– Агринский!
– Здесь.
– Сколько за экзамен?
– Шестьдесят семь.
– Понятно, садитесь, – снова пометка.
– Александрова!
– Здесь. За экзамен «отлично», восемьдесят семь баллов.
Государь первый раз поднял глаза от записей. Смотрел внимательно, долго, с удивлением.
– «Отлично», говорите? У меня? И я вас не запомнил?
Клянусь, что запомнил. Мое «не нервничайте, пожалуйста» трудно забыть.
– Могу показать зачетку.
Он сделал пометку в тетради.
– Не надо. Верю. Идите к доске.
Ну, что-то налепетать я ухитрилась. Не сказать, что профессор остался доволен, но и откровенного разочарования на лице тоже не заметила.
А после он устраивал нам лекционный ад каждую среду, пока не нагнали предмет по программе. По расписанию у нас были две последние пары у Государя, а на деле мы начинали постигать его предмет на второй паре, а отпускал он около восемнадцати, когда вечерники с удивлением начинали заглядывать в занятую аудиторию.
Утром наука постигалась легче, но после обеда у сокурсников болели пальцы от писанины, гудели головы от избытка информации, энергетические приемы не давались из-за перенапряжения.
Вот когда я особо порадовалась уже написанным лекциям. Было гораздо легче, чем остальным, хотя моя маленькая оперативная память под завязку забивалась файлами уже к окончанию второй пары предмета.
Государь стал единственным преподавателем, которого нисколько не смущали мои переписанные лекции. Наоборот, он беззастенчиво ими пользовался, да еще подтрунивал надо мной, правда, по-доброму.
Стоило профессору потерять мысль, он подходил ко второму ряду (где с краю сидела я), брал мою тетрадь, невозмутимо проглядывал конспект:
– Так. Ага. Да.
И громко продолжал на всю аудиторию:
– Записывайте определение!
И студенты, обреченно вздыхая, хватались за ручки.
Периодически приходилось писать и мне. Государю словно доставляло особое удовольствие давать материал, который не изучали, а значит, не записывали в прошлом году студенты тогдашнего первого курса.
Видя мою склоненную над тетрадью голову, он любил повторять:
– Ну что, Александрова, наука не стоит на месте?
В ответ я только улыбалась. Он выделял меня среди остальных студентов. Это не могло не нравиться и не могло не льстить самолюбию.
Была ли я любимицей профессора в начале учебы? Не думаю. Он не настолько демонстрировал расположение, чтобы возникли трения с сокурсниками, но достаточно, чтобы меня просили помочь и объяснить, когда что-то не получалось.
Но все хорошее в этом мире заканчивается. Профессора к середине третьего курса будто подменили. Он стал придираться ко мне по каждому поводу, требовал, чтобы я оттачивала навыки до филигранности, совершенства, знала материал сверх программы. Я выбивалась из сил на его лекциях, после семинаров срывалась на крик или плакала. Как же я тогда, да и после ненавидела его! До потери пульса.
Откуда же мне было знать, что Горгона спит и видит, как турнуть меня из университета за нехватку навыков в чтении мыслей, за отсутствие таланта к поиску? Да, мне давалось не все. Не знала я и того, что Горгона прикрыла путь в магмедицину, для которой у меня были все навыки. А Государь рискнул. Решил оставить и натаскать. Наблюдал и решал, чем могу быть полезна в его деле.
– Ты все время молчишь. Не рада, что все заканчивается? – на лице Горана мелькнула натянутая улыбка.
– Рада, очень рада, – машинально ответила я, наполняя половинку белка начинкой.
Ужин прошел спокойно, говорили мы мало и, по большей части, ни о чем. Но в воздухе будто витали напряжение, подавленные эмоции, невысказанные слова. Словно в квартире, как в небе, сгустились тучи и вот-вот должна разразиться гроза, высвобождая заряд, энергию, смывая дождем прошлое, обновляя, очищая дальнейший путь.
Странные мысли, странные ассоциации, странные предчувствия.
Я ходила по гостевой комнате и складывала вещи в сумку. Так, не забыть скопировать с компьютера рабочие файлы, черновик дипломной работы, книгу. Что еще?
Я замерла на середине комнаты, приложив к губам сложенные уголком пальцы рук.
– Эля, – Горан встал в дверном проеме, прислонившись к косяку и засунув руки в карманы брюк. Лицо его было серьезным, абсолютно непроницаемым и – вот чудо игры света и тени! – впервые казалось мне красивым. Да-да, именно красивым, а не только мужественным, жестким и холодным. Даже старый шрам на щеке не портил, а, напротив, добавлял волевым чертам истинно мужского шарма.
Растерянно поглядела на хозяина квартиры, но, так и не дождавшись ни вопроса, ни предложения, продолжила кружить по комнате в поисках вещей под его зорким взглядом.
Горан дождался момента, когда я перестала думать о возможном подвохе.
– Эля, а ведь ты совсем не хочешь уезжать.
– Мало ли чего я не хочу. В жизни часто приходится делать то, что нам не в радость, – рассеянно пробормотала я, ища глазами флешку. Нашла!
