Я много жил… — страница 73 из 94

Джек Лондон пишет о страданиях человека и его борьбе, о любви и ненависти» о стремлении построить справедливое общество на смену закрепостившему человеческий ум и сердце капитализму. Его книги проникнуты симпатией к простым людям. Горький справедливо назвал Лондона писателем, проложившим путь пролетарской литературе в Америке.

Основное отличие Лондона от предшественников, писателей критического реализма в США состоит в том, что, создавая высокохудожественные произведения, он вдохновлялся идеями пролетариата и его борьбой, старался овладеть материалистическим мировоззрением, открыл, по его словам, что социализм — единственный верный ориентир для искусства и художника[43]. Он стал первым в Америке подлинно значительным и влиятельным писателем, вышедшим из народа, защищавшим интересы народа.

Что же представлял собой этот знаменитый писатель, открывший нам мир красивых и мужественных людей?

ТУДА, ГДЕ ОН ЖИЛ

…Позади 26 часов утомительного полета, позади гостиница на Бродвее и бессонная ночь, потому что сутки перевернулись вверх ногами — время в Сан-Франциско на одиннадцать часов отстает от московского. Позади докучливые репортеры радио, газет и телевидения, восторженно возвестившие жителям США, что не дипломаты, а молодые советские граждане будут длительное время жить в этой стране, и восемь из них — почти половина — в Калифорнии.

Мы в Калифорнии — «золотом штате», как его называют американцы, где не бывает зимы и вечно зелены деревья, где растут лучшие в Штатах фрукты и делают лучшее в Америке вино.

Мы будем учиться в Беркли, небольшом зеленом городке, рассыпавшем свои двухэтажные здания по склонам живописных холмов, в университете, где учился Джек Лондон. В Сан-Франциско — его видно через залив — он родился, в Окленде, который сросся теперь с Беркли, так что не поймешь, где кончается один и начинается Другой, — он провел свое детство и юность, здесь был «устричным пиратом», отсюда уходил в кругосветное плавание на яхте «Снарк». В пятидесяти милях отсюда Лунная долина, там написаны многие его книги, там жил писатель, и там он умер.

Сан-Франциско в конце прошлого века был быстро растущий но все же провинциальный город. Как и все американские города это был город контрастов, город роскоши и нищеты. Широкая Базарная улица делила его на две части. К северу от нее располагались здания банков, богатых компаний, роскошные магазины, театры, дома богачей. К югу — заводы, фабрики, прачечные, кабаки, мрачные притоны, кварталы бедноты. Здесь, в бедном районе в домике на углу Третьей улицы и Брайант-стрит, 12 января 1876 года у учительницы музыки Флоры Уэллман родился будущий знаменитый писатель Джек Лондон.

Сан-Франциско расположен на полуострове, на берегу надежно укрытого от морских бурь залива. По берегам залива разбросано множество городков и местечек. В поисках лучшей жизни Лондоны постоянно кочевали по округе залива, пока, наконец, не обосновались в городке Окленде.

После лекций в университете я брожу по Окленду, подолгу стою на площади перед недавно сооруженным небольшим бюстом писателя, у дуба, посаженного в его память почитателями талант, сижу на берегу озера Лейк-Мерит, являвшегося некогда местом загородных прогулок, а теперь оказавшегося в центре города. По этому озеру подросток Джек катал в лодке свою первую любовь, темнокудрую Хейди. Вот зеленые, высокие, причудливо горбящиеся Берклийские холмы. Сколько вечеров, воскресных дней провел здесь Лондон! Отсюда прекрасно виден Сан-Франциско, пролив Голден-гейт (Золотые ворота), крошечный островок в заливе — Алькатрас, где сейчас тюрьма для осужденных пожизненно. Вот Телеграф-авеню — где-то здесь жил молодой, быстро завоевывающий известность писатель. А вот Оклендский порт. Здесь, на берегу залива, прошло детство Джека. Отсюда, чтобы вкусить всю радость самостоятельного путешествия, уплыл он на лодке, купленной на первые заработанные деньги. Здесь по берегу бегал он босиком со сверстниками, обучал забавным трюкам свою собаку Ролло.

Джек Лондон любил Оклендский порт, часто посещал его уже будучи известным писателем. Здесь встретил он многих своих героев, среди которых был, наверное, и Вулф Ларсен — жестокий капитан шхуны «Призрак» из романа «Морской волк».

Первое, что захотелось сделать, попав в лондоновские места, — это разыскать дома, где некогда жил писатель. Я не случайно сказал «дома». В зависимости от достатка Лондоны были вынуждены часто менять квартиру. «Я был нередко голоден, — рассказывал об этом времени Джек Лондон. — Однажды в школе мне так захотелось есть, что я открыл корзинку одной девочки и украл кусок мяса, маленький кусочек размером в палец. Я съел его, но больше никогда не воровал».

Вряд ли удалось бы мне одному отыскать дома семьи Лондонов. Мемориальных досок на них нет, а город перестроился, большинство зданий снесено, нумерация изменена. Помог оклендский старожил Генри Перри — член Богемского клуба, лично знавший Лондона, худощавый седой человек с угловатыми торопливыми движениями. Мы приехали по первому адресу, но опоздали лет на десять — историческое здание снесено. Мистер Перри быстрыми шагами ходит по улицам, сокрушенно разводит руками, пожимает плечами и указывает наконец место, где должен стоять тот или иной дом. Из восьми имевшихся адресов только по трем обнаружили мы нужные нам дома.

