— Туфли! — Он выбирает из рассыпавшейся по полу груды одну коробку. — Тридцать восьмой?
Я киваю, и Люка подает мне пару туфель на высоком клиновидном каблуке с длинными серебряными ремешками.
— Вы этого ожидали?
— Ну, обычно я серебряное не…
— Я о Капри. Капри не обманул ваших ожиданий?
— Не знаю… Наверное, он выглядит лучше, чем я думала…
— Лучше выглядит?
— Более живописный, — говорю я. пытаясь собраться с мыслями. — Я была только в ресторане «Фаральони» и на Пьяццетте.
Да, кстати об экскурсии по острову…
— Остров маленький, но здесь много интересных людей, — замечает Люка. — Я уверен, вы с ними еще познакомитесь. Теперь волосы — по-моему, лучше убрать их назад, чтобы открыть лицо.
Я никогда не убираю волосы назад, но сопротивляться уже нет сил. Если он решит побрить мне голову под ноль, я не стану возражать.
Стоя лицом ко мне, он запускает свои сильные руки в мои волосы. Последний раз мужчина прикасался ко мне довольно давно, и то это был почтальон — я взяла у него ручку, чтобы расписаться за заказанную по каталогу одежду, — так что можете себе представить, какие у меня мурашки по спине побежали. Люка осторожно собирает непослушные локоны, но тут япо неосторожности издаю от удовольствия слабый стон инемедленно притворяюсь, будто закашлялась.
— С вами все хорошо?
— Нормально! — Глоток лимончелло — и все пройдет.
— У вас строптивые волосы, — говорит Люка, стараясь заставить их лежать спокойно.
— Я знаю, — виновато вздыхаю я.
— Нет, это потрясающе! Все, кто приезжает на Капри, всегда так безупречно одеты и причесаны, будто жизнь их безоблачна, а сами они — воплощенный идеал.
— Вам не нравятся идеальные люди? — Хорошее предзнаменование.
— Идеальными могут быть модели, фотографии, но в жизни должно быть иначе.
Может быть, у него не так и много общего с моей мамой.
— Вам не кажется, что в этом случае вам стоит сменить работу? — улыбаюсь я.
— Я не пытаюсь заставить людей выглядеть идеально, — протестует Люка. — Да, я хочу, чтобы мои клиенты хорошо выглядели и были уверены в себе, но я лишь помогаю им найти свой образ — тот, на который не надо будет тратить много сил. По-моему, об одежде надо забывать, как только ты ее надел.
Я расслабляю плечи и обещаю ногам, что очень скоро они вернутся в свои мешковатые штаны.
Люка легко проводит ладонью по моей щеке и вздыхает:
— Вы чудесно выглядите…
Я размышляю, стоит ли мне принять этот комплимент, как вдруг он добавляет:
— Ну что, а теперь — под покровы, тайно?
Я хлопаю глазами.
— Я, э…
— Я думаю, он имеет в виду — «под покровом тайны»! — спасает меня вернувшаяся мама — она входит в магазин с пакетом низкокалорийных сластей.
Я поворачиваюсь к ней.
— О. Ким, ты выглядишь великолепно! Как здорово, что ты наконец надела что-то цветное, пусть и бледное.
Я подхожу к зеркалу и ахаю. Я была уверена, что в этом костюме буду выглядеть необъятной, но на самом деле кажется, будто я сбросила в примерочной килограммов десять. У меня есть ноги! Я шевелю рукой, чтобы убедиться, что это я. Девушка в зеркале повторяет мое движение.
— Я выгляжу взрослой, — трогаю я свою новую прическу.
— Искушенной, — поправляет мама.
— О боже! — смеюсь я. — Вот она — дочь, о которой ты мечтала и которой у тебя никогда не было.
— Да, восхитительно, — говорит мама, и на глаза у нее едва не наворачиваются слезы.
— Смотри хорошенько, — предупреждаю я ее. — Такое не скоро повторится.
— Вам не нравится? — Люка искренне огорчен.
Вообще-то, нравится, но я не хочу, чтобы мама думала, будто теперь все так и останется.
— Сумочка! — вспоминает мама и хватает с витрины серебристую штуку, похожую на колбасу.
— Perfecto! — одобряет Люка. — Готова?
— Sì, агент Аморато! — Я щелкаю каблуками. — Пожелайте мне удачи.
— Buona fortuna,[55] — говорит Люка, целуя меня в щеку.
Похоже, в прошлой жизни я все-таки уже носила туфли на каблуках — я иду по улице, будто ступаю по облакам.
И только на подходе к «Аллегра» я начинаю нервничать. У меня этот трюк ни за что не пройдет. И пусть все этикетки на моей одежде — настоящие, но личность, которая прячется за ними, — подделка. Меня в секунду раскусят.
Я поворачиваю назад. Нет. Я должна это сделать. Я должна заслужить этот поцелуй в щеку.
Я набираю в легкие воздух и толкаю стеклянную дверь, повторяя про себя заклинание: «Я богатая. Я стильная. Я разбираюсь в моде». Чтобы не встречаться взглядом с девушкой за прилавком, которая ужасно похожа на куклу Синди, я снимаю со стойки первый попавшийся пиджак и тут же натыкаюсь взглядом на ценник. Я пытаюсь придать моему вытянувшемуся лицу выражение «Как дешево! Может, взять парочку?», потом прохожу дальше, но не успеваю даже дотронуться до воздушного шелкового топа цвета слоновой кости, как он соскальзывает с вешалки на пол. Черт. Меня бросает в жар, я нагибаюсь, чтобы поднять его, и тут вижу перед глазами пару гладких девичьих ножек, одетых в шелк.
