рной лестнице. Бросился за ним, он оттеснил меня к перилам. В какой-то момент мы сцепились и я уже почти падал. Но мне удалось вывернуться, я ударил его и он полетел вниз.
— Боже мой! — Соня, подчиняясь инстинкту выживания, подумала о последствиях. — Вас могли видеть, труп будут изучать в милиции! Они поймут, что его скинули с балкона, и будут искать убийцу! Вы же сами говорили, что не хотите в тюрьму! Господи, какой ужас! Меня тоже посадят за соучастие! И вы спокойно везете меня в ресторан! Вы не мальчишка, а сумасшедший. Из-за вас я наживу неприятности!
Мамедов немного растерялся от ее гневного монолога. Он смотрел в сторону, чуть скосив взгляд влево и вниз. Забытая сигарета тлела в его пальцах, ее золотой огонек отражался в полированных гранях изумруда в перстне. Наконец, он очнулся, потер переносицу и сказал с плохо скрываемым раздражением:
— Вы думаете — я дурак? Труп не найдут. Соседи меня не видели. У него угловой балкон на верхнем этаже. Его башня крайняя к лесу. Думаю, он специально выбрал квартиру, которая ниоткуда не просматривается. Только не на пользу ему это оказалось.
— Куда вы тело дели?
— Вывез за город. Никто даже не вышел посмотреть, что случилось, когда он грохнулся! Я спокойно спустился вниз, забрал тело и уехал.
— Но его найдут! — Соня не могла прийти в себя. Вот и живи теперь с этим! Трясись каждый день, ожидая прихода милиции, вздрагивая от телефонных звонков, ожидая неприятностей на свою голову! Ведь Мамедов уедет, а она останется. — Мы должны пойти в милицию! Я просто требую этого.
— Нет, этого мы делать не будем! — в голосе вчерашнего героя послышался металл. — Прекратите глупую истерику! Человек этот похищал детей и брал деньги у их родителей. Он принес много горя, и Бог наказал его моими руками. Если вы пойдете в милицию, то вас действительно сочтут соучастницей убийства. Вы этого хотите?
— Я не соучастница! — твердо сказала Соня. — Я не знала, что вы убьете его!
— Я тоже не знал, но я же убийца, по-вашему!
Соня понимала, что он передергивает. В милицию надо идти. Убит человек, пусть преступник, но живой человек. С другой стороны, кто знает, чем все обернется? Свяжись с правоохранительными органами и будешь во всем сам виноват. Разве милиция не такая же конструкция из шестеренок, как налоговая полиция или отдел по борьбе с экономическими преступлениями? Все вместе это — государственный аппарат, машина для подавления. А Соня Бочкарева — представитель частного капитала. Вспомни-ка, Сонечка, когда это государство защищало твои интересы в последний раз? Да и первого не было!
— Вы хорошо труп спрятали? — спросила она Мамедова уже совсем по-другому: тихо и неуверенно.
— Ну, конечно! Я отличный прятальщик трупов! — ответил он резко, но увидев как вытянулось ее лицо с досадой добавил: — Шучу я, шучу! Гос-споди...
Они еще немного посидели в машине, стоящей на обочине. Мамедов курил, а Соня все размышляла, во что же она вляпалась?
Новый знакомый, несмотря на все подвиги в ее честь, Соне не очень нравился, это надо признать. Интуитивно, подсознательно она не доверяла ему, искала подвоха, подставы. Кстати, вспомнились и мысли о причастности Мамедова к похищению Игорька. Но это дурацкое подозрение отпало — он же сам рассказал ей, что вернул свои деньги, значит, с нее ничего не причитается. То есть, афера, в таком случае, теряет всякий смысл. Соне и в голову не приходило, что кого-то могут интересовать не только деньги.
И самое главное: она получила назад Игорька целым и невредимым, прямо в день его похищения — это реальная заслуга Мамедова. Она не заплатила ни копейки — снова спасибо ему!
Получалось, как ни крути, что Мамедов сохранил ей ребенка и деньги — два основных позитива в ее жизни. Может, стоит послушать его? Принять его взгляд на проблему? Он опытнее в таких делах, раз имел дело с водочной московской мафией. Он больше ее заинтересован в оптимальной ликвидации трупа. Наконец, кто может доказать, что она вообще знала о том, что Мамедов будет выслеживать похитителя?! Даже няня не в курсе их договора.
— Василий Казбекович, — наконец произнесла она сдержанно, как всегда, когда приходилось соглашаться с чужим мнением. — Я подумала и поняла: вы правы. Вы вернули мне сына и сохранили мои деньги... Практически все мои деньги! Это очень много для меня. Конечно, смерть того человека ужасный факт! Но я не хочу быть неблагодарной по отношению к вам. Пусть все, что произошло, останется между нами... Нашим секретом.
Мамедов выглядел сосредоточенным. Он будто ждал еще чего-то. Может, больше чувства? Но Соня слишком долго училась сдерживать свои эмоции, чтобы вот так, просто взять и бросится ему на шею.
— Хорошо, — наконец произнес он. — Давайте на том и порешим. Между прочим, я в ваших руках! Завишу от вас полностью. Вам стоит только пальцами щелкнуть, и я попаду в тюрьму.
— Не собираюсь этим пользоваться, — ответила Соня. — Все мы не без греха.
Она помолчала с минуту, а потом, сама не понимая зачем, рассказала ему о том, как поступила со своим старым приятелем.
