Скривившись, она оттолкнулась от подлокотников и сложила руки на груди.
— Будь я простым бесклановым чуунином, да, выгоднее было бы оставить меня при вас, пусть даже в виде консорта. Но я им не являюсь и Конохе принесу больше пользы, находясь дома, чем здесь.
Коюки уже откровенно злилась, это было видно по тому, как она поджимает губы.
— Ведь, как я понимаю, у власти, причем весьма относительной, будете вы, а не я. Да и зачем это лично мне, Казахана-сама? Я здесь никто и звать никак.
— Почему ты говоришь так официально?! Ты уже забыл, что между нами было?
Скандал не сработал, не сработали и аргументы к не высказанным доводам. Выходило запутанно и нереалистично, как это бывает у завравшегося фантазера. Под конец Коюки уже просто умоляла согласиться.
— Казахана-сан, даже если бы это было выгодно моей Деревне, хоть это и не так. Я глава клана, и на мне многое завязано.
— Но ты можешь передать обязанности! — жалобно, дрожащим от подступающих слез. — Или переехать сюда вместе с кланом.
— Во-первых, некому, а во-вторых, повторюсь — зачем? Я здесь чужак. Без связей, без авторитета, без друзей. Остается только моя личная сила, но она не так велика. Я не шиноби S класса и защитить вас против целой скрытой деревни не смогу. Не уверен, что даже Какаши-сан смог бы. Простите, но я не смогу вам здесь помочь. К тому же дома, в Конохе, у меня долги: перед кланом, перед учителем, перед Деревней и друзьями. Переехать вместе с кланом я тоже не могу. У нас есть неотменяемые обязательства перед Страной Огня, Шимурой Данзо и рядом инвесторов на Каменистом побережье, где находится почти весь мой клан.
— Но… но ты же мне помогал! И к тебе прислушиваются!
— Потому что сейчас за мной влияние, сила и воля Страны Огня.
— Я… — она забегала глазами, ища неведомые мне подсказки, — я… А я сама? Разве я тебе не нравлюсь?! Без приданого меня многие звали замуж! Теперь я правительница целой страны! — щенячьи глазки на мокром месте. Точнее, она пытается выжать слезу, но не получается. Глаза сухие, хотя настроение у нее плаксивое.
Хотелось ответить резко, не врать, сказать, что у меня есть уже невеста и я ее люблю… Но биджева эмпатия заставляла сочувствовать Коюки и щадить ее чувства:
— Не сомневаюсь, Казахана-сама. Вы очень красивы. И конечно, вы мне нравитесь, но именно поэтому я не могу вас подвести. То, что вы предлагаете, невозможно. Я не могу жениться на вас.
Ей сейчас кажется, что Умино Ирука может помочь ей ощутить землю под ногами. Чтобы я стал не мужем, а кем-то вроде личной охраны, преданной только ей, потому что старикам-советникам она не доверяет, зная, как они помогали свергать ее отца. Коюки можно понять, но мне эта клетка в виде страны в глухом углу не нужна. Даже будь я нукенином без кола и двора, не польстился бы. Хотя кто знает…
— У вас долг перед своей страной. У меня — перед своей, — я глубоко вздохнул, следующие слова надо было сказать тяжело, но не переигрывая. — Они не позволят нам быть вместе.
Красиво, романтично даже! Опустим тот факт, что никаких «нас» не было, нет и не будет. И что без кучи других причин у меня невеста, и она лучше тебя по всем параметрам.
— Однако я сделаю все от меня зависящее, чтобы в Конохе вас всячески поддерживали. И я уверен, что этим я принесу вам куда больше пользы.
Сделал вид, что встаю, чтобы Коюки отошла от меня, а она шумно выдохнула и, шепнув «спасибо», залезла мне на колени, крепко обняв.
Хорошо, что сюда нет доступа никому, кроме меня и Коюки, иначе бы сюда точно кто-нибудь вошел в самый неподходящий момент!
— Это меньшее, что я могу сделать. — неловко пробормотал я, втайне надеясь, что за этими обнимашками не последует прощальный секс. Мне за прошлый еще совестно!
«Пожалуйста, — смотрел в потолок, — не усугубляй!»
Обошлось. Стоит сказать спасибо желудку Казахана, который напомнил о себе громкой трелью кашалота.
— Сходишь за чем-нибудь вкусненьким для меня, — жарко выдохнула в ухо, — м-м?
— Всенепременно, Казахана-сан. Если вы спуститесь.
Закатив глаза, Коюки слезла, демонстративно отряхнув подол платья, и пошла обратно к мониторам.
Поставив Систему на поиск неисправностей, принцесса вручила мне гарнитуру, которая крепилась на висок и шею при помощи многоразовых липучек. Со стороны казалось, что это глянцевые квадратики пластыря, но на самом деле наушник, который подавал звук в кость около уха, и микрофон, который считывал колебания связок. С такой приблудой можно было слышать и собеседника в гарнитуре, и человека, находящегося рядом. А микрофон передавал чистый и разборчивый голос, даже если говорящий был в каком-нибудь очень шумном месте. У шиноби есть подобное, но качество заметно хуже и вместо липучек полоска плотной шершавой ткани, которая иногда сползает или перекручивается, и наушник с хлипким проводком, который так легко выдрать с «мясом».
