Когда мы впервые отправились в город, нас просто осадила целая толпа рикшей, которые чуть не разорвали нас на куски, стремясь оказать нам свои услуги. По совету Ли мы с Маргарет выбрали по одному рикше, после чего в этом отношении проблем у нас больше не возникало. Наш постоянный рикша был практически всегда в нашем распоряжении, когда мы приезжали и сходили с автобуса, а если его там не было, он всегда оставлял для себя замену. Все остальные рикши уважительно относились к такого рода сделкам.
Когда мы обедали в городе, моя жена, как правило, посылала рикше то, что оставалось на сервировочных блюдах. Мой рикша был мусульманином и ел только мусульманскую пищу, поэтому я доплачивал ему еще некоторую сумму, чтобы он мог пообедать. Оба наших рикши были очень преданны нам, особенно после одного случая, когда рикша, который возил Маргарет, повредил себе глаз во время драки с другим рикшей, и она послала ему денег, чтобы ему было на что жить, пока он не выздоровеет. Когда мы уезжали из Бэйпина, он подарил нашим девочкам китайские панамки, а мой рикша подарил нам банку превосходного чая с ароматом жасмина.
Мой рикша был как умен, так и предприимчив. Он читал газеты, и позднее, когда в университет Цинь-Хуа приехал профессор Адамар, он спросил меня, правда ли, что Адамар Чжэнь такой великий математик, как пишут в газетах. У меня нет ни малейшего сомнения в том, что отчасти интерес рикши состоял в том, чтобы получить у Адамара постоянную работу, однако он был не менее предприимчив, и обладал такими же обширными познаниями, какие вы можете ожидать от весьма интеллигентного американского таксиста.
В городе Маргарет частенько делала покупки в магазинах Клок Шоп, Биг Белл Шоп и других местечках подобного рода. В этих первоклассных китайских магазинчиках обслуживание зачастую было превосходным и даже современным, однако их убранство и одежда продавцов были исключительно в китайских традициях. Продавцы носили хлопчатобумажные платья, которые соответствовали занимаемому ими положению, а владелец магазина и его основные помощники были одеты в платья из серого или синего шелкового дамаста. В магазинах разговаривали на хорошем английском или хорошем китайском языках. Пиджин-инглиш[114] был практически неизвестен в Бэйпине. В отношениях Шанхая, китайского Нью-Йорка, и Бэйпина, китайского Бостона, чувствовался снобизм и стремление возвыситься над соперником. Шанхайские дамы не отставали от нью-йоркских в своем желании придерживаться последних веяний моды, и их китайские одежды нередко носили на себе отпечаток дерзких и привлекательных нововведений западной моды. Бэйпинские дамы, напротив, одевались с какой-то аристократической интеллектуальной безвкусицей, которую я нередко наблюдал на берегах Ривер Чарльз.
Бэйпин — древняя столица, сохранившая старые традиции искусства и культуры. То тут, то там можно встретить простых крестьян, в жилах которых течет кровь маньчжуров, потомков придворных династии Цин, и которые говорят на превосходном великосветском китайском языке.
Бэйпин — город волшебного очарования и ужасающего убожества. Мы с интересом бродили по плохо замощенным улочкам; казалось, что они ведут от одной трущобы к другой, но иногда перед нами вдруг распахивались ярко-красные ворота в виде полумесяца и глазам представало редкостное зрелище: дворик и сад, окруженные павильонами безупречного вкуса и изумительной красоты.
Я дружил и с американцами, и с китайцами. Отношения между интеллигентными людьми обеих национальностей вообще были в высшей степени дружелюбными. Вместе с тем в 1935 году во всех открытых портах Китая можно было встретить немало всякого сброда из числа тех отбросов английской нации, которые не могут ужиться у себя на родине и которых еще Теккерей так хорошо знал по Парижу времен Реставрации.
Число японцев в Китае тоже все увеличивалось и увеличивалось. Прямо или косвенно они захватили уже почти все административные посты в провинции Хубэй. Бэйпин был наводнен японскими солдатами, и на улицах часто приходилось видеть, как колонна японцев грубо врывается в мирную толпу китайских прохожих.
Вместе с Ли я ездил в Тяньцзинь[115], чтобы получить от агента Американской телефонно-телеграфной компании часть денег, причитающихся за наше изобретение. Тяньцзинь — интересный город. Он так переполнен иностранными концессиями, что, пройдя один квартал, вы можете из России сразу попасть во Францию, а пройдя другой, оказаться в Англии. Этот macedoine[116] из всевозможных национальностей казался какой-то фантасмагорией.
Академическая жизнь была в тот год полностью дезорганизована. Студенты устраивали забастовки, которые продолжались месяцами. Они маршировали по городу, протестуя против нашествия японцев и унизительного положения китайцев. Если перед ними запирали ворота железнодорожной станции, находилась какая-нибудь тоненькая, как соломинка, девушка, которая пролезала сквозь щель снизу и отпирала их изнутри. В городе полиция расправлялась со студентами с помощью дубинок и пожарных шлангов, больницы и тюрьмы были переполнены. К счастью, многие студенты принадлежали к влиятельным бэйпинским семьям, и родным как-то удавалось улаживать неприятности.
