– Где ты его нашел? – Галя глянула в окно. – Он реально бежит. Мне кажется, до дома доскачет, даже автобус не понадобится.
– Я написал ему в социальной сети, – признался Егор, тоже выглянув и недобро ухмыльнувшись. – Предложил встретиться, пообщаться. Заехал за ним, мол, поболтаем, пока катаемся по району. Ну а потом как-то спонтанно получилось. Гриша всё ныл, что он ни в чем не виноват, и вообще вы сами заставили его из дома сбежать. В какой-то момент мне остро захотелось ему втащить. Но я решил привезти сюда. Галь, не умеешь ты парней выбирать.
– Это точно, – вздохнула девушка, но губы её озарила легкая улыбка.
– Я познакомлю тебя с нормальным парнем. Обещаю.
– Не надо, – покраснела та. – Всё равно уеду. Это решено. Но спасибо, Лис. Ты вселил мне немного уверенности в том, что где-то есть нормальные парни.
– Не-а, – покачал головой Егор. – Нормальных парней нет, уверяю тебя. Мы все дебилы, как недавно выразилась одна моя знакомая. Просто иногда появляются люди, ради которых мы хотим меняться.
Он мельком глянул на меня, ничего больше не уточняя, а затем отряхнул ладони.
– Ладно, девочки. До встречи. Поеду очищать поле битвы. Клянусь, у меня томатные брызги даже на потолке.
– Можно с тобой? – улыбнулась я. – Обожаю наводить порядок.
– Врешь, – фыркнул Егор, но с надеждой в голосе.
– Вру, – согласилась без колебаний. – Но нельзя же бросать хорошего человека в беде. Галь, поехали спасать Лисовского?
Девушка радостно кивнула. Вскоре мы вооружились моющими средствами, губками и двинули наводить порядок.
Уборка затянулась до утра. Егор героически отдал нам кровать, а сам улегся на надувном матрасе, который периодически спускало с громким звуком: пфффф.
В тот момент у меня впервые закралось подозрение. После вечеринки, когда Лисовский предлагал поехать к нему отоспаться, куда он намеревался нас уложить?
Жучара!
Мы провожали Галю на поезд под проливным дождем, совсем как в тоскливых мелодрамах. Капли молотили по крыше вокзала, долбились в окна. Непогода полностью отражала наше внутреннее состояние. Отвратительное. Мрачное. Кислое как молоко, две недели простоявшее на жаре.
Разумеется, было грустно. Мы сроднились за недели вдвоем. С кем теперь сплетничать на кухне? С кем обсуждать клиентов бара? Кому жаловаться на гудящие после смены ноги? Да и в квартире станет невыносимо одиноко. Пусть мы не всегда находили общий язык, но разве бывает иначе в настоящих отношениях (и дружеских, и любовных)?
Невозможно всегда любить друг друга. Главное – любить чуть чаще, чем ненавидеть. Это и есть настоящая дружба.
Я буду скучать. Без вариантов.
Галя крепко обнимала меня, клялась никогда не забывать и писать каждый день по десять сообщений минимум. Я кивала, сипела, молила выпустить.
Егор на прощание пожелал Гале найти кого-нибудь «поприличнее», а она пообещала выслать ему резюме всех кандидатов.
– Ир, ты клевая, – зашептала девушка на ухо, когда мы усадили её в вагон и затолкали чемодан на верхнюю полку. – Я рада, что мы познакомились. Очень-очень. Цени себя и никогда не забывай, что ты важнее всех на свете. Если тебя кто-то обидит – я приду и порву его в клочья.
Прозвучало безумно трогательно, а мне и ответить было нечего. Я всегда в нужные моменты раскисала, и сейчас вместо членораздельной благодарности с губ сорвалось коровье мычание.
Кажется, Галя всё поняла и обижаться не собиралась. Проводница начала выпроваживать провожающих из вагона. Мы ещё раз обнялись, пообещали ко можно скорее встретиться, желательно – в Москве.
Встретимся ли?
Сомневаюсь…
Поезд тронулся, а Галя всё махала и махала нам рукой из окошка.
– Какие планы на вечер? – уточнил Лисовский, пока я всхлипывала, шмыгала носом и всячески страдала.
Всё, считай, лето закончилось. Через неделю я и сама уеду отсюда.
– Отработать смену и уснуть прямо за барной стойкой.
Он цокнул.
– Начало зажигательное, а потом?
– А потом – утро. Что за вопросы вообще?
Егор нащупал мою ладонь и, переплетя пальцы, произнес очень важно, почти драматично:
– Такой план меня не устраивает. Предлагаю после смены встретить рассвет в каком-нибудь необычном месте.
– В кровати? – скептически.
Не, ну честное слово. Какой рассвет может быть после многочасовой беготни с подносами? Сам же знает, что в такие минуты хочется шибануться лбом о стену и застыть на несколько часов в анабиозе.
– В кровати – звучит интересно, – промурлыкал Егор, вгоняя меня в состояние паники. – Я даже готов переиграть свои планы ради такого дела.
В голове забилась лихорадочная мысль: «Эй! Я имела в виду совсем другое!»
В принципе, откуда мне знать, что конкретно подразумевал Лисовский, но губы его изогнулись в настолько лукавой ухмылке, что Чеширский кот по сравнению с ним померк, поблек и растворился.
