— Ну что ты, как неродной? — залпом опустошивший свой бокал Головков недоуменно глядел на Илью. — За знакомство ведь пьем, не абы как.
— Я думал, за обнуление, — хмыкнул Лунин и нехотя допил остатки коньяка. Не расслышавший его слов Михаил Эдуардович одобрительно кивнул.
— Молодцом! Вот это я понимаю, вот это по-нашему. Ну что, пойдем на танцпол? А то там девчонки без нас скучают.
И Лунин пошел. Вначале он лихо отплясывал под гремевшие из многочисленных динамиков Modern talking и «Ласковый май», затем, когда на эстраду вновь вышли музыканты, танцевал с внезапно нашедшейся Ольгой Дмитриевной, Яной Георгиевной, еще какими-то женщинами, одна из которых чрезмерно к нему прижималась и горячо шептала на ухо:
— А он смотрит? Посмотрите!
— Смотрит он, смотрит, — раз за разом отвечал Илья, которого одновременно возбуждали прикосновения горячей, упругой груди партнерши и смущали мрачные, долгие взгляды стоящего у колонны мужчины, имени которого Лунин так и не выяснил, но узнал, что тот служит командиром местного отряда немедленного реагирования, и это обстоятельство тоже его немного нервировало.
Последнее, что помнил Лунин, как, выпив для храбрости еще немного, граммов пятьдесят, коньяка, он пригласил на танец Шестакову. Возможно, за вечер аромат ее духов выветрился, а быть может, обонятельные рецепторы Ильи, под воздействием избытка алкоголя на время утратили свои функции, но того нежного, едва уловимого, но чертовски приятного запаха, который так понравился ему при первом танце, Илья не почувствовал. Чтобы окончательно убедиться в этом обстоятельстве, он, склонив голову, ткнулся носом в шею Ирины и глубоко втянул в себя воздух, закрыв при этом глаза, чтобы ничто не отвлекало его внимание.
— Илья, — прошептала ему на ухо Шестакова, — что вы делаете? На нас же смотрят.
— Смотрят? А зачем они смотрят? — удивился Лунин, сильнее прижимая к себе мягкое теплое тело, такое близкое и такое манящее. — Пусть отвернутся. Тоже мне нашли экспонат.
Потом в голове у него все смешалось. В сознании остались чьи-то веселые крики: «Надо бы освежиться!» и «Лучше на воздух!», покачивание салона автомобиля, бьющий в лицо на полном ходу воздух, голос Цоя, не желающего остаться в этой траве, и его собственный, лунинский рев: «Пожелай мне удачи в бою! Пожелай мне-е-е удачи!» Рядом кто-то смеялся, пытался подпевать, но кто именно, понять было невозможно.
Затем щелкнул, открываясь, дверной замок, изумленно тявкнула Рокси, и на этом долгий, насыщенный вечер для Лунина кончился.
Глава 19,в которой губернатор нервничает, Рассказов злорадствует, а Трошин грустит
Со времени визита в следственный комитет прошло уже три дня, но Иван Юрьевич все еще не мог окончательно смириться с масштабом понесенной им утраты. Позволить каким-то наглецам отобрать у себя такую гигантскую сумму денег, да потом еще самому явиться с повинной в следственный комитет. Подобного развития событий Сергиевич не смог бы представить в самом страшном сне, но все произошедшее с ним, увы, было мрачной, непоправимой реальностью.
— Суки, — привычно выдохнул ушедший на больничный губернатор и опрокинул в рот очередную порцию виски.
Сидящий напротив него Кольцов тихо вздохнул, радуясь тому, что гнев Сергиевича наконец начал сменяться тихой апатией.
— Что ты, Кирюша, вздыхаешь? — Иван Юрьевич уставился на предателя, а именно так он теперь большую часть времени именовал своего делового партнера. — Сдал меня и сидит теперь, вздыхает. Ты лучше думай, как нам эти деньги вернуть.
— Так а как их вернуть? — вновь, уже чуть громче вздохнул Кирилл Алексеевич. — Думаете, этих людей получится найти? Мы ведь даже не можем никуда обратиться, чтобы их искать начали.
— Обратились уже, — буркнул губернатор. — Хватит того, что Хованский в курсе всех наших дел. А Хованский, я тебе скажу, мужик ушлый. Он, конечно, правильного из себя строить не будет, в Москву доносы строчить не побежит. Но теперь, Кирюша, я у него на таком крючке, — не договорив, Сергиевич плеснул себе еще виски, немного подумал и налил Кольцову. — На, выпей малость, а то что я все один да один. Как алкоголик какой-то.
— Ваше здоровье, — пробормотал Кирилл Алексеевич, поспешно беря в руки бокал.
— Что мне теперь здоровье? По нему проценты не начисляются, — скривился Сергиевич. — Не найдем денег, так и здоровье не понадобится.
Кольцов промолчал. Спорить с губернатором было боязно. В то же время Кирилл Алексеевич был уверен — вернуть деньги не получится. Хотя, на самом деле, это обстоятельство его не так уж сильно расстраивало. Все равно полтора миллиарда предназначались отнюдь не ему, а грустить о потерях Сергиевича, а уж тем более неизвестных ему высокопоставленных чиновников из столицы, он вовсе не собирался. Свою долю он так и так получит. Тендер у «Среднегорскдорстроя» отбирать, похоже, никто не собирался, если губернатор попробует выжать из него еще какую-то сумму, то он вполне убедительно сможет ему растолковать, что у всего есть разумные пределы и они давно уже пройдены.
