– Ты какая-то рассеянная, – заявила та в трубку, выслушав мой скупой отчет о проведенном дне. – Что случилось?
Разумеется, про Лисовского я ей не рассказывала, чтобы не пугать всей внезапностью своих отношений. Говорила, что гуляю с друзьями, но конкретно про него – ни слова.
– Всё хорошо, – я развалилась на кровати, чувствуя, как гудят ноги от бессонной рабочей ночи и целого дня событий. – Просто загулялась.
– С кем? – напряженно.
Мама умеет раздувать из мухи слона размером с пятиэтажку. Ей только скажи слово «парень», как мне припишут внеплановую беременность, решат, что я брошу учебу и умру в нищете.
С другой стороны, почему-то всё зудит и чешется рассказать. Надоело молчать. Мы же ничего плохого не делаем с Лисовским, никому не вредим. У нас образцово-показательные отношения. Так почему не похвастаться ими перед самым родным моим человеком?
Короче говоря, я всё рассказала. Вру, не всё. Если точнее, я рассказала самую малость, потому что, узнав «всё», мама бы сорвалась в Москву, чтобы скорее увезти меня домой. Ограничимся банальными характеристиками: добрый, заботливый, веселый.
Кошек не ворует, голышом в погребе не обитает, порочными связями не увлекался (на этой неделе).
– Он точно не маньяк? – уточнила мама глубокомысленно.
– Если бы ты была маньяком, ты бы об этом сообщила?
– Разумеется. Надо быть честным с тем человеком, с которым собираешься встречаться. Не нравится он мне. Заочно не нравится.
– Отвали от ребенка, – встрял папа откуда-то издалека. – Ирка, вези сюда своего московского принца. Мы покажем ему настоящую глубинку, – хохотнул он. – В баньке попарим, выпьем чего покрепче.
– У нас нет баньки, мы живем в обычной квартире, – напомнила я с улыбкой. – И ты не пьешь.
– Н-да, беда. Ладно, не ворчи. Что-нибудь придумаем!
– Леша! – мама цокнула. – Ты так легко соглашаешься с выбором дочери?
– А чего не соглашаться? Даже если эту дочь похитят и продадут в рабство, у нас вторая есть, нового образца.
Это он про мою пятилетнюю сестру. Добрый у меня папа. Заботливый.
– Леша-а-а, типун тебе на язык! – застонала мама. – Ей всего девятнадцать лет!
Короче говоря, в семейной перепалке я была лишней, а потому меня быстро отключили от связи, чтобы дальше скандалить наедине.
Эх, вот бы, в самом деле, Лисовский как-нибудь добрался до нашего захолустья. Показался бы моим родителям, они бы одобрили отношения и…
Что дальше, я пока не спланировала. В Москву с концами меня бы не отпустили, да и чего мне тут делать? Вечно жить в чужой квартире и работать официанткой? На учебу забить? Вот уж нет.
Но хотя бы каникулы можно проводить в столице… или выбираться куда-нибудь вместе на выходные… или…
Я так размечталась, что не заметила, как меня сморил сон.
А проснуться пришлось от сообщения, жужжащего под ухом:
Могу я тебе позвонить?
Гриша, чтоб ему икалось долго и безрадостно. Зачем звонить? Опять вспомнил про самостоятельность? В очередной раз пересмотрел жизненную позицию? Решил ещё разочек сбежать на денек-другой?
Рискни здоровьем
Он словно ждал сигнала, потому что звонок раздался незамедлительно.
– Что надо? – «дружелюбно» спросила я, чуть не добавив какое-нибудь ругательное обращение.
– Я всё думал… – он замялся. – Ты, конечно, смеяться будешь. Но я так не могу. Без Гали не могу. Она меня того… зацепила.
– И?
Как в цепочке «Гриша – мама – Галя» затесалась Ира Дроздова, лично мне было непонятно. Лишнее звено.
– Она не отвечает на мои звонки, а по смс назвала меня… – Гриша пробубнил, кем конкретно назвала его Галя, но я расслышала только концовку фразы на «-дила».
Эта концовка ничего позитивного не обещала, что и неудивительно. Вряд ли девушка обрадуется, если сначала её бросят ради мамочки, а затем будут написывать сообщения.
– И? – повторила грубее.
– Я понял, что хочу бороться за неё.
