сдают. А сверху нас уже предупреждали: поступают, дескать, сигналы, что сдаете помещения коммерсантам. Кто-то капает. Раньше-то нам разрешалось сдавать, вернее, не запрещалось, сквозь пальцы смотрели. А теперь рискуем. И вот чудится мне, что третий стучит.
– Может, Пашу-«макаровца» на него напустить? – предложил я, вспомнив Олеговы угрозы в адрес капитана.
– Его потом не оттянешь, – сказал Олег. – А ведь точно не известно. Часто бывает, что стучит совсем не тот, на кого думают.
– Дед, например! – хохотнул Гена («дедом» на судне называют старшего механика): – Да нет, – прибавил он, – дед сам сдает.
– Бывает, таможня специально подсаживает человека – наблюдателя, – высказался Олег. – Или предложат кому-нибудь: стучи, за это твой товар не тронем.
– Неужели кто-нибудь согласится? – не поверил я.
– Я думаю, многие. Заодно и конкурентов устранить…
– Вообще, надо осторожней, – сделал Гена строгое лицо. – А то если докопаются, – мы с дедом сядем, а у вас товар конфискуют.
Море совсем утихло. И в этот последний день пути появились дельфины. Сперва я увидел, как среди безмятежных светло-голубых волн там и сям возникают какие-то странные всплески. Затем возле самого борта синхрон–но вынырнули два дельфина – две черные блестящие спины, выгнутые дугой, с острым зубцом плавника, провернулись в воде, словно два колеса. Это повторялось через каждую минуту или меньше. И всякий раз они выныривали не на том месте, где ждешь, а несколько впереди, так что скоро они обошли ваш «лайнер».
Кажется, я был единственным наблюдателем этого зрелища.
БАНКЕТ
Ночью, с опозданием на пол суток, подошли к Владивостоку, рассыпавшемуся огнями по склону черных гор, и стали на рейде.