Наконец, Лисовский убрал телефон в карман.
– Что-то произошло? – поинтересовалась я будто между делом.
– Не-а. Просит из магазина забрать вечером, хочет приготовить какую-то лазанью по новому рецепту, а для этого ей нужна индейка, брокколи и почему-то литр пива, – задумчиво почесал макушку. – Не знаю, что на нее нашло. Никогда с такими мелочами не звонила, а тут рецепт целиком описала.
Ха, неспроста.
Я уверена: Илона как истинная захватчица почуяла, что Егор прибирает к загребущим ручонкам кто-то другой. Кто-то, кто не умеет готовить, не убирается, да ещё и выглядит как потрепанная жизнью девочка, а не супермодель.
Несправедливо, согласитесь?
Кажется, Егора не смущало оставить всё как есть: вот его новоявленная девушка-Ира, а вот его постоянная экономка-Илона. С одной он целуется, а вторая готовит на завтрак блинчики.
Что-то в этой схеме меня напрягало.
Что именно?
Наверное, всё.
– Лисовский, а, Лисовский, – позвала его ласково. – Тебя ничего не коробит? Нет, мне будет приятно, если Илона начнет завозить завтраки ещё и мне. Но она же у тебя дома… постоянно…
– Между нами ничего нет, – дернул подбородком. – Мы с пеленок вместе, матери дружили долгие годы. Год назад родители развелись, мама уехала в Европу с новым мужчиной, а Илона стала меня подкармливать. Она хорошая, не думай плохого.
Угу, помню, как эта «хорошая» девочка шипела на меня и корчила страшные морды, изгоняя из дома Егора.
Я ведь не злобная карга. Дружите, общайтесь. Но без возможности остаться наедине в квартире. Без совместной готовки и мытья раковины. Без шортиков коротких, которые – уверена – она носит в жаркие дни.
Или я всё-таки ревнивица и вообще плохой человек?..
– Охотно верю, – легкий кивок. – Между мною с Гришей тоже ничего нет. Мы просто живем втроем в одной квартире.
Аргумент оказался решающим. Он подумал-подумал – видимо, до сих пор наличие в его жизни Илоны никого не пугало – и сказал:
– Я обещаю поговорить с ней.
Знаете, мне понравились эти слова. Я почувствовала, как за спиной распускаются крылья. Лисовский меня услышал. Он не пообещал изгнать Илону – да и не должен он никого изгонять, – но и не отмахнулся, типа: девушек много, а подруга одна.
Это казалось мне важнее громких признаний. Возможность договориться. Обсудить.
Улицы наполнялись дневным шумом. Ветер трепал волосы, и солнце настырно лезло в глаза. Погода была чудесная, но мы погуляли совсем немного. Побродили по дворам и разошлись возле подъезда "моего" дома. Егор начал зевать и так сильно клевать носом, что грозился рухнуть на землю. Выпитый кофе не спасал.
Мы долго целовались напоследок. Тянулись друг к другу. Пробовали. Осматривали. Боялись сделать лишний вдох. Что-то новое опутывало ребра, стискивая сердце. Невесомое, но цепкое. Что-то, одновременно отрезвляющее и дурманящее.
Я возвращалась в квартиру – надеюсь, мама Гриши не сожгла ту дотла – и думала о том, как причудливо всё складывается. Как уезжать, если в твоей жизни появился человек, близость к которому лишает тебя разума?
Как же все-таки внезапно. Один поцелуй, одна совместная ночь. И всё. Словно новая жизнь. Вдруг он разочаруется во мне? Вдруг я не смогу смириться с особенностями его характера? Мы слишком разные.
Даже в поступках.
Лисовский запросто предлагает встречаться едва знакомой девушке. Я терзаю себя сомнениями.
Что же делать? Почему так неспокойно на душе, будто бы сказки не кончаются на признании в чувствах?
Тишина. Загробная такая, катастрофическая, близкая к состоянию апокалипсиса. Волосы встали дыбом по всему телу, стоило мне переступить порог квартиры. Шмыгнувшая ко мне Маська потерлась о ноги, мяукнула что-то непонятное, будто бы пожаловалась. Я погладила её по короткой шерсти и зашла в комнату.
Заплаканная Галя сидела, обернувшись в одеяло, размазывая сопли по лицу. Она обложила себя носовыми платочками, раскидала вокруг как бутоны белоснежных роз. Девушка плакала беззвучно, глотая слезы, захлебываясь ими. Поблизости не было ни Гриши, ни его матушки.
Ни вещей блудного сына.
Подозрительно.
– Ты чего? – Я присела на краешек кровати.
– Он ушел…
– Надолго? – спросила с мнимым сочувствием, а сама подумала: да и пускай.
Какой смысл от человека, которого поманят пальчиком, и он несется как угорелый? Никто не говорит, что Гриша должен был отказаться от семьи и податься в бега с Галей, но вся эта ситуация попросту нелепа.
Позавчера клялся мне в любви, вчера целовался с Галей, а сегодня собрал шмотки. Нормальный вообще?
– Навс-сег… – Всхлип поглотил половину слова, но я и так поняла.
– Ну и забей. Нужен тебе такой тюфяк?
– Ну-у-ужен.
– Зачем?
Галя задумалась. Вообще иногда полезно задавать себе неприятные вопросы и пытаться ответить на них честно, без лукавства.
