Этим вечером, Валериан прогуливался вместе с матерью в садах дома дедушки, следуя вдоль реки, которая блестела в закате как расплавленная медь.
Мать попросила проводить ее к реке, и они отправились, как только прислуга приготовила ужин. Жюлиана ела немного в эти дни, но аппетит Валериана был зверским, как всегда.
Юноша носил облегающий костюм угольно серого цвета, высокие сапоги из блестящей черной кожи, двубортный жакет, который очень сильно делал его похожим на солдата, и алый плащ, накинутый на плечи. Его волосы свободно спадали на плечи каскадом золота, совсем как в молодости у матери.
Теперь, когда не было причин скрывать происхождение, и были все основания показать его, Валериан гордо носил на груди бронзовую медаль семьи Менгсков с изображением головы волка.
Его мать сидела в инвалидном автокресле, управляя им при помощи закрепленного за правым ухом считывающего альфа-ритмы устройства. Возвращение на Умоджу сказалось на состоянии Жюлианы гораздо благотворней, чем все годы лекарств и болезненной химиотерапии. Внутримышечные нано-стимуляторы препятствовали атрофированию ее мышц, и Валериан радовался тому, что жизненная энергия понемногу возвращается к матери. Он знал, что долго она не протянет, но юноше нравилось, что мать снова улыбается и находится дома.
Воздух был прозрачным и свежим, коричневое небо теплых медовых тонов тянулось вдоль всего горизонта — день приближался к концу. В воздухе стоял сильный аромат трав и цветов. Валериан глубоко вдохнул, немедленно вернувшись назад в детство, в безмятежное время, когда он был наивен, и ему казалось, что вся галактика лежит у его ног.
— Хорошо быть дома, не так ли? — сказала Жюлиана. Ее голос по-прежнему был слабым, но всё же сильнее, чем многие годы прежде. — Я имею в виду, вернуться назад на Умоджу.
Валериан кивнул.
— Да, хотя мне все еще трудно о чем-то как о доме.
— Я знаю, дорогой, — сказала его мать. — И я сожалею, что ты рос в таких условиях, мотаясь туда-сюда.
— Это не твоя вина. В конце концов, разве у нас был выбор?
— Я знаю, но я хочу, чтобы ты понял, мне жаль, что я не смогла дать тебе нормальное детство.
— «Нормальное детство?» — спросил Валериан. — Что это такое? Оно вообще существует?
— Конечно, существует. У меня было совершенно нормальное детство, которое прошло здесь.
— Я догадываюсь, — наконец произнес Валериан, когда они по дуге миновали тополиную рощицу, и перед ними открылся вид на реку. — Я с теплотой вспоминаю это место. Но в моей жизни случилось столько всякого, что я больше не воспринимаю его как свой дом.
— Это грустно, — сказала Жюлиана, указывая на неровную впадину, ломающую гладкую береговую линию реки. — Ты помнишь ту маленькую бухточку?
Вода заполнила бухту целиком, закручиваясь течением в миниатюрные водовороты, но Валериан не забыл, как стоял здесь по колено в грязи с маленьким совком и лотком раскопанных «сокровищ».
— Да, — сказал он с улыбкой. — Я помню. Я тогда раскапывал там «инопланетные окаменелости».
— Я так гордилась тобой, — сказала Жюлиана. — И я горжусь тобой, Валериан. Ты вырос в такого замечательного, красивого мальчика. Мое сердце щемит каждый раз, когда я смотрю на тебя.
— Мама, не продолжай! — воскликнул Валериан, смущенный, но, тем не менее, наслаждающийся похвалой.
— Я серьезно, — сказала она, на сей раз более настойчиво. — У меня, вероятно, не так много времени в запасе и есть вещи, которые я должна сказать тебе, мой дорогой мальчик. И я хочу, чтобы ты запомнил что-нибудь хорошее из своего детства прежде, чем я скажу их.
— О чём ты? — немедленно напрягшись, уточнил Валериан, уловив скрытый подтекст в словах матери.
— Тебе было необходимо повзрослеть так быстро, и я знаю, как тяжело тебе это далось. Но скоро тебе предстоит повзрослеть еще немного. Меня скоро не будет рядом…
— Мама замолчи, — сказал Валериан, опускаясь перед ней на колени и беря ее за руку. — Эти доктора не знают, о чем говорят. Ни один из них не был прав относительно твоего состояния. Ты запутала их всех, и я знаю, что ты переживешь всех нас.
— Ты так мил, — сказала она, проводя рукой по его лицу, — но мы оба знаем, что это конец и не важно, сколько у меня осталось времени.
— Пожалуйста, — сказал Валериан дрожащим голосом. — Не говори так.
— Но я должна. Я сожалею, что мне приходится всё это говорить, — сказала Жюлиана, и слёзы заблестели в уголках её глаз.
— Почему? — вскричал Валериан.
— Потому что скоро твой отец будет здесь, а у меня нет прежних сил, чтобы противостоять ему как раньше. — Эта последняя фраза была сказана с горечью, и казалось, дала ей силу продолжать.