— Prego![56] — Продавщица легко наклоняется, подхватывает топ, встряхивает и вешает обратно на вешалку с таким почтением, будто он соткан из волос самой Донателлы.
— Grazie. — Я не знаю, как модная элита обычно обращается с продавщицами — дружелюбно болтает или старается поскорее от них избавиться.
— Вы ищете что-то конкретное? — спрашивает продавщица, становясь так, чтобы загородить собой самый деликатный товар, как будто утешая перепуганные платья: «Не бойтесь, мамочка рядом. Злая тетка-покупательница вас больше не обидит».
— Вообще-то я… у вас есть новая коллекция Сарто?
— Нам привезли ее только сегодня, а вывесим мы ее завтра, — сухо отвечает она.
— О это будет уже слишком поздно. — Я всем свои видом выражаю разочарование.
Продавщица с сочувствием на меня смотрит и возвращается к кассе, цокая каблучками. Я уже готова признать поражение, как вдруг неожиданно для самой себя выдаю:
— Вы пользуетесь «Baby Doll» от Ив-Сен Лорана?
Она заинтригованно поднимает на меня глаза:
— Да.
— Обожаю этот запах, — говорю я. — Такой обворожительно сладкий — он вам подходит.
— Grazie! — Она невольно улыбается.
— Спасибо за помощь. — Я направляюсь к двери.
Продавщица колеблется мгновение, пытаясь
понять, стоит ли из-за меня беспокоиться, потом спрашивает:
— А что именно вы ищете?
Я отпускаю дверную ручку.
— Платье.
— Я не уверена, что у нас есть ваш размер. — Она оценивает взглядом мои бедра.
— Я ищу не только для себя, — объясняю я. — У меня есть стройная сестра, которой тоже нравятся их штуки.
Продавщица глядит на меня прищурившись. Наверное, «штуки» не самое изящное выражение.
— Сейчас посмотрю… — Она исчезает в задней комнате.
Я перевожу дыхание и поздравляю себя с тем, что сумела продвинуться так далеко. Продавщица возвращается с тремя платьями в пластиковых пакетах.
— Больше двенадцатого размера у нас нет.
— Надо было все-таки сделать липосакцию! — полушутливо заявляю я. — М-м… Я все-таки примерю белое.
Продавщица неохотно отдает мне платье, молясь про себя о крепости его швов.
Примерочная у них малюсенькая. Через пару вывихов и несколько совершенно неженственных стонов платье оказывается на мне.
— Как оно вам? — спрашивает Baby Doll.[57] Или, как мне больше нравится, Бамбино Бамбола[58].
Мне очень хочется ответить: «Если бы у вас здесь было зеркало, я бы вам сказала», но я говорю только:
— М-м…
— Зеркало здесь.
Ну конечно. Там, где ты можешь увиваться вокруг меня, утверждая, что платье именно так и должно обтягивать живот и сползать с плеч, где ты сможешь убедить меня, что я выгляжу на миллион долларов, чтобы я рассталась с миллионом лир. Ладно, пришло время расплаты, решаю я. Попробуй только сказать, что мне это идет!
Я открываю дверь и медленно вхожу в торговый зал.
Бамбино Бамбола нервно сглатывает.
— Цвет вам идет…
Я внутренне улыбаюсь. Впервые в жизни я благодарна своему целлюлиту. Стоило завести его только для того, чтобы увидеть отвращение, с каким эта куколка рассматривает, как эластичная ткань подчеркивает каждую складку.
— Сколько оно стоит? — спрашиваю я.
— Девятьсот тысяч лир, — отвечает продавщица, все еще пораженная тем, как я могу столь бестрепетно демонстрировать женское несовершенство.
— А что у вас еще есть в том же стиле?
Порывшись, продавщица вытаскивает жакет, тщетно надеясь прикрыть меня хоть чем-то, пока в магазин не заглянул какой-нибудь другой покупатель.
— Шестьсот тысяч лир, — сообщает она, виновато поглядывая на только что вошедшую тощую и загорелую синьорину.
— А брюки?
— Они десятого размера! — Продавщица едва не стонет, будто моля о пощаде.
— Для сестры.
— Четыреста восемьдесят тысяч.
Миссия выполнена.
Я переодеваюсь в свой прежний наряд и сообщаю продавщице, что мне надо позвонить сестре и выяснить, вдруг она уже купила такие брюки.
Я уже вышла из магазина и прошла почти полдороги обратно, как вдруг:
— Scusi! — кричит ББ, семеня вслед за мной. Сначала я хотела броситься бежать, но потом
увидела, что она размахивает моей сумочкой.
— Ах, grazie, — благодарю я и нечаянно расстегиваю замок.
Сумочка распахивается, и видно, что внутри у нее только оберточная бумага. ББ смотрит на меня. Я смотрю на нее.
— Забыла спросить, — нахально улыбаюсь я. — Вы принимаете оберточную бумагу?
12
Я возвращаюсь в магазинчик. Люка вынимает из моего пиджака булавку так, будто проводит хирургическую операцию. Потом медленно, обольстительно расстегивает пуговицы одну за другой. Легким движением он спускает шелковистую ткань с моего плеча и жадно целует меня в шею. По крайней мере, именно такую картину рисует мое воображение, пока я переодеваюсь в примерочной в свою обычную одежду. На самом деле Люка орет по телефону на поставщика, ругает цены и договаривается о сделке на иных условиях. Ну, в общем, рада была помочь.