Нашей квартире только не хватало беглеца, который не придумал ничего лучше, чем уйти от мамы к едва знакомой девушке.
– Нельзя, конечно же, – ответила честно. – Ты с ума сошел? Мы знакомы неделю.
– Вообще-то несколько месяцев.
– Несколько месяцев мы знакомы с твоей мамой, а с тобой – неделю, – не удержалась от ехидства.
Парень занервничал. Это было видно по тому, как стискивает он пальцами ремешок спортивной сумки и как закусывает губу. Лицо его напряглось, и в глазах появилась немая мольба.
Но меня такими вещами не проймешь. После воровства кошек я вообще очерствела, не поддамся на шантаж и грустное личико.
– Ир, я очень хочу жить с тобой, – выдал смущенно.
– Нет, не хочешь. Не дури, возвращайся домой.
– Не-а.
Я вручила букет обратно и убыстрила шаг, но Гриша шел чуть позади и очень грустно пыхтел. Как будто гигантский обиженный мопс. Почти бегом дошла до подъезда и дернула на себя входную дверь. Гриша протиснулся следом и скромно улыбнулся, влетев вместе со мной в лифт.
Да он издевается?!
На лестничной клетке мы остановились. Я привалилась к стене и устало вздохнула.
– Гриш, пойми, – мой голос был мягок как подтаявшее масло. – Ты не свободы ищешь. Тебе надо, чтоб вместо мамы твои проблемы решила девушка.
– Это плохо?
– Хорошо, но бессмысленно. Сначала найди такую девушку, а потом сбегай из дома.
– Я нашел. – Попытался подойти ближе.
– Не-а. Не нашел. Иди домой.
Отпихнула его и завалилась в квартиру.
Галя еще не пришла (кажется, она поехала на какое-то собеседование), и следующий час я отмокала в ванной.
Почему в моей жизни всё через одно место, да ещё такое темное и неприятное?
Когда вернулась Галя, я была не в духе. Праздновать резко перехотелось. Да ещё и дождь зарядил. Небо заволокло черными тучами. Ветер поднялся.
Откуда взяться хорошему настроению?
– Чай будешь? – буркнула из кухни.
– Ага, – рассеянно ответила девушка и уткнулась лбом в оконное стекло. – Блин, не видно.
– Чего разглядываешь? – Я помешивала сахар в чашке, думая о том, что никакой сладости не хватит, чтобы заесть мои проблемы.
– Да там паренек сидит какой-то. – Галя стянула вымокшую насквозь толстовку. – Девушка его, что ль, бросила. Не уходит. С букетом сидит и сумкой, представь? Жалко так.
С самыми недобрыми предчувствиями я выглянула в окно и заметила грустного одинокого парня, сидящего на лавочке. Дождь лупил ему по плечам, но паренек не уходил. Нахохлился, ссутулился весь.
Да вашу ж мать!
– Тридцать седьмая квартира, – выругалась я в телефон, набрав номер Гриши.
– Бегу! – воскликнул несчастный обормот.
Дальше я коротко ввела Галю в курс дела по поводу этого товарища, а когда тот стянул кроссовки, отпаивала его горячим чаем и угощала тортом.
– Сегодня переночуешь тут.
– А завтра? – с надеждой.
– Забираешь пожитки и валишь в любом направлении.
Галя неодобрительно покачала головой. Тоже мне спасительница сирых и убогих выискалась. Вот пусть свой диван и делит с ним.
В самых растрепанных чувствах, костеря и проклиная весь белый свет, насылая диарею с запорами на Гришу и прочих парней, я ушла спать.
Хватит с меня приключений, парней-неудачников и прочих неприятностей.
Утро следующего дня обрушилось на меня ласковым тычком под ребро.
– Ир, кушать будешь? – шепотом спросила Галя.
– Буду, – согласилась я, радостная, что обо мне в этом доме хотя бы заботятся.
– Тогда сделаешь нам с Гришей тоже? – бесхитростно уточнила девушка.
Я посмотрела на неё сначала левым глазом, затем – правым. Осмыслила, что мне не привиделось и меня – единственного работающего человека! – разбудили в восемь утра, чтобы заставить готовить завтрак. Без лишних слов укрылась одеялом и отвернулась от Гали.
– Эй… – удивилась она. – Ты чего? Мы же поделили обязанности. На тебе завтрак.
– Галочка, что-то не вижу у тебя в руках швабры, – буркнула в подушку.
– В смысле?
– В смысле, если я должна с первыми петухами готовить, то ты должна встречать меня с половой тряпкой и ведром воды.
Она засопела, придумывая ответ. Мы вроде как не скандалили, но я была близка к тому, чтобы сказануть какую-нибудь гадость (о которой пожалею чуть позже).
– Не ругайтесь, я всё приготовлю, – раздался сбоку заспанный голос Григория-беглеца.
Видимо, очень уж он хотел остаться, раз даже собрался взяться за поварешку.
– А ты умеешь? – с сомнением.
– Яичницу могу и яйца всмятку.
Негусто, конечно. Что ж, с паршивой овцы хоть яичницу – и то неплохо.
Вскоре мы ели что-то кашеообразное, горелое с краев, гордо именуемое глазуньей. Внутрь были напиханы помидоры, а сверху плод кулинарного творения украшала пожухлая веточка укропа.
– Мама всегда хвалит мою яичницу, – похвастался Гриша, раскидывая кашу по тарелкам и подставляя к нам. – Говорит, что по вкусу не отличить от ресторанной.
