«Убивают!»
Она была первой, кто успел вскрикнуть, она стала первой, кому Потрошитель не смог нанести удар сзади. Она станет первой, с кем разделаются с такой дьявольской жестокостью.
Второго крика не было. Удар ножа, повредивший голосовые связки и трахею, лишил последнего шанса: возможности звать на помощь. Женщина захлебывалась собственной кровью, ее руки и ноги слабо вздрагивали в агонии, глаза с ужасом смотрели на убийцу. В них читалось понимание. Понимание и панический страх оттого, что в комнате Джек-потрошитель: серийный убийца, который не первый месяц наводит ужас на Лондон, маньяк, который с запредельной жестокостью уродует жертв.
Потрошитель с ножом в руках приблизился к промежности Мэри… Стой! Она же еще жива! И передумал. Он хотел видеть растерзанное тело не в полумраке, при тусклом свете огарка свечи. Нужно разжечь камин, да пожарче. Туда полетела почти вся одежда, какую маньяк нашел в комнатушке. А когда пламя разгорелось, серийник повернулся в мою сторону и посмотрел так, что я внутренне задрожала. Или мне казалось, или он знал, что я наблюдаю, понял, что могу видеть расправу. Безумные, полные торжества глаза неотрывно, не моргая смотрели, заглядывая в самую душу.
Перепугалась до смерти.
Как отсюда выбраться? Быстрей, соображай! Вспомнить свою комнату, свет монитора, текст на экране, тепло батареи, свежий воздух из приоткрытого окна. День! На улице день, а не ночь!
Я шумно судорожно вдохнула, словно долго была под водой, но смогла вынырнуть на поверхность, и ударила руками по столу, как по водной глади. Перед глазами клавиатура. Буквы: наш алфавит и английский. Окно. Пасмурно, но светло. Господи, я дома!
Что теперь? А теперь срочно пить успокоительное, которое дал Горан. Иначе рискую вернуться в комнату смерти. Я пулей выскочила из-за стола, добежала до кухни, потеряв по дороге тапок и едва не упав. Плеснула в чашку воды. Проглотила таблетку, запила. Надеюсь, поможет. Теперь уже медленно, ожидая всего, чего угодно, прошла коридор, перевернула ступней потерянный тапок, сунула туда ногу, добрела до кровати и рухнула на спину, пялясь в потолок. С ужасом ожидая, что пересилит: успокоительное или спонтанные магические способности.
Надо не разлеживаться, а ехать к Горану. Нет, невозможно. Если сдует в Лондон, когда буду переходить дорогу или спускаться по лестнице – все, я умру: собьет машина или сверну шею, падая со ступенек.
Но тогда стоит предупредить Горана. Вдруг из следующего спонтанного путешествия не сумею вернуться. Маловероятно, конечно – путь домой я нащупала, – но все же нужна страховка. Если сама не вернусь, он вытащит. Я надеюсь.
Позвонила, кратко обрисовала проблему. Горан сказал, что, если не дам о себе знать до шести вечера, тут же приедет.
– Оставлю дверь открытой, – предупредительно пообещала я.
Смешок.
– Думаешь, запертая дверь меня остановит?
– Что? Тебе не только многозначные коды домофонов подвластны, – с восторгом вспомнила его визит в мой подъезд, – но и запертые двери?
– У меня масса скрытых талантов. Ты как? Держишься? – сменил он тему.
– Стараюсь, – тяжко вздохнула я. – Лекарство вроде начинает действовать.
– Потерпи. Недолго осталось.
Я помолчала.
– Спасибо за поддержку.
– Не забудь перезвонить.
– Конечно.
– И вот еще что. Даже если все пройдет нормально, завтра вечером встретимся у меня. Договорились?
– Да. Подготовленные материалы захвачу, – пообещала я.
И мы попрощались.
Снова легла на кровать. Прождала еще минут двадцать, пока голова окончательно поплывет от успокоительного. Проверила центральные потоки, выход эфирки из физического тела – не могу управлять ни тем, ни другим. Хороший знак. Можно продолжить изучение документов о Мэри Келли.
Доклад доктора Томаса Бонда, вызванного на место убийства, содержал шокирующие подробности.
«Обнаженное тело лежит посередине кровати.
Вся кожа живота и бедер срезана, органы из брюшной полости удалены. Груди отрезаны, на руках имеется несколько рваных ран, а лицо изуродовано так, что его невозможно опознать. Ткани шеи разорваны вплоть до кости.
Внутренние органы обнаружены в различных местах: матка, почки и одна грудь – под головой, другая грудь – у правой ноги, печень – между ног, кишечник – с правой стороны от туловища, а селезенка – с левой стороны. Куски кожи, срезанной с живота и бедер, лежат на столе.
Постельное белье в правом углу пропитано кровью. И лужа крови на полу.
Лицо женщины изрезано: нос, щеки, брови и уши частично удалены.
Кожа и другие ткани шеи рассечены вплоть до позвонков, на пятом и шестом позвонках глубокие зазубрины.
Обе груди отсечены круговыми надрезами. Межреберные ткани между четвертым, пятым и шестым ребрами прорезаны так глубоко, что через раны можно увидеть содержимое грудной клетки.
Кожа и ткани живота от грудной клетки до паха срезаны тремя большими кусками. Правое бедро вскрыто до кости; также срезан кусок кожи вместе с внешними половыми органами и частью правой ягодицы. На левом бедре кожа и мышечная ткань срезаны до колена».
