Вот так. Дайте о себе знать. Я больше не могу писать. Пришлось отвлечься, доканчиваю письмо ночью и смертельно устал. Кроме того, я сильно простужен.
Спокойной ночи, дорогая, и, пожалуйста, критикуйте беспощадно, особенно погрешности вкуса.
Суббота, 29 марта [19]02 года
Дорогая Вы!
Я пытался написать Вам хорошее длинное письмо, но явились гости, нужно побриться — сейчас или никогда — и заняться фотографиями в темной комнате.
Я почти беспрестанно думаю о Вас с тех пор, как в последний раз Вы были здесь. Я сильно беспокоился, не обидел ли Вас тем, что не пошел с Вами на чай к этой английской даме. Всю неделю я боролся с рассказом, часть которого Вы читали. Я кончил его вчера вечером — 10 тысяч слов.
Вы знаете, не считая писем, которые будут вставлены, мы уже сделали 50 тысяч слов для нашей книги!
Мне нужно от Вас письмо, в котором бы говорилось, что Вы приезжаете в Калифорнию. Кроме того, в одном из Ваших стэнфордских писем должна быть подведена черта, чтобы затем следовала наша встреча, которая, как я себе представляю, должна предшествовать Вашей встрече с Эстер.
Ну как? Теперь приступим к редактированию? Вы должны приехать к нам на это время. Здесь славно, скорей похоже на сон, чем на действительную жизнь.
Сообщите, подходит ли письмо или нужно другое.
Окленд, Калифорния
13 октября 1904 года
Дорогая Анна!
Развитие здесь слишком быстро и пунктирно. Слишком оно в повествовательном духе, а повествование только тогда хорошо в рассказе, когда дается от первого лица.
Сюжет заслуживает большей длины. Сделайте сцены, диалоги более развернутыми.
Кроме того, Вы слишком неожиданно, слишком резко обрываете. Рассказ не закругляется к концу, а обрубается топором.
Вам нужно разработать развитие сумасшествия героя, его психологии и психологии жестокости идеалистов из Ист-Сайда, как Вы это сделали в разговоре со мной.
Вкратце моя критика сводится вот к чему: взяв великолепный сюжет, Вы не раскрыли его во всем великолепии. Вы владеете им, вполне владеете — Вы его понимаете, но еще не выразили своего понимания так, чтобы и читатель понял. Все это, пожалуй, относится к Вашим рассказам в целом.
Запомните одно: рассказ следует ограничивать предельно кратким временем — одним днем, а если можно, и часом; если же, как это случается даже в лучших рассказах, необходимо охватить больший период времени, — например, несколько месяцев, то просто намекните или бегло, между прочим сообщите, сколько прошло времени, но описывайте только решающие моменты.
Дело в том, что развитие в принципе не подходит для рассказа, это область романа.
Рассказ — это завершенный эпизод из жизни, единство настроения, ситуации, действия.
Не считайте меня эгоцентристом потому, что я сошлюсь на свои рассказы, — просто я знаю их наизусть, и это позволяет сэкономить время. Снимите с полки и раскройте сборник «Сын Волка».
Все первые восемь рассказов построены на одной ситуации, хотя некоторые из них охватывают довольно большой период времени, но время только упоминается, и оно подчинено заключительной ситуации. Как видите, ситуация — на первом месте — вначале.
Сын Волка тоскует по женщине, он отправляется на поиски ее, ситуация заключается в том, как он ее обретает.
Рассказ «По праву священника» — это сцена в хижине, остальное же — вступление, подготовка.
«Жену короля» ни в одном аспекте нельзя назвать хорошим рассказом.
«Северная Одиссея», охватывающая большой период времени, дана от первого лица, в результате чего этот долгий период времени (вся жизнь Нааса) укладывается в полтора часа, проведенных в хижине Мельмута Кида.
Снимите с полки и раскройте сборник «Бог его отцов».
Первый рассказ — одна ситуация.
«Великая загадка» — одна ситуация в хижине, где используется вся прошлая история мужчины и женщины. И так вплоть до последнего рассказа «Женское презрение» посмотрите, как время в нем только упоминается, а ситуация используется целиком, а ведь это не короткий рассказ.
И так далее, и так далее.
Посылаю Вам «Нос»[27], чтобы Вы улыбнулись.
ФРЕДЕРИКУ БЭМФОРДУ
Письма видному оклендскому социалисту Бэмфорду больше связаны с общественной деятельностью Лондона. Ему же Лондон писал из Англии, где собирал материал для книги «Люди бездны».
Лондон, Англия
9 сентября 1902 года
Дорогой товарищ!
Наконец-то Ваше сердечное письмо в моих руках. Благодарю. За добрые пожелания горячо благодарю клуб Рёскина.
Дела здесь, в Лондоне, ужасны: они мне еще говорят, что это хорошие времена и все обеспечены работой, кроме нетрудоспособных. Ну, если это хорошие времена, то как выглядят плохие времена, я и представить себе не могу!
