вышло, условно Толику дали.
— А Головков — это у нас кто? — Илья поставил уже поднесенную ко рту кружку обратно на стол.
— Мразота он конченая, вот он кто, — выпалила тетка, — сосед наш, через дорогу живет. Тогда он еще майором был, как там это у вас называется, в уголовном розыске.
— Оперативником?
— Может, и оперативником, я ваших должностей не понимаю. А нынче-то он знаешь как выслужился? Звезду ему на погон еще одну дали, и теперь у нас в районе всем розыском он и командует. Прям большой начальник стал, чтоб у него глаза полопались.
— И за что же этот начальник так сильно Анатолия невзлюбил? Уж это-то, думаю, вы знаете?
— Господи, чего там знать-то? Вся округа знает. Они за полгода до того случая с Толиком на машинах помялись сильно. Точнее, Головков помялся, а Толик, он на грузовике был, ему-то, считай, ничего и не было. Небось, сам знаешь, как у мужиков бывает, на нервах из машин повыскакивали, начали друг друга крыть почем зря. Ну тут Головков и начал Тольку чинами своими пугать, мол, он по-любому в споре прав окажется.
— Ну и как, оказался?
— Да как же, — усмехнулась тетка, — ГАИ приехала, оказалось, что Толик во всем правый был. Он и ехал с правой стороны, а значит, по правилам, его и пропустить надо было.
— Помеха справа, — кивнул Лунин.
— Ну а этот думал, что раз он майор, так ему никто здесь не помеха. А пришлось после этого машину чинить, он об грузовик, считай, весь бок раскромсал. А машина-то ведь новая у него была, недешевая, так что он Толику с того дня первым врагом во всей округе стал.
— Да уж, не очень хорошо, когда такие соседи.
Лунин почему-то вспомнил Тамару Алексеевну, свою собственную соседку по лестничной площадке, которая две недели назад, встретив Лунина, возвращающегося с прогулки вместе со Светочкой, ласково улыбнулась и прощебетала: «А что-то я так давно Юленьку не видела, уж и соскучиться по ней успела. Пусть забегает ко мне, посидим по-соседски, чайку попьем. Такая она у тебя девочка хорошая». Лунин, не помнивший, чтобы Юленька хоть раз заходила к Тамаре Алексеевне в гости, торопливо зазвенел ключами, никак не попадая в замочную скважину, и еле слышно пробормотал себе под нос: «Непременно передам, как увижу». А ведь знала, стерва, точно знала, что они уже больше месяца как развелись. Соседи, а имевший больший опыт допросов Лунин знал это точно, они ведь всегда знают то, что им знать не следует, и никогда, ну почти никогда не знают того, что могло бы хоть как-то помочь следствию. Бесполезные по большей части люди, лучше бы, если их вообще не было.
Илья подумал, что, если он сейчас выскажет вслух все мысли, которые пронеслись только что у него в голове, тетка наверняка согласится с ним.
— Сейчас-то он уже успокоился, Головков этот?
— Что ты, — тетка устало махнула рукой, — теперь еще хуже все стало. Ты представляешь, когда Толю забирали, он же, гнида пучеглазая, сам к нам в дом прибежал, вместе с автоматчиками. Сам, своими руками Толю до машины тащил. А с какой силой он за ним дверь в машине захлопнул, это видеть надо было. На всю улицу грохнул. И лицо такое дурное у него сделалось. Нижняя половина лица улыбается, прям счастье из нее прет, а верхняя, она аж черная от ненависти.
— Очень образно вы описываете, Татьяна Васильевна, — покачал головой Лунин.
— Как есть, так и говорю, — рассердилась тетка. — Он дверью в машине, когда шарахнул, потом похлопал по ней ладонью и говорит мне так с ухмылкой: все, мол, навсегда дверка за твоим сынком закрылась. Тут меня ноги сами к вилам и понесли.
— У вас еще и вилы имеются? — удивился Илья. — Это чтоб с соседями воевать?
— Давно лежат, еще с тех пор, когда я коров держала. Сейчас-то уж забросила это дело, с торговлей бы управиться, а вилы так в сарайчике и остались. Вот, думала, наконец сгодятся.
— Судя по тому, что вы еще здесь, не пригодились, — заключил Лунин.
— Да какой там, с ним же столько народу понаехало. С автоматами, в бронежилетах. Я и шагу сделать не успела, у меня вилы отняли да в дом завели. Так что я и не видела, как машина уезжала, в которой Толеньку увезли.
Тетка схватила со стола салфетку и прижала ее к лицу; увидев, что плечи ее вновь начали знакомым образом подрагивать, Илья тяжело вздохнул.
— Это что же, он семь лет все никак из-за машины успокоиться не может?
— Да при чем тут эта машина? — всхлипнула, не отрывая от лица салфетки, тетка. — Это ж все из-за Ромки пошло.
— Из-за Ромки, — кивнул переставший хоть что-нибудь понимать Лунин. — А кто у нас Ромка?
— Сынок его. — Промокнув глаза салфеткой, Татьяна Васильевна протянула руку к стоящей перед Ильей кружке с недопитым чаем. — Глоточек у тебя сделаю, а то во рту все пересохло.
— Конечно, — поспешно согласился Илья. — Сын-то он чей, Головкова?
— Его, конечно. — Тетка допила весь остававшийся в кружке чай. — Такой же дурной, как папашка. Все нахрапом взять пытается, а как не по-его выходит, так сразу дурнеет.
— Ну а с ним вы что не поделили? Ему тоже машину помяли?
