— Фу, с тунцом, — сморщилась Дженни, откусив от моего пончика-гамбургера, но, к моему удивлению, продолжила есть. — Я дала себе слово: никаких углеводов до вторника. Что ты со мной делаешь, Кларк?
— Расширяю твои горизонты. — Я схватила оставшуюся половину прежде, чем она исчезла. — Ну что, да здравствует Лас-Вегас? О гостинице договорилась?
Бывшая консьержка Дженни имела обширные знакомства в индустрии гостеприимства и обещала все организовать, когда вчера после вечеринки мы устроили продолжение банкета в закусочной Скотти. Разумеется, Дженни знала, что мои передвижения в пределах США, несмотря на мои очень уверенные (хоть и безосновательные) заявления, будто все будет в порядке, поставлены на счетчик.
— Я договорилась и с гостиницей, и с авиакомпанией, и с Эрин, и у меня новость, — кивнула она, откладывая полпончика. — Мы летим в четверг.
— В этот четверг?!
— Угу. Остановимся в «Де Лухо», вылетаем утром, вернемся вечером в воскресенье. Понедельник тебе на отлежаться, а со вторника резко включаемся в работу. Я записала тебя на новую встречу с юристом и сказала ему, что ты не уйдешь из кабинета, пока он не разберется со всем твоим дерьмом. Так что — вива ля виза. Надеюсь, ты ощутила прилив счастья, Энджи?
Я пододвинула Дженни мою половинку пончика. Очень хочется узнать, что такого хорошего я натворила в прошлой жизни, чтобы заслужить подобную подругу. Прилив счастья — это еще слабо сказано.
— Ты летишь в Вегас?
— Да, Луиза.
— Без меня?
— Да, Луиза.
— Я так тебе завидую! Это нечестно, ты летишь в Лас-Вегас, а я торчу здесь.
Я возмущенно посмотрела в глазок веб-камеры:
— Ты торчишь в своем красивом доме, с замечательным мужем, беременная первенцем, наверняка чудесным ребенком! По-моему, абсолютно справедливо, что ты там, а я три ночи буду накручивать вираж за виражом по Олтон-Тауэрс разврата!
Луиза тоже скорчила возмущенную мину. Проблема скайпа в том, что люди видят выражение твоего лица: очень трудно притворяться, будто тебя не бесит собеседник. С давней подругой мне удавалось поболтать/поныть/посплетничать по скайпу раз в две недели, а когда она залетела, мы перешли на еженедельные встречи. Я с болезненным удовольствием разглядывала ее живот. Луиза всегда была тощей — чтоб мне лопнуть, ни за что не пропущу такое. Вечером в понедельник я лежала у елки, поглядывая в окно на отвратительную погоду — дождь со снегом или снег с дождем — и отрывала картонную полоску с упаковки крекеров «Голдфиш». Дома Рождество означало бы пакет за пакетом «Мини-чеддарс», а «Голдфиш» больше всего напоминали «чеддарс». К тому же они в форме рыбок, а никто не любит необычные чипсы так, как я.
— Я, между прочим, надеялась, что в этом году ты приедешь домой, — надулась Луиза. — Ходить беременной хуже некуда: я толстая, плаксивая, совершенно трезвая. Представляешь Рождество без спиртного? Мои мать с отцом, родители Тима, Господи, я уже боюсь, твои приедут, а мне даже «Бейлиса» нельзя!
— Это лучший аргумент в пользу стерилизации, какой мне доводилось слышать, — отозвалась я. — А я собираюсь в Вегас. Ты все еще будешь с пузиком, когда я вернусь?
— Может, я все же выпью, — продолжала Луиза, постучав по животу кулаком. — Посмотрю, как ей понравится пара сладких вишен. Мое грудное молоко все равно на девяносто процентов будет состоять из совиньона.
— Моя мать поделится с тобой понюшкой крэка, — предположила я. — Или укольчиком метадона. По случаю Рождества.
— Нет! — Она отшатнулась от экрана. — Не верю, что твои мама с папой курят травку. Моя малышка тоже не верит, что твои родители курят анашу, а у нее еще и сознания нет!
Как — малышка? Я вскочила на ноги. Так у Луизы будет девочка? Как же я пропустила письмо?
— Малышка? — Я готова была постучать по экрану, чтобы привлечь внимание подруги. Иногда я забываю, что скайп не совсем то же самое, что соседский кот, вылизывающий задницу за моим окном: я разговариваю с женщиной, которая сидит за тысячи миль отсюда. — Значит, УЗИ показало у тебя девочку?
— Она никогда не была кем-то бесполым! Ты одна называешь ее дитем, — язвительно сказала Луиза. — Нет, мы УЗИ не делали и точно не знаем, просто материнская интуиция.
М-да. Я даже огорчилась.
Но ведь пока нет фотографии в фейсбуке, дите остается дитем, не правда ли?
— А признаки появились? — спросила я. — Симптомы всякие?
Беременность меня искренне ужасала, и я исподтишка забавлялась состоянием Луизы. Я считала беременность чем-то вроде изнурительного девятимесячного похмелья — тошнота, капризы, желание полежать и посидеть — и нападения лицехвата из «Чужих». Нечто живое внутри тебя! То, о чем ты не просила! Ну хорошо, признаю, с последним можно поспорить, но вы меня поняли. Никто не просыпается с мыслью: «Хочу, чтобы сегодня из моей вагины вылезло девятифунтовое орущее чудовище и два года цеплялось мне за сиськи». Дамочки думают — о-о, прелестные крошки. Им кажется, что они светятся счастьем. Они считают себя вправе занять последнее свободное место в метро. Они не задумываются о нескольких месяцах от и до — по крайней мере не так, как я. По мне, менструации — ежемесячное благословение, а не проклятие.