Ничего похожего на Калифорнию, и я не дождусь, когда вернусь домой. Книга на две трети написана, а материал для остальной трети собрал.
Горячо любящий
Глен-Эллен, графство Сонома,
Калифорния
2 октября 1905 года
Дорогой друг!
Нет, я никак не смогу поехать в Стэнфорд. Мне просто необходимо кончить книгу[28]. Я согласился дать отзыв на «Длинный день» для «Экзаминера» (автор книги социалистка, и ее книга о работницах в Нью-Йорке). Я согласился написать статью о Студенческом социалистическом обществе для «Интэрнэшнл ньюс синдикат». Я согласился написать статью в пятьсот слов о «Джунглях» Эптона Синклера для «Эпил ту ризон» и дополнительно рецензию на «Джунгли»[29] либо для херстовских газет, либо для нью-йоркского «Индепендента». И ни к чему из перечисленного (а все это для дела социализма) я не в состоянии всерьез приступить до моего отъезда на восток, а тогда я за три дня между Оклендом и Чикаго надеюсь все это сделать. К тому же я завален просьбами социалистов со всех концов страны выступить у них, так как они узнали, что я еду в лекционную поездку и побываю в различных частях страны. К этому, наконец, можно добавить, что лекция, которую я намереваюсь читать, еще не готова, я имею в виду лекцию для «Слейтон Лайсием бюро». Я буду в Окленде с 14 по 20 октября, и нам нужно бы повидаться за это время.
Искренне ваш
Мт. Дезерт, Мэн
15 дек. 1905 г.
Дорогой Друг и Товарищ!
Вместе с этим я возвращаю письмо Анны[30]. Вот это письмо! И из ее слов я понял, что мне можно присоединиться к ее поздравлениям вам.
Революция продолжается. Она продолжается!
Да, я получил Ваше письмо в Ньютоне (Айова). Чармейн сейчас пишет на него ответ.
«Кольере» заплатил мне 500 долларов за «Революцию»[31]. Не знаю, когда они ее опубликуют. Может быть, никогда. Понимаете, они могут испугаться. Давным-давно Мак-Клюр купил и заплатил мне за «Вопрос о максимуме», но там испугались и не опубликовали его.
В ближайший четверг я читаю «Революцию» в Гарвардском университете, а вскоре после этого я буду читать ее в Йеле, Колумбийском и в Чикагском университетах — все это под эгидой Студенческого социалистического общества.
Потом я буду читать лекцию для местных социалистов в нескольких больших городах.
Она продолжается. Она продолжается.
О! Когда я вернусь, у меня найдется что порассказать вам о столкновениях с хозяевами общества.
С любовью
К ЧАРМЕЙН КИТТРЕДЖ
Не позднее ноября 1905 года
Дорогая, дорогая Женщина!
В последние дни я почему-то очень много думаю о Вас, и необъяснимым образом Вы стали мне еще дороже.
Я не буду говорить о качествах ума и души, ибо ни на словах, ни даже в мыслях я не могу постичь, почему Вы внезапно неизмеримо возвысились над остальными женщинами.
О, поверьте мне, последние несколько дней я думал, я сравнивал: и я понял, что не только все больше и больше горжусь Вами, но восхищаюсь Вами. Дорогая, дорогая Женщина, как я восхищался Вами, например, вечером в среду! Конечно, мне нравилось, как Вы выглядите, но, помимо этого, я восхищался не столько тем, что Вы говорили или делали, сколько тем, чего Вы не говорили и не делали. Вами, Вами самой, силой, и уверенностью, и властью удерживать меня около себя, во имя того мира и покоя, которые Вы всегда дарили мне. Сейчас я еще тверже, чем год назад, уверен, что мы будем счастливы вместе. И уверен не сердцем, но умом.
Бог мой! Как Вы отважны! Я люблю Вас за это. Поэтому Вы — мой товарищ. Я говорю о душевной отваге.
Но Вы обладаете и другой, менее важной отвагой. Я вспоминаю, как Вы плаваете, прыгаете, ныряете, и мои руки тянутся к дорогому, чуткому, отважному телу, к отважной душе, которая живет в нем.
Моя первая мысль по утрам и последняя вечером — о Вас. Мои руки обнимают вас, а душа целует Вас.
ФР. БЭМФОРДУ
Глен Эллен, Калифорния
24 февраля 1906 года
Дорогой товарищ!
Вы говорите: «Почему же тогда не посоветовать нашим гостям оформиться как социалистам?»
Ну! Это было бы слишком решительное действие для президента Студенческого социалистического общества.
Я твердо убежден, что в группах ССО ряда университетов верх возьмут социалисты, и они сами собой, в конце концов, превратятся из ССО в социалистические организации. На востоке я видел колледжи, где есть только один-два социалиста и где поэтому нельзя было создать социалистическую группу. С другой стороны, в тех же самых колледжах я встретил немало социалистически настроенных студентов, — хотя и не социалистов, — серьезных и честных, которые охотно организовали бы группу ССО. В таких случаях сразу создавать социалистическую группу было невозможно. Ниче