девчонке, у которых в голове пусто, а в крови играют гормоны, но которые могут без проблем избить любого не-шиноби. Если поставить себя на место какого-нибудь торговца или мастера-ремесленника, отца семейства и просто мужика в возрасте, и представить, как на глазах у всех тебя больно и позорно отметелит мелкий шкет за то, что ты ему сделал замечание… Бр-р!
Лучше уж строго соблюдать возрастной рейтинг, максимально разделяя аудиторию. Пусть это и несправедливо по отношению к юным шиноби.
Мы попали на премьеру, потому билеты остались только на балконы. Анко снова попыталась отговорить меня тратиться, но безуспешно.
— Пока сеанс еще не начался, — глянул я на часы и достал свиток, — ответь, только честно. Ты есть хочешь?
С тихим хлопком материализовались на бумаге два бутерброда, оставшиеся у меня после перекуса на задании.
— Ты тут есть собрался?!
— Так говоришь, будто я тут предложил стол накрыть, — смеясь, заметил я и совершенно серьезно добавил: — Нет. Но тут даже экран еще не включили, мы своим шуршанием никому не помешаем.
До начала сеанса было далеко, так что я решил развлечь Анко рассказом о Стране Волн. Больше мне и нечего было рассказать. Девушка быстро съела свою порцию, а я из-за болтовни только половину осилил. Жевать и говорить не особо удобно, да и к тому же некрасиво.
— А потом Забуза метнул свой меч! … Ой, — осекся я, поняв, что кусок бутерброда на взмахе оторвался от булки и улетел вниз.
Услышав матерный возглас, я, не поворачивая головы, быстро запихал остатки в рот и, давясь, проглотил.
— Не смотри в зал, — попросил я, кашлянув, утирая выступившие слезы. — Притворись, что мы ничего не видели.
Анко ошарашено кивнула и прислушалась к кипишу в зале, под балконом уже кто-то возмущался, что дети края потеряли и ходят в кино с едой. По мнению какого-то мужика со следами сливочного масла на темных волосах, только дети могли притащить в кино бутерброды. Неожиданно другие зрители его поддержали и тоже начали высказываться. Того, кто бросил масло, то бишь меня, обозвали малолеткой и дегенератом. И ведь не будешь им объяснять, что не кинул, а только уронил.
Стало обидно:
— Ирука, двадцать три годика, — мрачно и недовольно представился я Анко. — Агу-агу.
Закрыв рот руками, она довольно долго смеялась — а как иначе можно было интерпретировать ее подрагивающие плечи и фырканье из-под плотно сжатых ладошек?
Потом она все же пояснила, что в кино не принято жевать на сеансе. А я припомнил, что не видел в фойе даже попкорна, только кассы и небольшую книжную лавку.
— Понятно, — я смял салфетки и запечатал их обратно, — надо запомнить.
Гомон в зале утих, только когда потух свет, и то не сразу, потому что возбужденная толпа так и не нашла козла отпущения.
Где-то в середине довольно нудного фильма я заметил, что девушка откровенно скучает, чуть ли не засыпая у меня под боком. Она ерзала на кресле, стараясь поудобнее устроиться и при этом не помешать мне. Заметив это, я убрал руку с подлокотника и нагло, для первого-то нормального свидания, обнял Анко за плечо.
Неярким бликом от экрана осветилась ее улыбка. Анко практически легла мне на грудь, щекоча фиолетовым хвостиком щеку, и, зажмурившись, тихонько вздохнула. Этот момент был настолько уютным, будто мы уже давно встречаемся. А потом до меня дошло, что это только у меня одного сегодня первое свидание.
Анко вела себя раскованно потому, что для нее я был тем самым Ирукой. Ее парнем, у которого чутка протекла крыша, но не незнакомцем.
Факт, упущенный мною ранее. А если быть честным с самим собой, то я этого старательно не замечал.
Мне не нужно завоевать светлоглазую бестию (свежи еще были воспоминания о забеге от нее по Конохе), за меня ее добился Ирука. Отношения с Анко теперь казались чтением книги с эпилога, когда остальные страницы выдраны с мясом. Я, конечно, буду читать следующий том, но самое начало мне не прочесть, и многое в истории будет непонятно, пока сам не узнаю что к чему из следующей части.
— Ты ведешь себя, как раньше, — внезапно сказала она, водя пальцем по замку жилета, — как когда мы только начали встречаться. Ты часто улыбался, шутил и смеялся.
“Прямо артист разговорного жанра!” — хмыкнул я едко, чувствуя отголоски ее теплого, как весеннее солнце, счастья.
Так можно радоваться найденной на антресоли любимой игрушке, с которой связано немало приятных воспоминаний.
— Эй, а почему в прошедшем времени? — по-детски разобижено протянул я и через силу притворился веселым. — Я еще живой.
В тот момент хотелось сказать: «Не сравнивай меня с ним», но пришлось спросить:
— Разве потом я вел себя иначе?
Ее рука замерла, а я почувствовал удивление напополам с неуверенностью.
— Не обижусь, — улыбнулся я, хотя она на меня не смотрела, — правда. Мне интересно. Да и не думаю, что твой рассказ будет еще хуже, чем то, что я узнал от Наруто.
Анко, к моему огорчению, отстранилась и села рядом:
— Расскажешь? — теребя край шарфа, негромко попросила девушка.