— Да. — Луиза сморщила нос. — Грудь жутко болит, и геморрой начинается. Но я все равно рада: через четыре месяца у меня будет настоящий младенец!
— Боже!..
— Я знаю.
Секунду мы пялились друг на друга в глазок. Я не знала, о чем думает Луиза, но готова была поспорить на кругленькую сумму, не о том случае, когда она завернула в одеяльце школьную морскую свинку, как ребенка, катала целый день в коляске, а потом уронила в пруд, пытаясь убаюкать.
— Так когда ты приезжаешь? — нарушила она молчание. Луизу невозможно заставить молчать дольше минуты, разве что закатить на ее свадьбе сцену и сломать руку жениху. В свою защиту добавлю — я сделала это всего однажды. — Я очень соскучилась.
— Если не улажу с визой, вернусь очень скоро и надолго, — пообещала я, связывая волосы в хвост — верный знак, что пора стричься, — и снова распуская их по плечам. — Помочь мне друзья не могут. Никто не хочет, чтобы я уезжала, но… По-моему, они относятся к моей проблеме не так серьезно, как могли бы.
Луиза изо всех сил старалась изобразить сочувствие, скрывая радость от перспективы заполучить дешевую няньку. Хотя младенца мне в жизни не доверят, даже через год. Вообще не доверят ничего ценного, даже коробку «Скай плюс» или айфон.
— Ты Алекса имеешь в виду? — спросила она. Я закусила губу. Луиза кивнула. — А ты с ним говорила?
Я молчала.
— Энджел, — Луиза строго посмотрела на меня, — тебе необходимо с ним поговорить и прямо сказать, какие мысли роятся в твоем крошечном мозге. Не ограничивайся невзначай брошенными намеками в надежде, что он уловит и все поймет. Что ты ему сказала?
— Что мне нужна новая виза.
Это была правда.
— А чего не сказала?
— Что я не подхожу ни под одну категорию тех, кому дают визу, а без нее меня в два счета вышвырнут из страны.
— То есть ты фактически с ним еще не говорила?
Как ни противно, это тоже было правдой.
— Отчего же? — весело соврала я. — Мы все время говорим.
Конечно, блин, мы не обсуждали это. Я думала о разговоре и пыталась завести беседу, но с самой вечеринки у Дженни Алекс либо спал, либо где-то шатался. Вряд ли стоило, сунув голову за дверь спальни, с веселой улыбкой выпалить: «Ой, дорогой, я еду в Вегас, а по возвращении у нас будет малюсенький разговор о том, как через четыре недели меня депортируют».
— Алекс не выносит принуждения, — попыталась оправдаться я. — Он только хочет знать, что все будет в порядке. Значит, все так и будет. Он сказал: «Поговорим об этом после Рождества». Нет смысла сейчас его волновать. Ему знать не обязательно.
— По-моему, ты пытаешься сказать, что это ты не выносишь принуждения, — отозвалась подруга. — Что будет, если тебе не дадут визу?
— Тогда мне конец.
— О, Энджел… — с досадой покачала головой Луиза, — Да, тебе хана. Давай уже возвращайся.
— Согласна, мне хана. — Высунутый язык — нормальный взрослый ответ, правда же? — Алекс всегда получает гастрольные визы и, видимо, не считает это большой проблемой. Честно говоря, я намного меньше волновалась до его отъезда в Японию, не сомневаясь, что работа обязательно подвернется прежде, чем начнутся проблемы, но вот…
В животе что-то резко оборвалось — как упавшая в пруд морская свинка.
— Знаешь, это мало поможет, но я верю, что у тебя все будет в порядке, — произнесла Луиза, сверкнув улыбкой, поддерживавшей меня в трудных ситуациях двадцать восемь лет. — Ведь речь идет об Энджел, которая неожиданно переехала в Нью-Йорк и поселилась там совсем одна, об Энджел, встретившей столько классных подруг, к которым я безумно ревную, об Энджел, на чью сумку я променяю любимого мужа. Так и знай, он весь твой, если согласишься.
— Ты не отдала бы мне Тима за сумку, если бы увидела ее сейчас, — сказала я, мрачно поглядев на потертую торбу, печально лежавшую на диване. — Да и не поможет тебе «Марк Джейкобс» с ночным кормлением.
— А Тим поможет? — саркастически осведомилась подруга.
— Убедительно, — признала я.
На компьютерном экране роскошная, сияющая Луиза обкусывала уже неровный ноготь.
— Эндж! — Она зажала рот рукой.
— Лу?
— Я очень боюсь заводить ребенка.
— О, замолчи! — Мне захотелось ее шлепнуть. — Ты будешь лучшей в мире мамочкой. С чего это у тебя сомнения? — Ну, это… — Она быстро оглянулась назад, проверяя, что горизонт чист, и подалась к глазку веб-камеры. — Помнишь, как в школе я уронила в пруд морскую свинку?
— С Луизой говоришь? — Алекс, взъерошенный после дневного сна, вошел в гостиную в одних трусах и старой футболке с «Лед Зеппелин». После недавнего перелета и смены часовых поясов он спал когда попало. На секунду он остановился, прикидывая, как пройти через эпическую гору журналов, стикеров и маркеров, разбросанных по полу. Вместе с растущим беспорядком росла моя уверенность в получении визы, и, Боже, что за бардак царил в комнате! Вырванные страницы с выходными данными журналов, каракули моих пробных заголовков и целый сонм обведенных кружочком пар обуви, которые мне, конечно, работу не найдут, но эффективно мотивируют.