В тот вечер они не попали в ресторан. Оба не хотели быть на людях после тяжелого разговора. Вместо ужина Соня и Мамедов оставили «Ламборгини» на платной стоянке, а сами пошли по пустынным аллеям городского парка, где еще теплый октябрьский ветерок шуршал опавшей листвой.
На следующий день, сидя в своем кабинете, Соня испытывала отголосок легкого страха при воспоминании о трагической развязке истории с похищением ее сына. Но намного более сильным оказалось чувство, охватывавшее ее при мысли о человеке, повернувшим ее ситуацию в столь опасное русло. Мамедов отталкивал ее и нравился ей. Не найдя точного определения для своего отношения к торговцу вином, Соня отложила сердечные дела на потом и приступила к решению текущих вопросов.
Но для начала надо было выполнить данное ею обещание. Соня не позвонила Маловичко вчера только потому, что не любила выглядеть голословной. Десяти тысяч долларов у нее еще не было. Она сумела достать их только сегодня утром и теперь набрала номер приемной главного редактора гродинского «Алхимика».
Ей ответила секретарша. Соня попросила соединить ее с Алексеем Константиновичем. Услышав пространный ответ собеседницы, она молча опустила трубку на рычаг. Маловичко убили. Труп главного алхимика был обнаружен вчера вечером в подъезде его дома.
Страшное подозрение возникло в голове Сони Бочкаревой. Ниточка сплелась такая: только вчера Мамедов признался в убийстве похитителя детей, а тут погиб журналист. Маловичко же, получив от Сони вместо денег на операцию дочери, изрядную дозу поучений, говорил что-то о преступлении, которое теперь он вынужден совершить. Неужели Алексей похитил Игорька? Господи, что же получается? Неужели Мамедов убил журналиста?
Соня позвонила Мамедову и, не поздоровавшись, задала вопрос:
— Как выглядел тот тип?
— Тот тип? — туманно уточнил Мамедов.
— Да, тот самый тип!
— Он был с привязанной бородой...
— Ты лица не видел? — пытала его Соня, проклиная про себя невозможность выражаться яснее, ведь они говорили по телефону!
— А что? — Мамедов насторожился. — Давай, я приеду!
— Сначала, скажи как он выглядел! — закричала она почти надрывно, забыв о слышимости между кабинетами.
— Хорошо, — пробормотал он удивленно. — Это толстяк, лет сорока пяти или больше... Короткие седые волосы...
— Короткие седые?... — переспросила она с облегчением. Маловичко был худым моложавым брюнетом с длинными, до плеч, волосами. Иногда он даже собирал волосы на затылке в коротенький хвостик. Так что, видимо, подозрение отпадает. К тому же, Соня только сейчас вспомнила, что похититель погиб на день раньше журналиста. — Боже, как же я испугалась! — воскликнула она и рассказала о смерти журналиста. Они обменялись еще парой слов, договорились встретиться вечером и разъединились.
Отдышавшись, Соня набрала домашний телефон Маловичко. Она сказала жене своего приятеля, что соболезнует ее горю и, кроме того, предложила деньги на операцию Насти.
С тех пор Соня была не одна. Отбросив свои подозрения и сомнения насчет нового знакомого, избавившись от своей обычной подозрительности, она почувствовала себя намного лучше. Наверно, давно пора было пустить в свою жизнь кого-нибудь близкого. К тому же, Мамедов окружил ее вниманием, значительно более теплым, чем просто дружеское. Такое милое отношение очаровало Соню. Она начинала влюбляться, еще не отдавая себе в этом отчета.
Они перешли на «ты», рассказали друг другу про свои детские проказы и юношеские влюбленности. Соня привыкла к новому знакомому, даже стала чувствовать себя достаточно комфортно в его обществе. Мамедов будто будил ее от долгого сна, заставляя возвращаться к себе прежней, к той Соне, что умела смеяться глупым шуткам до упаду, болтать ерунду и даже интересоваться чем-то, что не приносит деньги. Вообще не думать о деньгах. В конце концов, разве в деньгах смысл жизни? Да есть они у нее! Она смогла добиться того, о чем мечтала в юности. Разве нельзя немного отдохнуть?!
И они отдыхали. Как-то само собой получилось, что, стремясь пообщаться в приватной обстановке, Мамедов и Соня завели привычку встречаться после работы в недорогих барах. Там, среди обычных гродинцев, чей годовой доход не превышал Сониного месячного заработка, их никто не знал и не отвлекал друг от друга. Чтобы не выделяться из общей массы, вальяжный Мамедов стал одеваться попроще, но дешевая одежда только подчеркивала его класс.
Сама Соня расцвела. Она стала носить яркие трикотажные свитера, подчеркивающие ее полную грудь и свежий цвет лица. Достала из шифоньера короткую юбку, с трудом припомнив, что ноги у нее всегда были стройными. Влезла на каблуки, легкомысленно наплевав на риск сломать себе шею.
Знакомые замечали перемены, происходящие с ней, но Соня отшучивалась, что в бизнесе больше везет красоткам. Свои отношения с торговцем вином она не афишировала. А отношения развивались довольно быстро. В один прекрасный вечер в середине октября Соня оказалась в постели гостиничного номера Мамедова. Она не слышала от него нежных признаний, но они и не были нужны ей. Соня Бочкарева была счастлива.