— Как ты можешь это пить? — Я морщусь, придумывая, как бы избавиться от очередной порции.
— Всегда хотела попробовать, — признается мама, завладевая моим бокалом. — В свое время я была слишком мала, так что сейчас должна отыграться.
Когда мы спрашиваем счет, его нам лично приносит хозяин ресторана. Он представляется как Джулиани и благодарит нас за посещение.
— Ничего не понимаю! Почему они обращаются с нами, как со знаменитостями, хотя прекрасно видят, что мы совершенно обычные люди? — спрашиваю я маму.
Она радостно пожимаем плечами.
— Я думаю, это из-за того, что все остальные пришли парами…
— И только мы — сами по себе? Боже! И все дела?
— Вообще-то я думаю, что сегодня — просто волшебный вечер.
Я улыбаюсь. Неужели это правда?
Ну что ж, думаю, сегодняшний вечер открыл нам все свои сюрпризы. И тут, будто в подтверждение маминых слов, единственный официант, который все время оставался глух к нашему очарованию, незаметно подходит к нам, наклоняется над свечкой и с невероятно сексуальным итальянским акцентом говорит (а пламя подрагивает в такт его словам):
— Вы не женщины, вы — рай земной!
Мы с мамой не верим собственным ушам. Может, лимончелло и крепкая штука, но комплименты кружат голову не в пример сильнее.
Я запомню этот вечер на всю жизнь.
— Пойдем, я покажу тебе Пьяццетту! — говорит мама. При этом она несколько нетвердо поднимается на ноги, но множество рук тут же тянутся отодвинуть для нее стул. — Лучше всего, конечно, отправиться туда ранним вечером — тогда это настоящий подиум, но и сейчас там будет на что посмотреть, — обещает мама.
Мы идем по улице, она держит меня под руку, и. представьте, я не против. По-моему, это прорыв. Прежде, находясь рядом с ней, я никогда не чувствовала такой близости. Не знаю, может, ей вскружили голову детские воспоминания или Марио что-то тайком подмешал в коктейль «Ким», только она порядком пьяна.
— А что это за люди с фотоаппаратами? — спрашиваю я. когда мы сворачиваем на Виа Эммануэле.
— Это папарацци, — объясняет мама. — Они фотографируют всяких известных личностей для журнала «Капри VIP». Но они не назойливы, поэтому знаменитости не возражают — смотри!
Мама подводит меня к фотомагазину. Витрина увешана фотографиями разных звезд, проходящих по этой самой улице: Дастин Хофман. Николь Кидман. Мерайя Кэри…
— Ух ты — Кевин Ричардсон, — ахаю я.
— Кто? — щурится мама.
— Из «Бэкстрит Бойз»! — говорю я. указывая пальцем на черноволосого красавчика.
— М-м-м… очень хорошенький, — одобряет мама. — А это кто с ним?
— Его жена. Не сыпь мне соль на рану! — со стоном отвечаю я.
— Сошел бы за итальянца. Посмотрим, может, здесь удастся найти его двойника.
В иной раз я бы с воплями бросилась прочь, но сегодня особенный вечер — и я смеюсь. Если бы Клео меня сейчас видела! Я готова отправиться на поиски парней на пару с собственной матерью!
— Вот и пришли — перед тобой всемирно известная гостиная под открытым небом!
Мама сияет, мы идем с ней по булыжной мостовой в небольшой внутренний дворик, заставленный столиками и стульями с плетеными спинками. Я глазам не верю — кажется, что все присутствующие сговорились. Такое впечатление, будто каждой паре или семье дали выбрать какой-нибудь один оттенок — нежно-карамельный, серебристо-абрикосовый, белоснежный — и они выкрасили в него все свои вещи. Получается безупречное сочетание — на всей площади не найдется ни одной незаправленной нитки и ни одного неотполированного ногтя. Мне никогда раньше не приходилось чувствовать себя без драгоценных украшений чуть ли не голой.
— Смотри, свободный столик, — предлагаю я, ныряя под навес бара «Тиберио».
— Погоди… — Мама сканирует взглядом столики конкурирующих баров.
— Или одни бары моднее других? — подначиваю я, оглядываясь, не затевается ли поблизости кровавая драка между бандами Гуччи и полицейскими от «Дольче и Габбана» — ремни намотаны на руку и все такое…
— Я просто ищу… Вот он! — обрадовано говорит мама.
Я смотрю туда, куда устремлен ее сияющий взгляд. Передо мной море чашечек с капуччино и — конечно! — Платиновый Блондин!
Он церемонно кланяется моей матери и жестом приглашает нас подойти. Подумать только, рядом с ним — два свободных стула!
Мое пьяное добродушие испаряется в один момент. Остается только одна мысль: «Моего общества ей всегда недостаточно. Всегда».
10
— Ким, помнишь мистера Гамильтона с катера?
— Лучше Тони. — Платиновый Блондин пожимает мою руку, настаивая, чтобы я называла его по имени. Какая дерзость.
Я стараюсь быть любезной, но губы сами собой вытягиваются в прямую линию.
— Тони, это моя дочь Ким.
Он кивает и говорит воркующим голосом:
— Девочки, да вы просто сияете!
Американский акцент я услышать не ожидала.
Как бы там ни было, понять, что он говорит, будет несложно. Однажды моя мать болтала с седым ямайским негром на вечеринке, которую устроила одна из ее клиенток, и тут появилась я с полным подносом ромового пунша.