— Чего молчишь, стукач? — рявкнул Сергиевич. — Ты понимаешь, что деньги надо изыскивать? Не искать, тех мы уже не найдем, а именно изыскивать.
— Да где же их изыщешь, Иван Юрьевич? — как можно более искренне изумился Кольцов. — Мы еще ничего строить не начали, а уже из тендера все, что можно было, выгребли. Мы с вами, если оттуда еще хотя бы несколько миллионов возьмем, то уже на само строительство денег не хватит.
— Неужели? — Губернатор с мрачным прищуром взглянул на Кирилла Алексеевича. — Нет тебе больше веры, Кирюша. Сделаем так: я в твою контору пришлю на днях человечка своего, бухгалтера. Милая такая тетечка лет сорока. Она будет у тебя в бухгалтерии сидеть, выделишь место ей, только нормальное, не в чулане, — погрозил пальцем Сергиевич. Будет она сидеть тихонько, денежные потоки контролировать. Ежели все, как ты говоришь, и никакой прибыли с тендера не останется, ну что же, значит, так оно и есть. Ну а если, дружок, что-то вдруг нарисуется, то ты уж тогда не обессудь, я эти деньги у тебя изыму.
Кольцов угрюмо промолчал. Сергиевич взглянул на расстроенное лицо своего собеседника и не смог сдержать усмешку.
— Ладно, процентов десять тебе оставлю. А то скажешь, что задарма работать приходится.
— Так ведь так и приходится, — тоскливо подтвердил Кирилл Алексеевич, мысленно прикидывая, как организовать расчеты с субподрядчиками так, чтобы ни один присланный бухгалтер не смог обнаружить выведенные со стройки денежные средства.
— Знаешь, Кирюша, — губернатор немного успокоился, и в голосе его зазвучали снисходительные нотки, — в наше время иметь работу уже неплохо. Как ни крути, на ближайшие три года подрядом ты обеспечен, оклад у тебя, поди, и без всякой прибыли неплохой, а если ты с этим делом управишься, то и перспективы тоже вполне себе неплохие рисуются.
Телефонный звонок прервал разглагольствования Ивана Юрьевича. На столе перед ними лежали сразу два мобильных. Сейчас надрывался тот, номер которого знали немногие, считаные единицы, а звучащая мелодия, даже несмотря на то, что телефон лежал экраном вниз, давала понять, что на звонок надо обязательно ответить.
— Сиди тихо, — коротко приказал губернатор Кольцову, поднося телефон к уху. — Да, Михаил Дмитриевич, слушаю вас.
— Слушаешь, это хорошо, — насмешливо зазвучал голос в смартфоне, — а то, говорят, приболел ты, Иван Юрьевич, а что за болезнь, никто и не знает. Мало ли, вдруг со слухом проблемы или с голосом.
— Не жалуюсь, Михаил Дмитриевич, ни на то, ни на другое, — пытаясь сохранить хладнокровие, отозвался Сергиевич.
— Да тебе голос особо и не нужен, — собеседник губернатора коротко хохотнул, — ты ведь у нас, слава богу, не Паваротти. Главное, чтобы у тебя мозги не отказали. Я ведь правильно рассуждаю? — сурово уточнил он у Сергиевича.
— Вам виднее, Михаил Дмитриевич, — не смог сдержать раздражение Иван Юрьевич.
— Понятно, что мне виднее, — согласился Михаил Дмитриевич. — Вот только у меня сомнения возникают, все ли у тебя с мозгами нормально. Ты должен был еще два дня назад, — собеседник губернатора на мгновение замешкался, подбирая подходящее выражение, — отчитаться о проделанной работе. И что? Я никакого отчета не вижу.
Сергиевич вздохнул. Объяснять, что весь отчет, упакованный в одинаковые, по пятьдесят килограммов весом, сумки, исчез в никому не известном направлении, было глупо. Особенно было глупо делать это по телефону.
— У меня возникли непредвиденные сложности, я бы сказал, катастрофического характера, — смог, наконец, выдавить из себя Иван Юрьевич, — мне нужна отсрочка, чтобы подготовить все документы, причем серьезная отсрочка. Может быть, даже стоит вести речь о том, чтобы несколько уменьшить нашу отчетность, только, наверное, это не телефонный разговор.
Мобильный на некоторое время замолчал. Сергиевич взглянул на экран. Нет, соединение не прервалось. Таймер одну за другой отсчитывал секунды разговора, точнее, секунды напряженного молчания.
— Жду тебя завтра к обеду, — сухо прозвучал голос в телефоне, — прилетишь, отзвонишься. Но учти, если ты не сможешь все вразумительно объяснить, назад полетишь уже не губернатором Сергиевичем, я тебя уверяю. А может так статься, что и вовсе назад не полетишь, задержишься на некоторое время. Лет эдак на восемь. — В телефоне вновь послышался короткий смешок. — До завтра!
— Всего хорошего, — ответил Иван Юрьевич уже отключившемуся собеседнику.
Раздраженно швырнув телефон на стол, Сергиевич потянулся к бутылке и от души налил себе виски. Уже поднеся бокал ко рту, он задумался, после чего сделал небольшой глоток и выплеснул недопитый алкоголь в росшие вокруг беседки кусты сирени.
— Так, у меня завтра тяжелый день. — Губернатор поднялся из-за стола. Кольцов поспешил тоже вскочить на ноги. — Ты занимайся стройкой, только так, чтобы комар ни носа, ни чего другого подточить не мог. Понял?