Все это время мы с Ли усердно работали. Обычно мы сидели за чертежной доской в маленьком кабинетике Ли, а наши жены болтали или читали в соседней комнате. Когда им казалось, что мы уже достаточно потрудились, они призывали нас к себе и угощали легкой закуской или поили чаем; кончался день партией в бридж.
Одна из наших больших забот состояла в том, чтобы протолкнуть изобретение, над которым мы работали, через Американское бюро патентов. Рассчитывать мы могли только на помощь консульского секретаря в американском посольстве. У него был целый том инструкций, в которых говорилось, как надо поступать с документами и чертежами, но наш высокопоставленный друг не имел ни малейшего представления об инженерном деле и о патентах, так что нам с Ли приходилось самим копаться в этих бумагах и растолковывать ему их содержание.
Мы близко познакомились с сотрудниками посольства и были искренне рады убедиться в их высокой профессиональной квалификации. На дипломатической службе в Китае могли работать только люди, которые в состоянии преодолеть такую специфическую трудность, как изучение восточного языка, поэтому невежды и любители легких развлечений сюда обычно не попадали. Я вообще думаю, что в удаленных местах дипломатическая служба всегда бывает поставлена лучше, чем в крупных центрах.
Холода наступили с большим опозданием, но, наконец, пруды и канавы затянулись льдом. Хотя зима продолжалась недолго, случались дни, когда стоял такой же мороз, как в Бостоне. Для снега здесь было слишком сухо, поэтому зимой главное развлечение добрых бэйпинцев на свежем воздухе состояло в катании на коньках (обычно японского производства) по замерзшим прудам Священного города. Что это было за зрелище, когда пожилые, редкобородые мужчины в длинных, отделанных мехом платьях скользили по льду, делая одну-две фигуры!
Мужчины и женщины, работавшие на фабриках, обычно носили короткие рубахи и брюки, летом из тонкой материи, зимой на вате. Студенты из небогатых семей и простые люди сидячих профессий одевались в длинные хлопчатобумажные платья синего и серого цвета. Университетские преподаватели помоложе весной и осенью предпочитали европейские костюмы, но летом часто надевали более прохладные шелковые платья, из-под которых иногда виднелись обычные европейские брюки и ботинки. Зимой холодные коридоры и аудитории почти всех заставляли носить подбитую мехом национальную одежду.
У моей дочери Пегги снова разыгралась болезнь, вызванная инфекцией в среднем ухе, которая постоянно напоминала о себе, когда она была ребенком. Пришлось отправить ее в город, в американскую больницу, где она находилась под присмотром высококвалифицированного китайского врача, специалиста по заболеваниям уха и замечательных китайских медсестер.
Тем временем, нам представилась возможность по достоинству оценить верность нашего дворецкого. Наступил китайский новый год, и мы дали всем слугам выходной, как сделали бы это дома в рождество. Дворецкий отказался от выходного по причине болезни одного из членов семьи, несмотря на то, что больная находилась в семи милях от нас под надлежащим уходом и он все равно ничего не мог поделать. Я полагаю, что мы ему нравились, но все же подобный поступок был скорее вызван чувством чести и профессионального долга. Он страшно рассердился на горничную за то, что она взяла выходной, чего он так ей и не простил и что дало повод для ссор, которые часто случаются в Китае между дворецкими и горничными.
Среди моих китайских друзей были люди, которые скептически относились к науке в современном смысле. Некоторые из них были христианами, но среди них практически не было верных последователей Дао или Будды. Однако почти всем им была свойственна характерная для буддизма любовь ко всему миру, а не к человечеству в частности. Столь же точно Китай характеризует легкая эпикурейская игра мыслей, которая нашла выражение в довольно необычных и аморфных легендах последователей Дао.
Все добропорядочные китайцы, которых я знал, являлись продолжателями конфуцианских традиций. Это касалось и тех китайцев, которые исповедовали христианскую веру, поскольку в Китае существует религиозная традиция синкретизма и для китайцев приверженность к одной религии не означает отказ от всех остальных. Все китайцы, которые уважают любую религиозную традицию, придерживаются конфуцианской концепции порядочного человека-ученого-государственного деятеля: довольно суровой, но учтивой личности, строгость которой смягчается чувством юмора, целью которой является благополучие общества, а средством ее достижения — достойная образованность.
Существует много путей к злу, но при этом существует и множество источников, способных породить добро. Конфуцианец — очень интересный и привлекательный источник добропорядочной жизни, и большинство чувствительных и умных миссионеров обрели в Китае глубокое понимание конфуцианства, которое они приняли в качестве своей религии. Китай обращает в свою веру тех, кто пришел обратить его в свою.