— А как же мой вопрос?
— Сначала ты, — уклончиво ответила она.
— Ну, ладно. Почему бы не рассказать, — я пожал плечами.
Когда включился свет, я пересказывал случай из жизни Ируки-учителя-мучителя.
— Раньше ты иначе о работе говорил, — расправляя плащ, заметила Анко, — тебя раздражало все связанное с детьми.
— Иногда мне кажется, — собрался я перекинуть ногу через перила, — что раньше меня вообще всё раздражало.
— Ирука, — посмеиваясь, придержала меня куноичи, — в кино и театре так не делают.
— Дурные привычки заразительны. Как передвигаться по-людски, я почти забыл,— буркнул я тихо и добавил после паузы: — А тут театр есть? Где?
Казалось, что то свидание было только вчера, но вроде бы только что начавшийся январь уже подходил к концу, а большая часть дат уже была перечеркнута крестом.
Захотелось взять все книжки, бумажки, свитки и выбросить в окно или разодрать в клочья, а потом поджечь. Преодолевая желание что-нибудь другое уничтожить, я сел на пол поближе к окну и подальше от ценной литературы, чтобы успокоиться.
Я прекрасно понимал, что это состояние — следствие перенасыщения информацией. Когда нужно все, а мозг просто не в состоянии уложить в черепушке все необходимое.
— Время, ау! Куда ты мчишься, с-сволочь?! — несдержанно выдохнул я, прервав медитацию.
В госпитале из меня пытались сделать хоть какого-то медика до лета. Или хотя бы псевдопарамедика. Такой объем было трудно усвоить, но Кито утверждал, что с моей памятью, умом и, главное, способностью усваивать большие объемы информации мне это под силу. Но программу мне составляли без учета тренировок с пацанами на полигоне Призраков. А там напрягать мозги приходилось ничуть не меньше.
Каким бы Учиха ни был талантливым, но ему тоже, как и Наруто, приходилось все объяснять, и у него тоже возникали вопросы, и тоже, бывало, что-то не получалось.
И все бы ничего, но на половину его вопросов я ответить не мог. Он теорию на своем уровне базы Академии знал лучше меня. Точнее, я ее знал откровенно плохо. Потому что учился совсем по другим учебникам. А разбираться в той мешанине правды, полуправды и откровенного вранья, которой учили ребят в Академии, у меня не было никакого желания.
Выматывался я так, что постоянно хотел спать и временами с трудом соображал.
Иногда я даже на свиданиях втихаря пытался что-то заучивать, пока Анко не видела. Все же оставлять девушку совсем без внимания было нельзя, потому что размеров кредита доверия, обеспеченного Ирукой, я не знал. Да и не мог я в лоб сказать: “У меня не хватает времени, и я хочу отменить наши встречи, которые у меня его отнимают”. Это было бы свинством с моей стороны.
Но Анко приятно удивила, сама предложив повременить со свиданиями, когда заметила у меня под столом карточки-шпаргалки. Было удивительно, что она никак не показала своего недовольства. Более того, она стала приходить в госпиталь и приносить мне бенто. Я тогда ей намекнул, что можно и попроще что-то делать, мне жаль было ее времени, убитого на морковных осьминогов и рисовые шариков в виде зайчиков, а она смутилась и пролепетала, что ей не трудно. Если бы было можно сдохнуть от умиления, я был бы уже трупом.
Анко снова сидела со мной в одном из закутков коридора, пока я жевал, ненавязчиво допытываясь, что я учу.
— Зачем? — спросил я ее тогда. — Ты же не ирьенин.
А она пояснила, что, растолковывая кому-то, гораздо легче понять и запомнить. Правда, Анко никогда по теме ничего не спрашивала, наверное, чтобы с мысли не сбить. Золото, а не девушка!
Да к тому же с ее бенто мне не нужно было готовить перекус на себя. Экономия времени не сильно большая, но все же экономия!
Как-то раз она спросила, почему у меня всегда ни на что нет времени.
Я начал перечислять:
— Ну, наверное, больше всего времени сейчас у меня уходит на учебу. Хочу стать полевым ирьенином. Хотя бы B-ранга. Потом — задания. Нельзя без присмотра мелких оставлять. Да и без миссий никак нельзя. И мне, и генинам надо на что-то жить. Это у Сакуры есть родители, которые ее содержат, а у Саске в семье — он сам себе добытчик. Потом — мои тренировки, как индивидуальные, так и с ребятами…
Прикусив от неожиданности кончик языка, я резко замолк с перекошенным лицом. Сам от себя не ожидал, что так легко сболтну лишнего.
— В чем дело? — спросила Анко. — Больно?
Я помотал головой и залечил язык. Пока проходила боль, решил, что оговорку без внимания оставлять не стоит.
Приготовившись и подобравшись, как перед прыжком в ледяную воду, я тихо сказал:
— Анко-чан, о том, что я тренирую Наруто и Саске, никто не должен знать. Даже если спросят — ты не знала. Хорошо? — как можно более просительно и доверительно сказал я, заглядывая ей в глаза.
— Почему? — искреннее удивилась она, положив палочку с данго обратно на тарелку. — Ты же сам говорил, что ты ассистент сенсея седьмой команды. Ты просто делаешь свою работу…