– Ты что, смеешься?! Прошлый раз нас так шмонали, что я чуть инфаркт не получил. Зачем мне это надо? – морща и без того сморщенное бурое лицо, бормотал он.
– Олег советовал обратиться именно к вам, говорил, проблем не будет, – с трудом сохраняя выдержку, твердил я (судно вот-вот должно было уйти на морвокзал на оформление).
– Если бы он хотя бы заранее предупредил, я бы как-то подготовился…
– Но что делать?!!
– Подойди к кому-нибудь из команды. К боцману подойди, – и он поспешно удалился по коридору.
Кое-как удалось всучить пакет пропойного вида боцману с условием, что полпроцента от суммы пойдет ему (вообще же за такую услугу, как я узнал, берут одни, и два, и больше процентов). После этого мне стали лезть в голову всякие нехорошие мысли. Например: что, если этот боцман скоропостижно умрет? С виду он совсем доходяга. Или, пьяный, упадет за борт? Всякое ведь бывает… Что тогда? Ведь никто в таком случае не найдет этих денег (целое состояние!). В одночасье они для нас исчезнут. Вспомнил я и про оставшиеся у корейца Пети пять тысяч долларов. Вернее, я и не забывал о них, но сейчас подумалось: а вдруг он открестится, мол, никаких денег не оставалось…
Едва отплыли, возникла неприятность другого рода. Моя лаборатория оказалась единственной на судне, всем остальным пассажирам фирма предоставила по пять кубических метров в бывшем ВЦ – вычислительном центре, по величине напоминавшем трюм, где спрятать товар было практически невозможно. Неудивительно, что на мою кладовку начались посягательства. Одни пытались ее у меня перекупить, другие требовали справедливого раздела. Представитель «Марштура» Женя, сменивший на этом посту золотозубого Володю, тоже чернявый, с тонкими усиками, какие больше подошли бы игроку в бильярд, ходил за мной по пятам, уговаривая уступить помещение в пользу фирмы. И мне пришлось проявить несвойственную мне агрессивность и отшить их всех, как когда-то на «Турбидите» маленький злобный Сашок отшил выступающую за справедливость девицу.
Если в чем мне и повезло однозначно, так это с соседом по каюте. Это был высокий худощавый парень с чуть смущенной всегда улыбкой и деликатным манерами. Благодаря Володе (так звали соседа) я избавился от одной, мучившей меня заботы: как мне загрузить в одиночку предполагаемую гору товара? С этой задней мыслью я как-то в разговоре расписал ему выгодность покупки товара вместе со мной – тогда и цены будут для него значительно ниже, и не придется тратить время на поиски, так как магазины и их хозяева мне известны.
– Если так, то это упрощает мою задачу, – обрадовался Володя. – А я, со своей стороны, помогу тебе при погрузке, – сам предложил он то, о чем я намеревался его просить.
«НЕСОМНЕННЫЙ ДАР»
В этот раз я действовал намного четче, чем прежде. Мы с Володей переходили из магазина в магазин, продавцы встречали меня как родного, цены были для нас минимальными, и мой спутник искренне уверовал, будто имеет дело с прирожденным коммерсантом.
– У тебя несомненный дар! – говорил он с восхищением.
Наверное, скажи я ему, что я – геолог, он бы ни за что не поверил.
В магазине «Катюша» в этот приезд я был встречен совсем не так, как до этого. Петя, прежде почти не обращавший на меня внимания, нынче не отходил от меня ни на шаг. Он сразу развеял мои опасения насчет пяти тысяч долларов. На эту сумму он приготовил мне красивые костюмы «Поло Клаб» по цене на два доллара ниже, чем они продавались на Техасе, да и на остальное сбавил цены более, чем я смел надеяться. Я объяснял себе столь резкую перемену его чувством вины за оставшиеся у него деньги или тем, что в эти дни пришло мало российских судов. Но оказалось, что это не так.
Когда мы остались вдвоем, он обратился ко мне с непривычно горестным выражением лица:
– Вы не можете мне помочь?
Я посмотрел на него с недоумением: я? Помочь миллионеру Пете?!
– Один человек, – заговорил магазинщик почти шепотом, печально склонив свою большую голову, – должен мне деньги. Много деньги. Двести шестьдесят тысяч доллар. Он Владивосток. Я давал товар реализация… Человек этот есть мафия, я узнал. Это самый большой мафия Владивосток. Понимаете? Я хочу приехать. У меня есть документы… – и он стал показывать какие-то отксерокопированные бумаги. Вид у него был жалкий. Ясно было, что дело его безнадежно, он и сам, похоже, понимал это и обращался ко мне лишь по свойству человека надеяться на чудо, на неожиданную помощь или хотя бы в поисках сочувствия. Я и мог лишь посочувствовать.
– Вы только никому не говорите, я прошу, – шевельнулись крохотные губки на лунообразном лице.
Я предположительно догадывался, что тем человеком из мафии был Гладков, долгое время, по словам Безбережного, ублажавший доверчивого корейца. (Позднее я узнал, что во Владивостоке оседает таким образом немалое количество денег, и вернуть их магазинщикам часто оказывается не под силу.)
В скором времени начали поступать первые партии груза, и мой новый приятель Володя был совершенно ошеломлен.
– Я с такими масштабами впервые сталкиваюсь, – признался он, смущенно улыбаясь, после того как мы до полуночи таскали мешки с обувью на верхнюю палубу.