— Твой отец — опасный человек, и он опасен не только для своих врагов. Он использует людей, Валериан. Берёт от них всё, что ему нужно, а когда кто-то становится бесполезным, просто выбрасывает его. Я впустую потратила свою жизнь, веря в него, и мое сердце не выдержит, если я буду знать, что ты собираешься стать таким же человеком как он. Я отказалась от своих мечтаний ради твоего отца, думая, что он нуждается во мне и что он придет за мной, когда наступит подходящее время, но он этого не сделал.
— Мама, почему ты говоришь такие вещи? Я не хочу это слушать.
— Нет, — она сказала, сжимая его руку изо всех сил. — Нет, ты должен. Ты должен быть достаточно сильным, чтобы сопротивляться влиянию отца. Пожалуйста, можешь восхищаться им, у него есть много замечательных качеств, но, заклинаю тебя, не старайся быть похожим на него, независимо оттого, что с тобой случится. Будь самим собой во всем и не позволяй ему манипулировать собой словно одной из его шахматных фигур.
Валериан чувствовал силу воли, исходящую от матери, как будто она с каждым словом направляла последние частицы своей энергии на то, чтобы донести до него эти слова. Валериан мог понять причину ее горечи из-за поведения отца, но действительно ли она понимала великие замыслы, которые Арктур претворял в жизнь, и жертвы, необходимые для того, чтобы осуществить их?
Валериан посмотрел во впалые глаза матери, и увидел боль и горе, что наполняли их. Он внезапно подумал, что, возможно, она осознала цену амбиций отца слишком хорошо…
— Ты понял меня? — спросила Жюлиана настойчиво. — Пожалуйста, скажи мне, что ты понял.
— Я понял, — сказал Валериан, хотя на самом деле он не понимал. — Да. Отец может сделать многое, но он не пожертвует собственным сыном ради своих амбиций.
— Я надеюсь, что ты прав, Вал, — сказала она, раскинув руки и обняв его. — Я искренне надеюсь, что ты прав.
В течение нескольких минут они, не сдерживая слез, молча сидели в объятиях друг друга. После Валериан вздохнул и отстранился, выпустив из рук исхудавшее тело матери.
— Я люблю тебя, Валериан, — сказала она. — Мой замечательный, красивый мальчик. Ты лучшее, что я сделала за всю свою жизнь.
Валериан попытался ответить, но в горле стоял ком, и он не мог произнести ни слова. Мысль о том, что совсем скоро ему предстоит потерять мать, совершенно выбила юношу из колеи.
Он вытер глаза носовым платком и смахнул оставшиеся слезы ладонью. Менгск не должен так себя вести, подумал он. Сердце и воля Менгска должны быть непоколебимы…
Валериан повернулся, услышав за спиной хруст гравия, и узнав робкую походку Чарльза Виттье, который все еще оставался его неизменным спутником. Виттье появился в сопровождении Айлина Пастера.
— Что такое, Чарльз? — спросил Валериан.
— Простите за вторжение, сэр, но мы только что получили сообщение от генерала Дюка.
— И? — сказал Валериан, когда Виттье замолчал в нерешительности.
— Он недоволен тем, что его суда держат на внешних границах системы, и потребовал разрешения вывести корабли на орбиту Умоджи прежде, чем император соизволит спуститься на поверхность планеты…
— И я сказал ему засунуть свои требования в задницу! — прервал Виттье Айлин Пастер.
Валериан был потрясен вспышкой деда, прекрасно зная, что тот терпеть не может ругательств, и считает их признаком плохого воспитания и нехватки словарного запаса.
— Держу пари, что Дюку это не понравилось, — сказал Валериан.
Он никогда не встречался с Эдмундом Дюком, но дедушка рассказал ему о репутации Дюка и о том, как он перешел на сторону Сынов Корхала, когда его корабль потерпел крушение посреди роя голодных зергов.
Валериан сразу почувствовал неприязнь к нему, вспомнив уроки Мастера Миямото и его понятия о чести. Какими бы старомодными эти убеждения не казались теперь, они всё ещё находили отклик в душе Валериана.
— Меня не волнует, понравилось ему это или нет, — продолжил его дед. — Правящий Совет обеспокоен тем, как Арктур управляет своим Доминионом Терранов. К слову, мягко говоря, мы не в восторге оттого, что флот военных кораблей Доминиона намеревается расположиться на орбите Умоджи.
— И что сказал Дюк?
— Дюк ничего не говорил, сэр, — сказал Виттье. — Император лично прислал ответ.
Валериан вскинул голову при упоминании об отце.
— Император согласился на условия Умоджи, — подытожил Виттье, и Валериан услышал нотки подобострастия в голосе помощника.
— Так, когда он будет здесь?
— Он прибудет к нам в систему рано утром на борту канонерского катера.
Валериан кивнул и посмотрел на закат. Свет заходящей звезды заливал пейзаж красновато-коричневым заревом, похожим на кровь.
***
— Это сработало? — спросила стоящая в дверном проеме корабельного трапа фигура в бронескафандре. Закрытый шлем приглушил голос, однако в нем четко слышалось нетерпение.
— Сработало, — подтвердил техник в испачканной нефтепродуктами спецовке, склонившийся над поношенным, сооруженным на скорую руку устройством связи. — Эта штука, которую мы добыли на Браксисе, реально помогла. Я смог расшифровать все каналы передачи данных Доминиона. Мы получили все: его план полета, коды СРО[63], полный список пассажиров и место прибытия. Пилоты уже прокладывают нам курс.