— Я имею в виду, что пять процентов суммы контракта должны поступить на предоставленные вам реквизиты. Срок исполнения — неделя, в противном случае итоги тендера будут аннулированы.
— Как аннулированы? — Иван Юрьевич почувствовал, что голос его испуганно задрожал.
— А что, вы думаете, мы не знаем, что все три участника тендера принадлежат фактически одним и тем же лицам? И что всех прочих вы исхитрились не допустить до торгов. Сергиевич, не пытайтесь казаться глупее, чем вы есть на самом деле. Вы меня поняли?
— Понял, — обреченно пролепетал Иван Юрьевич.
— Хорошо. И еще, Сергиевич. Казаться умнее, чем вы есть, тоже не следует. Это может быть вредно для головы. Надеюсь, вы и сейчас меня понимаете.
— Я понимаю, я все понимаю.
Иван Юрьевич действительно понимал. Пока он, идиотски улыбаясь, надувал щеки, чтобы набрать в них побольше воздуха, кто-то другой разом задул весь миллиард горящих свечей и ушел, унося с собой предназначенный ему, Сергиевичу, торт.
— Ну и замечательно, — подобрел собеседник. — Кстати, скажу по секрету. Через три недели будет рассматриваться вопрос о выдвижении вашей кандидатуры на второй срок. Я намереваюсь вас поддержать, Иван Юрьевич.
— Спасибо, спасибо, Михаил Дмитриевич, — больше всего Сергиевичу хотелось сейчас разбить телефон, а затем громко, в голос, разрыдаться, — буду вам очень обязан.
— Ничего, — прошелестело в телефоне, — свои люди, сочтемся.
Супруга встречала Ивана Юрьевича на крыльце. К ее удивлению, от радостного и оживленного человека, с которым она общалась менее получаса назад, не осталось и следа. Сергиевич прошел на примыкающую к крыльцу террасу, рухнул в первое попавшееся кресло и замер, устало закрыв глаза. Поняв по выражению лица мужа, что случилось что-то очень неприятное, Лидия Сергеевна замерла в нерешительности. Она знала, что в такие мгновения супруга лучше не беспокоить, но и уйти в дом не решалась, вдруг ему что-нибудь понадобится, а ее не окажется рядом.
Она оказалась права. Просидев неподвижно пару минут, Сергиевич открыл глаза и медленно, словно у него болела шея, повернул голову.
— Ты здесь? — При виде жены лицо его подобрело. — Принеси-ка нам выпить. Посидим с тобой на свежем воздухе.
— Шампанское? — на всякий случай уточнила Лидия Сергеевна в надежде, что случившаяся неприятность, возможно, была не так уж и значительна.
— Нет, водку, — разрушил ее предположения Иван Юрьевич, — будем пить водку. Не чокаясь.
— Кто-то умер? — всплеснула руками Лидия Сергеевна, мысленно перебирая всех знакомых ей сотрудников областной администрации преклонного возраста.
— Нет, пока все живы, — хмуро отозвался на переживания супруги Сергиевич, — хотя, знаешь, лучше бы, если б кто-нибудь умер, все веселее было бы.
От шлагбаума, перекрывающего въезд в резиденцию губернатора Сергиевича, до автоматических украшенных изящной ковкой ворот усадьбы Рассказова по прямой было не более трех километров. Если же следовать по дорогам общего пользования, расстояние это увеличивалось почти вдвое, но в любом случае было невелико, чтобы добраться на машине и десяти минут не потребуется.
— Может, прямо сейчас поехать да морду ему набить?
Рассказов сделал еще один глоток и протянул обтянутую воловьей кожей флягу своему спутнику. Тот отрицательно покачал головой, и они продолжили неспешную прогулку по извилистым дорожкам, опутывавшим почти всю территорию усадьбы. Шедший рядом с Павлом Дмитриевичем мужчина был с ним почти одного возраста, хотя и выглядел несколько старше. Причиной тому были непомерно разросшиеся с годами, неаккуратные, пепельного оттенка брови, а также несколько глубоких морщин, пересекавших его высокий, тяжелый лоб и уходивших прямо в заросли седых, жестких волос.
— Кому, Сергиевичу? Гениальная идея. — Спутник Рассказова небрежно похлопал его по спине и иронично добавил: — Успехов тебе, Паша.
Михаил Афанасьевич Дорохов был знаком с Рассказовым почти тридцать лет, из которых последние десять, после ухода в отставку с должности начальника уголовного розыска одного из районных управлений внутренних дел Среднегорска, работал у него руководителем службы безопасности. Эти давние, проверенные временем и многими пережитыми вместе испытаниями, отношения позволяли ему держаться с Павлом Дмитриевичем на короткой ноге и иногда даже посмеиваться над своим работодателем.
— Ну а что? — Выпитый коньяк наполнил Рассказова оптимизмом. — К нему меня пропустят без проблем, а потом, как охранник уйдет, так я нашему дорогому губеру мозги и вправлю.
— В этом я как раз не сомневаюсь, — улыбнулся Дорохов. — Только что потом, Паша? Я буду тебе передачки в следственный изолятор возить?
— Да ладно тебе, — отмахнулся Павел Дмитриевич, — нам бояться нечего, и так в Сибири живем.
— Сибирь, Павел, она большая, — хмыкнул, не соглашаясь, Дорохов, — есть такие места, что тебе и в кошмарных снах не снились. Так что давай ты фляжечку свою мне отдашь, погуляешь со мной немного, успокоишься, а потом пойдем в дом чайку попьем.