Особенный интерес представлял один, в котором жила семья Лондонов в 1893 году и где был создан семнадцатилетним Джеком первый рассказ «Тайфун у берегов Японии».

Только что вернувшись из первого морского плавания, он по совету матери сел и две ночи напролет писал в задней комнатке вот этого неказистого деревянного дома свое первое произведение.

Рассказ был отправлен на конкурс, объявленный газетой «Сан-Франциско Колл», и завоевал первый приз. В этот день Лондон впервые уверовал в свое призвание — ведь он, малограмотный уличный мальчишка, превзошел даже студентов Стэнфордского и Калифорнийского университетов, разделивших второе и третье места. Однако писателем он стал не скоро. Потребовалось более пяти лет, чтобы он осуществил свою мечту.

Мы зашли с мистером Перри в маленький, вросший в землю деревянный кабачок, единственное строение, сохранившееся в порту с тех времен. Земля вокруг него усыпана толстым слоем пробок. Их не убирают, и время уже утрамбовало эти немые свидетельства прошлого в старом приморском салуне (так называют в Америке питейные заведения).

Здесь собирались грузчики и вернувшиеся из дальних плаваний моряки, просоленные до костей, набитые диковинными легендами. Сюда забредали журналисты, извозчики. «Первый и последний шанс» — прозвали этот салун.

— Отсюда начинался мост на островок Аламеда, куда причаливали океанские корабли, — объяснил мне мистер Перри. — Это был первый и последний шанс выпить…

Мистер Перри был газетчиком в те далекие годы. Он помнит, что, вернувшись с Аляски, Джек частенько бывал здесь и рассказывал старым друзьям о Юконе. Приходил сюда и приехавший с Филиппин журналист Мартин Иган, который тоже любил рассказывать истории. Они мерились силой с Джеком, хотя Мартин был значительно шире в плечах, чем Лондон. Джек собирался дать его имя герою своего романа, но Иган сказал: «Нет». И, как видите, в романе «Мартин Иден» Лондон переделал фамилию «Иган» на «Иден».

Мистер Перри спел веселую песню, сочиненную кем-то в честь Джека Лондона, а потом прислал мне текст этой песни, а также письмо Джека к своему дяде и отрывок из его неизвестного доселе произведения. Мне захотелось разыскать и других людей, помнивших выдающегося писателя.

Но как? Я знал, что жена писателя Чармейн умерла, но жива его дочь от первого брака. На мои вопросы, как ее найти, мне отвечали, что живет она где-то в Окленде или поблизости от него, но никТо не знал ее точного адреса. Мне помог случай.

После сообщения газет и радио о том, что один из приехавших советских аспирантов будет изучать творчество знаменитого калифорнийца Джека Лондона, мне пришли десятки писем, после довало множество телефонных звонков.

А однажды мне позвонил мистер Альберт Норман, дальний родственник Лондона. Он сказал, что знает дочь писателя Джоан и готов отвезти меня к ней. Через несколько дней мы с мистером Норманом мчались через Берклийские холмы на северо-восток в местечко Конкорд.

У дочери Джека Лондона темно-серые глаза, черные волосы. Лоб и верхняя часть лица — отцовские. На вид ей около пятидесяти лет, она моложавая, подвижная женщина.

Она пишет новую книгу об отце. Если первая книга была историко-литературоведческая, то новая будет мемуарной. Она считает, что эта вторая книга будет объективнее первой, которую она теперь находит чересчур строгой по отношению к отцу.

Джоан говорит, что Лондон был несчастным ребенком Его отец — астролог Чэни — оставил мать еще до рождения сына. А мать, ее бабушка, была плохой матерью. У Джека было детство, в котором не хватало любви…

Голос ее дрогнул, Джоан задумывается, смотрит куда-то в сторону и вверх.

— Но у него была сильная воля к жизни, и он любил жить… Всем существом отдаваясь жизни, — добавляет она.

— Какие, его романы вы любите больше всего? — спрашиваю я.

— «Мартина Идена», «Железную пяту» и «Лунную долину» я считаю самыми значительными из крупных его произведений, — отвечает Джоан. — Важным этапом в его творчестве является «Межзвездный скиталец». Материал для него ему дал один из узников Сан-Квентина мрачной калифорнийской тюрьмы.

Джоан с ногами забирается в кресло. Она говорит о рабочем движении в США, о своей общественной деятельности — Джоан заведует библиотекой в штаб-квартире Федерации труда штата Калифорния.

Потом Джоан расспрашивает меня о СССР, где была в тридцатых годах, о Сейфуллиной, Гладкове, Катаеве и других советских писателях. Я осматриваю библиотеку Джоан. Здесь книги ее отца, много работ по философии и экономике, о рабочем движении Америки. Среди авторов — Олдридж, Стейнбек, Фолкнер. С чашками кофе мы проходим в маленький дворик, примыкающий к дому. В нем аквариум с золотыми рыбками.