После вскрытия выяснилось, что нижнюю часть правого легкого Потрошитель удалил. Левое легкое осталось целым. Желудок он взрезал, и остатки пищи и желудочный сок вытекли в брюшную полость.
Сердце жертвы Потрошитель забрал как трофей.
Посмертное фото Мэри Джейн Келли с места преступления прилагалось.
Я откинулась на спинку стула, прикрыла глаза и задумалась. Потрошитель резал Келли несколько часов. Если верить показаниям свидетельницы, он мог уйти утром, без четверти шесть. Почти три часа глумился над телом, а значит… Значит, завтра стоит обсудить это с Гораном.
От таблетки нестерпимо клонило в сон. Я скопировала нужные материалы в Ворд, скинула документ на флешку и выключила компьютер.
Позвонила Горану, забросила флешку в карман пуховика и улеглась спать. Едва голова коснулась подушки – вырубилась.
Снилось, что я на месте Мэри Келли. Лежу на той самой деревянной кровати в комнате 13 на Дорсет-стрит, но одетая. Ко мне приближается Потрошитель. Нависает. Я понимаю, что это маньяк, что он убьет, но пошевелиться не могу. Лицо серийного убийцы меняется: передо мной Горан. Не может такого быть! Горан заносит нож, я кричу, пытаюсь руками оттолкнуть лезвие, острие режет ладони. Визжу от боли, теряюсь в пространстве, открываюсь – и нож полосует шею.
Я проснулась, вскрикнула и села на кровати, держась за горло в нелепой попытке остановить хлынувшую кровь.
– Это сон. Это всего лишь сон, – уговариваю себя.
За окном темно, на часах четвертый час ночи. Встала и побрела на кухню за чаем. Моя бабушка всегда говорила, что сны, виденные со вторника на среду и с четверга на пятницу, сбываются. «Сейчас как раз ночь с четверга на пятницу», – сообразила я, наливая в чашку кипяток.
– Приехала тебя уговаривать, – с порога заявила Горану.
В глазах мужчины мелькнул интерес.
– Хм? Начало интригует.
– Пытаешься подколоть?
– У меня работа вредная. Юмор жить помогает.
– Вредная у тебя не только работа, но и ты сам, – рискнула пошутить я.
– Да ладно, я белый и пушистый, – заверил Горан и, будто в подтверждение своих слов, помог мне снять пуховик. – Просто болею. Причем давно, – намекнул он на способности некроманта.
– Почти всю жизнь, – подхватила я шутку.
– Что случилось? Ты переживаешь. На тебе лица нет.
Ничего от него не скроешь. Напускная веселость не помогла.
Я выдохнула, нервно потерла ладони о брюки. Вспомнила про флешку в кармане пуховика. Достала.
– Сейчас расскажу. По порядку. Только с мыслями соберусь.
И выпалила:
– У Мэри Келли невозможно забрать время.
– Почему?
– Потрошитель резал ее около трех часов. А ты сам говорил: для кражи времени есть полчаса, потом – бесполезно. Я просто не смогу подойти к ней, пока он рядом.
– Но тогда остается наблюдение, – возразил Горан. – И для диплома нужно, и в качестве психологической тренировки не повредит.
– Не повредит?! – я начинала закипать, испугавшись новой встречи с Потрошителем, боясь, что мои аргументы не убедят Горана. – У Келли вместо лица остался череп с глазами, куском уха и скальпом. Череп, понимаешь? Он искромсал ее до костей. Он ей груди отрезал. Вместо тела на кровати лежит скелет в крови, фекалиях, кусках кожи и органах, – я с удивлением услышала в своем голосе истерические нотки. – Я не хочу смотреть, как с человеком такое сделают! Одно дело – прийти на место преступления, а другое – наблюдать за кровавой баней. Ты же сам знаешь, что столь же зверских убийств не так много и…
Горан обнял, прижал к себе. Со мной творилось что-то непонятное. Я говорила и не могла остановиться. Так страшилась предстоящего путешествия, что накрутила себя почти до истерики.
– Все-все, не волнуйся так. Не отправишься ты смотреть на кровавую баню.
– Если тебе нужно время, я добуду его с любого убийства у другого маньяка, – сделала я последнюю попытку умаслить мужчину.
– Времени пока хватает. Забудь об этом, – продолжил он успокаивать.
Руки Горана крепко обнимали, губы целовали мою макушку, голос звучал тихо, умиротворяюще.
Полегчало. Я уткнулась лбом ему в грудь.
– Давай флешку. Буду думать, что делать с последней смертью.
– Угу.
– Тебе пока есть чем заняться?
Вот чертов психолог. Понимает, что надо отвлечь, а то продолжу метаться и накручивать себя.
– Конечно. Я про Кэтрин Эддоус не успела дописать.
Горан поцеловал меня в висок.
– Иди за компьютер, занимайся дипломом, а я пока твои конспекты посмотрю. Договорились? – он приподнял мой подбородок, заглянул в глаза, видя каждую мимолетную эмоцию на перепуганном лице.
Отступила на шаг и кивнула. Стало неудобно за эмоциональный всплеск. Щеки заливала краска стыда. Быстро отвернулась, чтобы это скрыть (но разве от него что-то скроешь?), и пошла выполнять задание.