И только тут поняла, что выдала себя с головой. А мой испуганный, полный внутренней паники, понимания разоблачения взгляд уверил Горана в правильности предположения сильнее моих слов.
Улыбка. Мимолетная. Скрытая усилием воли. Но я успела ее заметить.
Я пропала! Он все понял. Теперь в грош ставить не будет. Какая же я дура! Знала же, с каким коварным, ни на секунду не упускающим жертву из вида охотником имею дело. Нельзя было расслабляться ни на миг. А я так глупо попалась на мелочи: на честном ответе.
С отчаянием и всей злостью на ситуацию, на себя, на свой очевидный промах потянула лямку дорожной сумки, но эта падла решила застрять под планкой кровати в самый неподходящий момент. Я дернула еще раз и еще, чертыхнулась, когда ладонь Горана обожгла мою руку и слегка сжала костяшки пальцев, чтобы я выпустила многострадальную лямку.
– Если даже багаж не хочет сопровождать хозяйку, это о чем-то говорит, – прошептал хрипловатый голос мне на ухо.
Я испуганно дернулась, отступила на шаг, повернулась и, сама того не ожидая, попала в объятия Горана. Он перекрывал мне путь. Ненавязчиво, но уверенно и надежно. Не позволял двинуться с места.
– Знаешь, что самое интересное? – продолжал он интимным шепотом, от которого по моему телу пробежала теплая волна. – Я ведь тоже не горю желанием тебя отпускать.
Затаила дыхание. Смотрела в его лицо не моргая. Следующий ход не мой – его. Государь всегда решает сам и по своему желанию. Такой человек, такая натура. На слова не тратится – тратится на дела. Человек действия, поступков – это я усвоила давно. Помоги же мне, молю! Сделай ход и в мою пользу! Я не могу сделать первый шаг. Он должен исходить только от тебя. Иначе – никак.
Его руки медленно, уверенно обняли меня за талию. По моему телу пробежала новая волна тепла и неги. Ноги отказывались слушаться. Пришлось положить руку Горану на плечо.
Мужчина наклонился к моей щеке, обжег дыханием скулу и мочку уха, дразня, суля прикосновение, но обманывая ожидания. И прошептал на ухо самым соблазнительным тоном, какой только может вообразить романтичная особа:
– Ты написала о последнем путешествии. Теперь нам обоим нужен повод. Мне нужен повод не позволить тебе собрать вещи и уйти. Тебе нужен повод, чтобы остаться. – Иногда все проще, чем кажется, – добавил он прежде, чем жадно впился в мои губы.
Ту ночь и почти весь следующий день я провела не только в его постели, но и в его объятиях. И Горан совершенно не лукавил, сказав неделю назад, что с ним не уснешь.
Сама от себя не ожидала. Но Государь – единственный мужчина за всю мою жизнь, перед которым я не сумела устоять. Не смогла и не захотела.
А вечером в воскресенье был Малый театр. И спектакль выбирала я. Мы с Гораном пошли на комедию Шекспира. Классическая постановка «Усилий любви». Сцена, свет, восторг, овации, крики «Браво!».
А после театра был ресторан с превосходной кухней и дынно-мятным кальяном. Впервые вдыхала ароматный дымный коктейль и наслаждалась легкостью в теле, свободой движений, неспешным течением мыслей и беседы.
Я и подумать не могла, что кальян не только расслабляет, но усиливает желание, раскрепощает в постели.
Я наслаждалась сильными руками Государя, горячими губами, обжигающими, сводящими с ума бесстыдными ласками, теплым голосом с сексуальной хрипотцой, дразнящим, шепчущим о любви.
Но больше всего я теряла голову от другого.
Горан мог быть нежным, и он умел быть нежным, он с наслаждением одаривал любовью и теплом, негой и лаской.
А какую бездну удовольствия я получала, когда, в миг наивысшего наслаждения, он терял контроль настолько, что с его губ срывался стон, сливаясь с моим громким восторгом.
Расстались мы только утром понедельника, за несколько сотен метров до университета. Дразнящий поцелуй, слова прощания, повеление непременно провести так следующие выходные, и следующие, и те, что будут после, всю весну и лето.
Я буквально выпорхнула из «БМВ». Все будут уверены, что это лишь страшная сказка со счастливым концом.
Вероятно, многим из вас интересно, какими сведениями я пользовалась, описывая убийства Джека-потрошителя. В моем распоряжении были протоколы осмотра мест преступлений, заключения о вскрытии, стенограммы опроса свидетелей, стенограммы суда присяжных, версии полицейских и версии экспертов, живших во времена королевы Виктории и в наши дни. Так что, без ложной скромности могу сказать, события прошлого показаны максимально достоверно.
Однако такой огромный объем работы был проделан не чтобы напугать, а чтобы дать максимум информации о серийных убийцах, их поведении, мотивах и т. д.
– Зачем? – спросите вы.
Дело в том, что у человека куда больше шансов погибнуть от руки маньяка, чем, скажем, разбиться в самолете. Часто тело не находят, в полицейских протоколах убитый числится пропавшим без вести, родственники сходят с ума и надеются на чудо годами. Почти невозможно найти убийцу, если при жизни он никак не был связан с жертвой.