Определенно, он подразумевал какую-то гадость.
Я на всякий случай нахмурилась, но Егор только рассмеялся.
– Уговорила, кровать перенесем на другое время суток. Короче говоря, договорились. После смены мы идем встречать рассвет. Готовься.
Спорить с этим неугомонным человеком было попросту невозможно.
… Я выползла из бара в состоянии вареного баклажана – представляете, какая гадость? – с одной только мыслью: удавиться. Скорее. Желательно прямо сейчас. Ещё и погода отвратительная, за ночь не распогодилось. Наоборот, ветрище поднялся лютый. Холодно. Зябко.
Я сделала шаг к пешеходному переходу, когда путь преградила до боли знакомая машина.
– Подвезти, красотка? – улыбнулся Лисовский, опустив стекло.
– Нет, – быстренько отказалась я, но взгляд Егора выражал: села в авто и не возмущаешься. – Что, едем встречать рассвет?
Обреченно так, без надежды на помилование.
Водитель-экзекутор радостно кивнул и газанул по ещё не утренним, но уже не ночным, сонным улочкам Москвы. Редкие автомобили передвигались ленивыми гусеницами, никуда не спеша. Предрассветное время самое нерасторопное, медленное. Оно тянется и всё никак не может перерасти в полноценное утро.
Разумеется, я задрыхла, да так сладко, что проснулась лишь тогда, когда ударилась головой в стекло.
– Всё нормально? – удивился Егор.
– Угу, – буркнула я, потирая ушибленный лоб. – Не мешай спать.
– Вообще-то мы уже приехали. Выходить необязательно, а вот глаза лучше открыть.
Нехотя разлепила веки.
Что это за место? Откуда оно взялось в Москве? Абсолютно сказочный, будто нарисованный склон, с которого открывался вид на краснеющую полосу горизонта. Словно пожираемая огнем, она медленно алела, взрезая черноту.
Ощущение чего-то нереального затопило меня с головой. Где-то по бокам полыхали огни города, светили фонари, искрили фары. А здесь – пустота. Черная, глубокая. И линия алого света, пока ещё тонкая, но с каждым ударом сердца становящаяся всё шире.
Даже спать перехотелось.
В очередной раз я убедилась, что Егор – романтик, чего даже не скрывает.
Да и целуется он замечательно. Так великолепно, что невозможно оторваться. Губы его податливые, но твердые, а касания одновременно нерешительные и требовательные. Он умеет смотреть так, что меж лопатками сводит. Что сердце замирает в груди, и подкашиваются коленки.
Мы встречались всего несколько дней, половину из которых не виделись. Я зависала с Галей, которая перед отъездом скупила половину сувениров Москвы.
Тем тяжелее осознавать: скоро всё кончится. Я уеду, он останется. Никаких «или» не предусмотрено по умолчанию.
– Переезжай ко мне, – вдруг произнес Лисовский, когда я окончательно разомлела под его натиском. – Я не буду покушаться на твою честь, клянусь.
Кажется, что-то похожее от Егора я уже слышала. В тот раз он даже сдержал слово, и моему достоинству не угрожало ничего, кроме экономки-Илоны поутру.
Впрочем, кое-что изменилось. Появилось жуткое, пугающее до дрожи слово. «Переезжай». Гнетущее какое-то. Это же невероятно серьезно. Разве так можно сказать малознакомой девушке?
Да и что нам делать с ним вдвоем? Я имею в виду, денно и нощно, без возможности на личное пространство. Это же для взрослых, скучных людей. Совместная жизнь, общий бюджет, обеды в контейнерах. Жуть какая-то.
Всю неделю провести вместе? А если мы передеремся? А если пошлем друг друга к черту?
Разве Егор из тех, кто готов к серьезным отношениям на семь дней?
Лисовский посматривал на меня с плохо скрываемым нетерпением, а я металась, не зная, что ответить.
– Я могу отказаться? – не спросила, а пискнула.
Судя по наморщенному лбу, он глубоко удивился. Мне вообще зачастую казалось, что я ломала что-то в логичной вселенной Егора, поэтому он и не бросал меня. Пытался угадать ход мыслей, но каждый раз обламывался о мою нелогичность.
Что поделать, но я не хотела неделю жить вместе, чтобы потом надолго – или навсегда – расстаться.
– Почему отказаться?
– Не хочу тебя напрягать, – пожала плечами. – Я и так вечно напрягаю. С квартирой вот с этой. С работой. Давай встречаться, но сразу же съехаться… потом труднее будет разойтись.
– Ладно, не переезжай, – сказал как отрезал. – Но это утро мы можем провести вместе?
Помедлив, я кивнула.
– Можем.
Утро затянулось и плавно перетекло в совместный день. Мы с Егором вновь катались по необычным местам, исследовали одному ему известные улочки. Я дремала в машине урывками, только бы не пропустить чего-то важного. Лисовский так живо рассказывал о какой-нибудь ерунде – невозможно не слушать, открыв рот.
Когда он довез меня до квартиры, мне хотелось плюнуть и сказать:
– Давай все-таки съедемся. Хотя бы на эти несколько дней. Мне будет не хватать тебя.
Но я засунула свое хотение подальше – туда же, куда были засунуты мечты и стремления – и вернулась домой к одичавшей от одиночества кошке.
Так, надо позвонить маме, и можно ложиться спать.