— О, это ваша дочка! — проговорил он с певучим выговором. — Вы как две грабли!
Мы с мамой переглянулись с недоумением. Я никогда не обольщалась насчет своей талии, поэтому комплимент прозвучал издевательски. Мы не успели собраться с мыслям и, чтобы уточнить, что он имел в виду, как он повторил еще настойчивее:
— Грабли! Две грабли!
И вдруг мама с победным видом перевела:
— Капли!
И добавила облегченно:
— Вы хотите сказать, что мы с ней как две капли воды!
— Конечно, — ответил он, очень смутившись. — Вы будто сестры!
Я тихо удалилась в ближайшие кусты.
Платиновый Блондин делает официанту знак ухоженной бровью. Мама хочет еще лимончелло, а я прошу горячего молока, чтобы показать, что уже устала, клюю носом и вот-вот усну за столом… Но, к сожалению, именно сейчас мой итальянский меня подводит, и я говорю по ошибке «latte fredo», после чего мне приходится притворяться, будто я хотела именно стакан холодного молока. (Сотни раз я твердила себе, что «caldo» — это раскаленный, но все равно когда я вижу это слово, то перевожу его как «холодный».)
Платиновый Блондин поднимает за натте здоровье бокал «Сапфирового мартини», спрашивает маму, как ей понравился Капри, ведь она не была здесь столько лет, и предлагает сопровождать ее, когда она отправится навещать могилу отца. Меня переполняет негодование, мне хочется кричать: «Но ведь для этого есть я!», но тут я понимаю, что ничего подобного маме я не предлагала. Мне кажется, у Платинового Блондина манеры предупредительного и заботливого защитника, который всегда принимает все тяготы и решения на себя, и который легко превращается в тирана, как только ты к нему достаточно привяжешься. Я откидываюсь на спинку стула и наблюдаю, как мама оживленно делится впечатлениями о ярких красках острова, рассказывает о том, как у нее защемило сердце, когда она снова увидела скалы Фаральони. Она и вправду сияет. Не понятно только, по какой причине — оттого ли, что вернулась на Капри, или оттого, что подцепила нового обожателя.
Заметив, что большая часть ее помады перекочевала на бокал с лимончелло, мама извинилась и поспешила в туалет.
— Ваша мама всегда знакомится на катерах с иностранцами? — подшучивает Платиновый Блондин.
— Ну, не обязательно с иностранцами, — отвечаю я с бесстрастным видом.
У него вытягивается лицо.
— Нет, вы — первый, — заверяю я. И неслышно добавляю: «За эту поездку».
— Ваша мать говорит, что вы — переводчица…
— Да? Значит, теперь — переводчица?
— Так вы не…
— Проститутка, — шепчу я. с таинственным видом прижимая палец к губам. — Она не решается, говорит об этом новым знакомым так сразу.
Платиновый Блондин замирает на мгновение.
— Так это не отдых, а деловая поездка?
Я замечаю, как блестят его глаза, и мы покатываемся со смеху.
— Неплохое начало! — улыбается мама, возвращаясь к нам.
— Начало чего? — спрашиваю я осторожно.
— Ким, — говорит она, крепко сжимая мою руку. — Очень может быть, что перед тобой сейчас будущий свекор!
Только секунду спустя я понимаю, что она сказала «свекор», а не «отчим». Отчимов у меня было уже много.
— Мой будущий свекор? — Я недоуменно смотрю на Тони.
— Ну, тогда я еще не знал, что вы — проститутка, — невозмутимо отвечает он.
— Проститутка? — кричит мама.
Все головы одновременно поворачиваются в нашу сторону, не потревожив при этом пышных причесок.
Мама бледнее.
— Что это…
— Я пошутил. Джина.
Мама совсем расстроена, и мне теперь ее почти жаль. Почти.
ПБ поворачивается ко мне.
— Мой сын, Тайлер, приезжает сюда на пару дней на следующей неделе. Ему тридцать четыре, холост, успешно торгует произведениями искусства, недвижимость в Лондоне и Нью-Йорке.
— Он похож на вас внешне? ПБ качает головой.
— К сожалению, нет, он пошел в мать.
— Коллагеновые губы, подтяжка под глазами?
— Я не думал, что вы с ней знакомы.
— Давно это было.
Мама явно в замешательстве, но она предпринимает бодрую попытку присоединиться к разговору:
— Было бы неплохо пообедать всем вместе… Я вздыхаю, прикрываясь стаканом с молоком.
— Если его сын приезжает ненадолго, я уверена, что мистер Гамильтон захочет скорее…
— Нет, что вы! — Он угадывает, к чему я веду. — Мои сыновья считают меня глупым человеком. Я бы хотел, девочки, чтобы вы присоединились к нам и немного оживили мероприятие.
— Так у него есть брат? — говорю я, вспоминая Клео.
— Морган. Но он исключен из ассортимента. Женат уже десять лет. Я имел в виду Тайлера.
— Как получилось, что одного с руками оторвали, а другой так подзалежался на складе?
— Ким! — Мама пытается меня осадить.
— Все нормально, мама. Я — с того же склада, так что тут нет ничего уничижительного.
— Хотите знать, почему Морган женат, а Тайлер — нет? — переспрашивает ПБ.