В результате наших усилий образовался длинный высокий ряд мешков, притулившихся к сложенным в виде блока коробкам чипсов и печенья. Ожидался контрактный груз, и я надеялся, что им полностью завалят мой товар.
– Не волнуйся, – заверял меня старпом Жбадин, – тут гора получится до самой трубы. Еще и драка за место на палубе будет.
Однако время шло, а палуба оставалась на две трети свободной, и, словно сигнал SOS, ярко сияли на ней мои оранжевые тюки.
ТАЙФУН
В день отхода, ранним утром, я внезапно проснулся, словно от толчка.
Стояла тишина, лишь чуть слышно посапывал на верхней полке Володя. По стеклу иллюминатора сбегали капли воды.
В одних трусах я выскочил наружу. Моросил дождь, змейками струясь по крашеной палубе. Город, море, небо – все было серым, дымчатым. В мгновение ока я взлетел по вертикальной лестнице на пеленгационную палубу. Мои мешки мокли. С брезента, покрывавшего чипсы и печенье, вода сбегала прямо на мой груз. Нижние мешки уже очутились в луже.
Чертыхаясь, я метался по судну, пытаясь отыскать хоть какой-то кусок брезента или полиэтилена. Попадались лишь обрывки, которые я кое-как лепил по верху мешков, большей частью без толку. Вспомнив, что каждая пара кроссовок или тапок упакована в полиэтиленовый пакет, я временно успокоился и, вернувшись в каюту, продрогший и мокрый, принялся заваривать чай. Однако отведать его мне было не суждено. Теплоход вдруг начал мелко дрожать и крениться, так что и Володя пробудился в тревоге и сел, держась за край кровати. Капли дождя уже не сбегали по стеклу иллюминатора, а размазывались по нему тоненькой пленкой. Нарастал гул. Даже здесь, в бухте, в порту, разыгрались такие волны, с такой силой принялись раскачивать и ударять судно о стенку причала, что, казалось, вот-вот расколотят его вдребезги.
Я снова выбежал под дождь. Брезенты, покрывавшие груз на палубах, вздувались зловещими пузырями, которые пучились на глазах и ползли от края к краю. Заряды дождя, словно пущенные из брандспойта, осыпали оголявшиеся ряды картонных коробок. Кусочки полиэтилена, покрывавшие мои мешки, давно улетели за борт. Казалось, от порывов ветра сотрясаются и сооружения порта, и сам город. Лужи делались шероховатыми и размазывались по асфальту пирса, как капли дождя по иллюминатору.
Вдвоем с Володей мы принялись таскать поддоны, сваленные беспорядочной кучей на берегу, надеясь сложить на них мешки, но не успели забросить на борт и десяток, как послышались свисток и окрики. Подкатил на велосипеде полицейский в сером мокром плаще.
– Э-э! – заорал он и энергично замахал рукой от судна к себе, показывая, что поддоны нужно вернуть.
Мы притворились, будто не понимаем.
– Э-э! – прокричал он еще более угрожающе и уехал.
Мы вновь ваялись за дело, но тут опять послышалось знакомое:
– Э-э-э! – но уже как будто с дружелюбными интонациями.
Дергая головой в сторону, полисмен вроде как приглашал меня следовать за ним. Поколебавшись, я внял его призывам.
За синим металлическим ангаром кореец указал мне на кучу сложенных стопками прорезиненных брезентов. Затем вытащил бумажку и на ней нарисовал – «20 $».
Я едва втащил этот тяжеленный пакет на палубу, рассчитывая, что сейчас разом укутаю весь свой пропадающий товар, стал разворачивать и ужаснулся. Все было в дырах, в пятнах мазута и в угольной пыли. На палубу стекала черная жижа. Полицейский, заработав двадцать долларов, больше не показывался.
Положение становилось критическим. В это время на палубу поднялся заспанный, с помятым лицом старпом Жбадин.
– Тайфун, – дыхнул он мне в лицо перегаром и замолчал, считая, видимо, что этим все сказано.
– И что? Что с контрактным грузом?! – прокричал я сквозь гул.
– Какой теперь груз! Какой дурак в такую погоду повезет?! – махнул он рукой, сплюнул и, шлепая по залитой дождем палубе домашними тапочками, отправился восвояси.
Выходит, мой товар останется незамаскированным… Какое-то время я находился словно в оцепенении, лишь отплевывался от дождя, слепо уставясь в серую мглу. Однако через пять минут я уже снова действовал. Позвонил в «Катюшу» Пете, и тот прислал мне с машиной два отличных новеньких пластиковых брезента с кольцами по краям и бобину капронового шнура. Затем я вступил в переговоры с хозяином чипсов, добиваясь разрешения использовать его товар для прикрытия моего.
– Только так, чтобы мои коробки не мокли, – нехотя согласился тот.
После этого я нанял за шестьдесят долларов двух матросов – молодого, резвого, и пожилого, медлительного и угрюмого (столь угрюмого, что в другое время я предпочел бы держаться от него подальше), и втроем, под шквалами ветра и дождя, мы перекладывали коробки, мешки, укрывали рвущимся из рук брезентом теперь уже единую кучу. Мы возились часа три. Натягивали, что было сил, концы шнура, и все равно брезент вздувался, с треском хлестал закраинами.