— Фляжку тебе, разбежался. — Рассказов недовольно встряхнул плечами. — Ты мне лучше, Миша, скажи, чего делать будем, ежели ничего делать нельзя? Губеру в морду дать нельзя, Стрельникова за шею взять ты мне тоже не даешь. А как быть тогда, Миша? Ты понимаешь, в конце концов, на какие деньги меня выставили?
— Я понимаю, — угрюмо отозвался Михаил Афанасьевич.
— Ни черта ты не понимаешь, — резко обернулся к нему Рассказов. — Пол-ярда, Миша! Пол-ярда! Это бешеные бабки, даже для меня. И что мы сделали? Мы и пальцем в ответ не шелохнули. Это что, правильно?
— И что ты своим пальцем делать собирался? В замминистра тыкать? — повысил в ответ голос Дорохов. — Тебя самого в ответ так бы ткнули, костей не соберешь. Я понимаю, если бы у нас на него хоть какая-то зацепка была, так ведь нет ничего. Мои парни и его пасли, и окружение его, если бы хоть где-то этот левый референт засветился, то все, мы его разом взяли бы и всю информацию вытрясли. Но нет его, Паша. А раз нет, то и доказать ты ничего не можешь, как бы ты ни был уверен, что Стрельников всю эту аферу подстроил.
— В багажник его загрузить, в лесок вывезти да потолковать как следует, — буркнул, уже успокаиваясь, Павел Дмитриевич, — сам все и расскажет.
— Ты понимаешь, какая это статья? — покачал головой Михаил Афанасьевич. — И ты от нее не открутишься, даже если он и отдаст тебе твои деньги. Или ты его в этом лесочке навсегда оставить хочешь? Так ведь, если он исчезнет, ты первым подозреваемым сразу и окажешься.
— Так и что, простить? — вновь напрягся Рассказов.
— Подождать, — Дорохов дружески положил руку ему на плечо, — немного подождать. Пусть он подуспокоится, немного расслабится, еще каких-нибудь врагов себе наживет, тогда мы о себе и напомним.
— Больно долго ждать придется, — вяло возразил Павел Дмитриевич, вновь отвинчивая колпачок на фляжке.
— Не думаю. Год, два от силы. Но я думаю, что нам и это время скучать не придется. — Михаил Афанасьевич загадочно усмехнулся. — Есть у меня одна идейка. Дай-ка мне фляжечку, я горло промочу малость.
Глава 10,в которой Лунин разговаривает с навигатором и получает шлепок по ягодицам
Квартира Лунину понравилась. Расположена она была на втором этаже старого четырехэтажного дома. Такие дома обычно в народе называют сталинками, несмотря на то, что многие из них построены значительно позже смерти отца всех ныне разбежавшихся кто куда народов. Все три окна двухкомнатной, обставленной хоть и не новой, но все еще пребывающей во вполне приличном состоянии мебелью, выходили на тихий переулок, по которому общественный транспорт не ездил вовсе, а машины, если и появлялись, то происходило это совсем не часто. Осмотревшись в квартире и убедившись, что в холодильнике пусто, Илья оставил Рокси обживаться на новом месте, а сам отправился на поиски ближайшего продуктового магазина. Долго искать не пришлось. На первом этаже соседнего углового дома, выходившего одним из фасадов на достаточно оживленную улицу, по которой, как показалось Лунину, излишне часто и излишне громко проносились трамваи, располагался небольшой магазинчик, в котором Илья смог купить почти все, что ему было нужно.
К тому времени как пельмени сварились, Рокси уже успела расправиться со своим кормом и, покинув кухню, облюбовала себе для дневного сна одно из кресел в гостиной. Прежде чем приступить к трапезе, Лунин включил маленький, висевший в углу на стене телевизор. Под негромкое бормотание ведущего, ласково расспрашивающего какую-то немолодую незнакомую Илье женщину, судя по жеманным манерам и периодическому заламыванию рук актрису, о тяготах ее судьбы, Лунин тыкал вилкой в очередной пельмень, обмакивал его в кетчуп и отправлял в рот. Испытания, выпавшие на долю престарелой служительницы Мельпомены, Илью не очень заинтересовали, особенно с учетом того, что самым тяжким из них было не путать имена четырех супругов, замужем за которыми успела побывать звезда театральных подмостков. Как понял Лунин, двое из них были известными театральными режиссерами, а четвертый, последний, снял свою, необыкновенно талантливую, как постоянно подчеркивал ведущий, супругу в нескольких фильмах.
Пока одна женщина неутомимо рассказывала всей стране о своей судьбе, Илью больше интересовало развитие отношений, правда исключительно рабочих, с другой женщиной, которая пока ничего о себе ему не рассказывала. Лунин раз за разом мысленно возвращался в кабинет Ирины Владимировны, общение с которой, по всем признакам, началось не самым лучшим образом. Шестакова явно была не в восторге от самой возможности участия родственника подозреваемого в расследовании, и от одной лишь фразы Ильи о том, что он больше не Лунин, вряд ли отношение к нему сильно переменилось. Нужно было срочно что-то придумать, чтобы показать себя с наилучшей стороны. Конечно, самым лучшим из всех возможных вариантов было бы привести Шестаковой другого подозреваемого, причем не абы кого, а именно того, кто совершил убийство на самом деле.