— Я все настроила, — передала планшет, на котором ровно светился логотип климатической системы. — Локальная сеть есть на всей территории, — хитро подмигнула. — Я жду.
Киваю. Планшет прячу во внутренний карман, на место для дополнительной пластины брони. Бить меня вряд ли будут.
Уже на выходе меня перехватил взмыленный парнишка, судя по одежде, какой-то местный служка из мелких, и выпятив грудь выпалил, что многоуважаемый старейшина Тетсуя Тэкуми пригласил меня на встречу. Знал бы этот пацан, с кем говорит, он бы не пытался давить на меня авторитетом Тэкуми.
Получив отказ, гонец просто задохнулся от негодования:
— Как это «позже»?! — голос его показался мне раздражающе громким. — Вас ждут сейчас!
Ну пусть ждут дальше, подумал я, пожав плечами, но этот отчаянный заступил мне дорогу.
Захотелось послать и гонца и того, кто его послал, куда подальше, но тот успел меня перебить прежде, чем я набрал достаточно воздуха в грудь:
— Уважаемый Тэтсуя-сама вынужден был вас ждать целый день!
— Действительно, а мог бы чем-нибудь полезным заняться, — фыркнул я.
— Да! — с жаром воскликнул гонец, не поняв сарказма. — Вы отняли у почтенного старейшины кучу времени!
Насчет целого дня парень явно привирает, но раз старик меня караулил, то просто так не отвяжется. К тому же не стоит забывать, что мы тут гости и уже показали себя не с лучшей стороны, надо бы исправить впечатление.
Затолкав раздражение подальше, чтобы дубль не вызверился на нерасторопных работников кухни, сложил печати.
Стоило только появиться копии, похожей на унылую панду с потухшим от боли взглядом, как заносчивый гонец начал интенсивно потеть и заикаться.
— Глубокий вдох, еще-еще, — подсказал я парнишке, — и выдох. Лучше?
Покивав, как китайский болванчик, гонец замер, вытаращившись со страху.
Проводив взглядом спину клона, вздохнул.
— Ладно, веди уже, — милостиво разрешил я, сунув руки в карманы обычной куртки, которую носил поверх брони.
В который раз во мне не признают не только шиноби Конохи, но и шиноби вообще. Некоторые даже на драку нарывались, но ровно до тех пор, пока не понимали кто перед ними. Тогда отношение менялось на диаметрально противоположное: все становились такими приторно любезными, рассыпающимися в тысяче извинений, готовыми выполнить любой приказ в ту же секунду.
На ходу я сменил куртку на форменную жилетку и повязал налобную пластину на шею: к целому старейшине иду, надо соответствовать.
Далеко меня не увели, за одним из полотнищ был проход на верхние этажи. Судя по узкой лесенке и фальш-панели вместо дверей — для слуг. Но мы не гордые, нам пофиг. Хотя парниша всю дорогу извинялся, что решил срезать путь.
Моим глазам предстала широкая остекленная галерея, ярко освещаемая предзакатным светилом, которое только-только начало намекать, что скоро стемнеет.
Солнечный свет заливал коридор и, отражаясь от теплого, даже на вид, деревянного пола, резал глаза, заставляя щуриться. Однако, надо признать, отсюда открывался великолепный вид на склон горы.
С такой высоты уже можно было увидеть изменения. Снег основательно подтаял, и с елей упали снежные шапки. Теперь эти места были похожи на Альпы с весенних фотографий. Разве что травка сильно побита жизнью и местами похожа на унылую солому в куче навоза. До пасторальных пейзажей еще ой как далеко.
Отвлекшись, оглядел декор, хмыкнул. Весь верхний этаж дворца был выстроен в классическом японском стиле, но материалы были иными: раздвижные дверцы из стекла и металла, искусно имитирующие дерево и рисовую бумагу, подозрительные доски, напоминающие ламинат своим повторяющимся рисунком. Татами не из соломы, а какого-то синтетического материала. Не уверен, что даже на ощупь пойму, из какого. Чувствовалось, что по-настоящему натуральных материалов тут не так и много, если они вообще есть.
Зала, куда меня проводили, скорее всего, была больше, но в отделенном перегородками уголке, едва помещался низкий столик и две подушки со спинкой цвета гангрены, на тон светлее, чем кимоно мастера печатей. Если не ошибаюсь, называются они заису, а просто плоская подушка без спинки — дзабутон.
Судя по подносу с парочкой сиротливых печенюшек и почти пустому стеклянному чайнику, Тэкуми и вправду проторчал тут долго. От печенья и чая вкусно пахло цитрусами, словно от Анко после душа, так что я невольно улыбнулся, чувствуя, как отпускает раздражение.
Но стоило переступить порог, как меня окатило неприязнью. Это ясно ощущалось во взгляде старейшины, в его настороженной позе. Буквально во всем! А еще он меня опасался. Странное сочетание, непривычное на «вкус». Усталость снова накатила волной, хорошее настроение улетучилось, как дым.
Ну, что ж, улыбаемся, стараясь это делать не слишком вымучено, и слушаем.
Говорил старик долго и витиевато, тщательно отслеживая мою реакцию. Говорил о погоде, о ценности старой, проверенной временем дружбы, о родственных узах, о пользе долговременного сотрудничества и о глупости и гибельности предательства ради сиюминутной выгоды. Под конец это реальн