"Почему я, такая великолепная, страдаю из-за какого-то недоразумения?"
"Зачем мне это надо?"
"Не пойти ли ему лесом?"
"А если пойти, то в какой конкретно лес?"
– Просто нужен, – повторила менее уверенно. – Мы ведь целовались.
– И?..
Сомнительный довод. Поцелуй ещё ничего не значит. Это всего лишь сиюминутное проявление чувств, за которым не следует никакого продолжения.
Хм, как заговорила. А у самой-то поцелуй во что перерос?
В форменную катастрофу, вот во что.
– Он милый, домашний такой, – перечисляла Галя. – Всегда помогал, хвалил мой чай. Говорил, что даже у мамы хуже получается.
– Галь, парень должен быть не уютным, он же не занавески, – сообщила я тоном женщины, повидавшей многое на своем жизненном пути (на самом деле, ничего). – От парня должно искрить в глазах. Не, я тебя понимаю. Ты расстроилась из-за неудачи с Сиверским, кинулась на первого попавшегося козла. Но Гриша не стоит твоих слез, уяснила? Что ты с ним будешь делать? Делить с мамой? По четным он дружит с тобой, а по нечетным массирует маме пяточки?
Я убеждала её до хрипоты, а вместе с тем убеждалась и сама: мало получить ворох красивых слов, за которыми ничего не стоит. Нужны поступки. Действия.
К примеру, Егор пообещал разобраться с Илоной, но что за этим скрывалось? Он попросит её не готовить? Отберет ключи? Выгонит из квартиры? Или оставит всё как есть, просто не будет «травмировать» меня правдой?
Чтобы отвлечь Галю от переживаний, я рассказала ей про экономку-Илону и то, как прочно она поселилась в жизни Лисовского. Про признание рассказала. Про то, что наши отношения начались уж как-то внезапно, без огонька.
– Такое чувство, что ты недовольна? – сходу угадала Галя, потирая красный от сморкания нос.
– Да нет вроде… или… не знаю. Понимаешь, Егор сложный. Я не жду чудес. Он ветреный, легкомысленный в плане девушек. Он их бросает, меняет, использует. Мне кажется, я ему наскучу, и он точно так же будет гаситься от меня. Кошку ещё сворует небось. По второму кругу.
– Проблематично гаситься, когда ты живешь в доме, который он сам тебе предоставил.
Я невесело усмехнулась. С Лисовского станется отдать квартиру, только бы не пересекаться с брошенкой. Правда, квартира вроде бы не его, а какого-то друга. С другой стороны, сестра Егора забирала отсюда вещи.
Сложная какая-то схема, как всё, чего касается рука Егора. Надо бы разобраться, уточнить, что за друг и не планирует ли он нас выселить до конца лета?
Кстати, только сейчас в голову пришло: как строгий отец относится к сестре Егора? Эля не соответствует образу дочери-принцессы.
Короче говоря, день получился бездарным.
Я купила ванночку мороженого, мы с Галей скачали какую-то плаксивую историю о любви до гроба – в прямом смысле, ибо герой откинул копыта ещё в первой половине фильма, – и смотрели её, периодически вставляя едкие комментарии.
Сообщение от Лисовского пришло в тот самый момент, когда героиня пообещала себе начать жить заново, найти нового мужчину и зачем-то сожгла все фотографии старого (радикальный такой способ для начала новой жизни).
Что делаешь?
Смотрю мелодраму. А ты?
Готовлю лазанью.
Что?..
Я вся съежилась, прочитав эти слова. Получается, Егор всё-таки забрал Илону из супермаркета, и теперь они толкаются на его кухне. Плечо к плечу. Строгают помидоры, натирают сыр. Смеются. Обсуждают предстоящий ужин.
А я тут…
Героиня ещё эта недалекая, которая в последний момент поняла, что творит какую-то дичь, а потому начала заливать горящие фото водой.
Я не выдержала и разревелась.
Иногда полезно задавать себе неудобные вопросы. Почему, для чего, на кой черт тебе это нужно?
Но на простой вопрос – зачем тебе этот человек? – я сама не знаю ответа.
Хорошо, если ты красавчик. Это Егор Лисовский уяснил лет с десяти.
Девушки всегда вились вокруг него толпами, и он не видел причины запрещать им любить себя. В тринадцать он осознал, что может очаровать практически любую, а с пятнадцати пользовался этим по полной программе.
«Я ей нравлюсь? Что ж, не буду отказываться», – считал без какого-либо зазрения совести.
Главное правило – обоим должно быть в кайф то, что происходит. Как только отношения начинали тяготить кого-либо (чаще – Егора), их следовало кончать. Девушки не понимали такой позиции. В смысле, три свидания, и всё? В смысле, любовь до гроба завершена?
«Давай попробуем заново», «дай мне еще один шанс», слезы, сопли, тысяча звонков. С шестнадцати лет Егор научился бросать пассий так, чтобы они его возненавидели, а потому не хотели возобновлять что-либо.
Он им ничего не обещал. Никогда. Не водил к себе домой. Не открывал душу. Да никто и не требовал.
Каждый получал то, что хотел.
У него было много девушек. Всяких разных. Блондинок и брюнеток, даже несколько рыженьких. Десятки имен, которые Лисовский забывал, стоило прервать очередную связь.
Но потом появилась та, которая сумела въесться под кожу ядовитыми чернилами.