– Врет, – сказала я, тыкая вилкой колышущуюся массу.
Он на замечание не отреагировал, наоборот, с благодушием разлил по чашкам воду, помочил пакетики. Прям не нарадуешься.
Но я-то знала, какие корыстные умыслы таились в его голове. Спортивная сумка была приоткрыта, намекая, что ещё немного, и Гриша разложит вещи по полочкам.
– Когда пойдешь домой? – вопрос в лоб.
Гриша замялся и с мольбой взглянул на Галю, а та едва заметно кивнула. Мол, не парься, разберёмся. Кажется, у них сговор.
– Ир, ну чего ты вредничаешь? – Галя потеребила меня за рукав. – Парень ради тебя от матери ушел. В тесноте да не в обиде.
Понятно. Кому-то приглянулся великовозрастный «я от бабушки ушел и от дедушки ушел».
– Вообще-то это не моя квартира. Если мы устроим тут общежитие, то Лисовский выгонит нас взашей. Где будем ночевать? На вокзале?
– Кто такой Лисовский? – Гриша поводил носом, точно пытаясь вынюхать соперника.
Хм-м-м. Сложно объяснять, какие отношения меня связывают с Егором. Сложно, да и незачем.
– Моя тайная фантазия, – проворчала я, и несчастный Гриша померк. – Благодетель, который разрешил перекантоваться тут.
Галя погрустнела. Видимо, она совсем забыла, что живем мы на птичьих правах. Заявись хозяин, и нас выкинут взашей вместе со спасенной кошкой.
– Можно хотя бы несколько дней? Пока не придумаю, куда деваться дальше. Мне некуда идти!
В следующую секунду произошло то, чего я меньше всего ожидала. Гриша вскочил со стула и рухнул передо мной на колени, задев ножку стола. Звякнула посуда, покачнулась выстроенная мною башня из яичницы, венчаемая флагом в виде укропа.
Галя ахнула и уставилась на меня так, как смотрит маленький мальчик на маму, упрашивая взять блохастого пса.
Кстати, про псов.
– Слушай, как-то подозрительно, что мама не ищет тебя с собаками, – я отпихнула ползущего Гришу коленом и на всякий случай отошла к ящику со столовыми приборами.
Если понадобится, буду отбиваться поварешкой. С воинственным кличем.
– Так она уехала, – ответил тот, колупая ногтем плинтус.
– В смысле?
– Ей путевку от завода дали. Две недели в крымском санатории. Она пыталась меня с собой увезти, но я уговорил остаться. А теперь вот думаю: это ж самое лучшее время, чтоб сбежать.
– То есть ты, кхм, сбежал из дома в момент, когда матушка даже не знает, что сбежал? – заключила я со стоном. – Гениально!
– Если б она была в городе, то не разрешила бы мне уйти, – бесхитростно ответил Гриша, поднимаясь с колен.
– Могу ошибаться, но разве не в этом заключается смысл ухода из дома?
– Ир, ну чего ты опять за своё, – влезла Галя. – Не все способны как ты, взять и уехать. А он…
Это какой-то цирк. Или дурной сон. Точно. Я проснусь. Надо ущипнуть себя за локоть.
Щипки не помогли, зато рука налилась алым цветом. Так я себя только искалечу.
– Делайте что хотите.
– Могу остаться?! – Гриша заулыбался.
– Угу. Придумай себе работу по дому, беглец.
Я выскочила из кухни под радостный писк Гали.
Ну их в баню.
Мало ли у меня своих проблем.
Я старалась прилежно работать и как можно реже бить клиентов подносами. Получалось с переменным успехом. Но, честно сказать, атмосфера бара затягивала, кружила в водовороте, погружала в себя.
Мне нравилось быть частью чего-то настоящего.
А Егор…
Да что Егор? Уже на третьи сутки я увидела, как он лапает какую-то блондинку, сидящую за барной стойкой. Показательно так. Не скрываясь. Не испытывая никаких эмоций. Мазнул по мне взглядом и продолжил обнимать её за талию.
А у меня внутри оборвалось как будто что-то. Я подозревала, что ему всё равно, кого целовать или с кем встречаться. Всеядный парень. Но казалось, что мой отказ его хоть сколько-нибудь ранит. Хотя бы заденет самолюбие.
А он…
Мы почти не общались. Лисовский периодически спрашивал про кошку, и на этом всё.
– Она вас не объедает? – ухмылялся он.
Знал бы Егор, сколько в доме нахлебников. Сказочный теремок со всякой живностью: от козла до кошки. Галя так никуда и не устроилась – получила два отказа и сдулась. Гриша, почуяв свободу, лежал весь день на диване (ночами он перекладывался на надувной матрас). На работу ходить перестал, ибо работа приравнивалась к материнской тирании.
Правда, в какой-то момент моё терпение кончилось. Я устроила семейный совет. Три паразита и одна работящая личность собрались на кухне.
– Новое правило: отныне каждый должен ежедневно приносить в дом как минимум пятьсот рублей, – оповестила я, сурово поглядывая на кошку. – Кто не приносит – тот не ест.
– В смысле? – Гриша заморгал, и его длинные ресницы трепыхались как у ранимой школьницы.
– В прямом. – Я указала на холодильник. – Эта штука закрыта для всех, кто не работает.
– Так работаешь только ты…
– Тугодум, она на то и намекает, – вздохнула Галя.
– Куда же я устроюсь?..