— То и не поделили. Что мужики промеж собой делят? — усмехнувшись, тетка печально посмотрела на Илью. — Ромка же, он раньше с Дашкой встречался, до того, как она с Толиком познакомилась. А потом, как у них с Толькой отношения пошли, так она Ромку и отодвинула.
— Очень интересно, — пробормотал Лунин. — А можно еще чайку?
Глава 15,в которой Трошин рассуждает о встречных поездах, а губернатор демонстрирует знание русского языка
Параллельные прямые не пересекаются, во всяком случае, как Трошин хоть и смутно, но помнил, на этом настаивал их школьный учитель математики. Может быть, он и был прав, но разве от этой правоты есть хоть какой-нибудь толк? В жизни ведь ничего по прямой не идет. Все либо вкривь, либо вкось, а то и вовсе сикось-накось. А при таком раскладе две кривые, какими бы замысловатыми они ни были, непременно пересекутся. Пересекутся, ненадолго задержатся друг на друге и вновь разойдутся в разные стороны. Человеческие отношения ведь тоже на кривые похожи. Одна со временем рвется все выше и выше, другая, наоборот, постепенно начинает клониться книзу. Чем больше между двумя этими кривыми разрыв, тем меньше в отношениях между людьми взаимности. Причем порой так бывает, что вначале одна кривая намного выше своей напарницы. Это значит, что человек любит, любит страстно, не обращая внимания на то, что к нему в ответ подобного чувства вовсе не испытывают, а всего лишь позволяют любить себя, наслаждаясь всеми радостями, которые может подарить чужая любовь. Потом проходит какое-то время, и первая, с самого начала взметнувшаяся почти до небес, кривая начинает потихонечку сползать все ниже и ниже. Ну а как иначе, любое сильное чувство, если оно лишено взаимности, со временем теряет всякий смысл. А ведь частенько оказывается, что и чувства-то как такового и не было. Обманка была, не любовь, влюбленность. Бабахнула разлетевшимися по небу вспышками фейерверков, громыхнула, хлестнула по ушам разрывами петард и вновь стало тихо, словно и не искрило, и не гремело ничего вовсе. Только дымок, едва заметно подымающийся над пустыми, покореженными коробками от выпущенного в небо салюта, говорит — а ведь что-то сейчас было. Что-то красивое.
Самое удивительное, что в это же время другая, до поры до времени стелющаяся по земле, кривая начинает сперва незаметно, а потом все под большим углом стремиться ввысь, до тех пор, пока подъем этот не становится почти вертикальным. И в какой-то точке две кривые встречаются в воздухе, но не сталкиваются, а, как разъезжающиеся по встречным путям поезда, продолжают свое движение, не в силах остановиться. Прильнувшие к окнам пассажиры таких поездов пытаются хоть что-нибудь разглядеть в проносящихся мимо них вагонах, но увидеть уже ничего невозможно, слишком велика скорость каждого из поездов в отдельности, а если их, с учетом встречного движения, еще и сложить, то это вообще величина огромная получается, недоступная человеческому пониманию.
— Поезда, — вслух повторил Трошин, — и придет же такое в голову.
Он остановил машину в тихом переулке, где в это время если и мог появиться кто-то из прохожих, то разве что гуляющие пенсионеры, которые по каким-то причинам не проводят последние летние деньки на даче. Надо же, они ведь встречаются с Маринкой уже десять месяцев, и все это время ухитряются держать свои отношения втайне от окружающих. Ни одна живая душа не знает! Ну а как могло быть иначе? Прошлой осенью Маринке еще и восемнадцати не было, если бы кто-то разузнал про их роман, у него могли бы быть проблемы, очень большие проблемы. Сейчас-то она уже два месяца как совершеннолетняя, но разве это повод что-то менять в налаженной, уже доведенной до автоматизма конспирации? Ведь если Ленка хоть что-то заподозрит, то тогда дело точно кончится разводом, а такая перспектива немногим лучше варианта загреметь на зону за растление малолетки. Хотя там еще разобраться надо, кто кого растлил. И откуда они в семнадцать лет такое вытворять умеют, в школе их, что ли, этому всему учат? Факультативно.
Николай расслабленно откинулся на спинку кресла и мечтательно улыбнулся. Хороший вышел год, насыщенный. Но, может, и к лучшему, что все наконец закончится? Сколько можно в партизан играть? Город маленький, все на виду, и так удивительно, как за это время никто ничего не пронюхал. Да и, если честно, уставать уже он начал. Не от секса, на это сил еще пока, к счастью, хватало, от самих отношений, которые, как кажется Маринке, вот-вот должны перерасти во что-то большее. Но он-то точно знает, что расти им некуда да и незачем.
А ведь да, было время, когда он сам нашептывал Маринке на ухо всякие глупости. Про то, как любит ее безумно, как готов все бросить (под словом «все», конечно же, подразумевалась нынешняя семья) и уехать с ней вместе в Москву или Питер и там зажить вместе в большом городе яркой, наверняка гораздо более интересной, чем можно это представить себе здесь, в Одинске, жизнью. Маринка лишь смеялась в ответ, а иногда насмешливо щелкала ему пальцами по носу, называя при этом фантазером. А ведь он действительно верил в те кажущиеся теперь такими наивными фантазии. Еще бы, только при одном взгляде на Маринку он забывал обо всем. О копошащейся на кухне жене, о детях, радостно выбегающих из комнаты, услышав, как он входит в дом. Интересно получилось. Они оба заставили себя поверить в то, что говорил другой в самом начале их отношений. Он смог поверить в то, что все его идеи и планы — это всего лишь наивные фантазии, а она неожиданно для него наконец осознала, что фантазии могут превратиться в реальность. Кривые пересеклись, поезда встретились. Встретились и, не останавливаясь, помчались дальше.