Гриша внезапно для себя начал объясняться. Мол, Галя его покорила. Он не сразу это осознал, но когда проанализировал – сложное слово для Гриши, тот скорее «дочухал», – как ему плохо без Гали, то сам испугался своим чувствам. Поцелуй тот ему ночами снится. Человек бессонницей страдает. Ничего не хочет. Аппетит пропал.
Погибает, короче говоря.
Под его рассказ я выползла с кровати и добралась до ванны, где обмыла лицо холодной водой, чтобы привести себя в чувство.
– Гринь, знаешь, что я тебе скажу? Самую банальную на свете вещь. Если тебе нравится девушка, и ты о ней забыть не можешь, то добивайся её. Делай что-то. Не у меня советы спрашивай. Я тебе не мать, помогать не стану. Иди на уступки, плюй на запреты.
– Я же опозорился перед ней…
– Угу, опозорился. Главное – не позорься опять. Не доводи её больше до слез. Учись быть самостоятельным и взрослым. Возможно, когда-нибудь Галя тебя простит.
Я закончила говорить и провела по зеркалу ладонью, пытаясь размыть своё отражение. Казалось, что оно сотрется, а я – вместе с ним. Потому что происходящее – сегодня и вчера, и все прошедшие недели – было нереальным.
– Спасибо, Ир, – с чувством произнес Гриша. – Прости меня за косяки.
Он извинялся вполне искренне, не из-под палки, боясь быть избитым, а от переизбытка чувств. Даже вздохнул в концовке тягостно и долго.
– Живи уж, – я показала своему отражению язык и повесила трубку.
Даже страшно представить, чем закончится история Гриши с Галей. Да и закончится ли? Разные города, бдительная мама-коршун.
А может быть, для Григория это станет толчком к переменам? Ведь большие свершения начинаются с маленьких поступков, с опасливых шажков.
Важнее всего верить самому себе.
Тихая вечеринка «для своих» как-то внезапно разрослась до масштабов «стихийное бедствие». Когда Лисовский объявил, что планирует маленький междусобойчик в «Том свете», я меньше всего ожидала увидеть такое количество незнакомых людей. Сюда даже фотографы пришли, чтобы запечатлеть «дружеские посиделки».
Сегодня я была гостьей, не официанткой. Полноправной девушкой Егора, которую он представлял всем без исключения, а на язвительные смешки друзей – мол, знаем мы, какой ты постоянный и разборчивый – недовольно фырчал.
Завтра я прыгну в поезд и умчусь домой. Надолго – или навсегда – попрощаюсь с Москвой. Поэтому сегодня Лисовский весел и изображает, что ничего не случится. Что всё будет как прежде.
Даже шутливо предложил не разрывать договор, «вдруг пригодится».
Ему легко радоваться, а у меня кошки скребутся когтями по грудной клетке. Вопят как бешеные. Требуют убежать отсюда, скрыться, запрятаться.
Я смотреть ни на кого не хотела. Зачем мне все эти чужие, пустые люди, если нужен только Егор? Я бы с удовольствием поездила по окрестностям или завалилась домой с пиццей.
А он как специально…
– Давай оторвемся напоследок? – предложил вчера, а я не смогла отказаться.
Теперь вот сидела за столиком, где когда-то дожидалась Лисовского, вертела в руках ледяной стакан из-под коктейля. Егор куда-то ускакал. Он был одновременно со мной и без меня. Всеобщий. Не принадлежащий никому.
– Скучаешь? – за мой столик кто-то плюхнулся.
Понадобилось несколько секунд, чтобы опознать в этой короткостриженой девушке, чьи волосы были выкрашены в густо-зеленый цвет, сестру Лисовского. Как её там, Эля? Когда успела сменить имидж, да ещё столь радикально?..
– Не-а, – ответила без эмоций. – Всё нормально.
– Не верю, – она понюхала мой коктейль и резюмировала: – безалкогольный. Вот почему ты такая кислая, будто сожрала лимон без сахара. Выпьем за знакомство?
– Не хочется, мы уже знакомы.
– Ты чего унылая такая, Ирэн?
Последнее слово она произнесла с интонацией брата!
В какой момент эта дурацкая кличка приросла ко мне, став продолжением? Когда Егор насмешливо тянет «эээ», я уже даже не реагирую и не порываюсь прибить его лопатой.
– Эля, чего тебе нужно? Я не в настроении ругаться.
– Потому что завтра уезжаешь? – девушка выхватила с подноса проходящей мимо официантки бокал и удовлетворенно отметила: – Мартини. Неплохой выбор. Так вот, колись, куколка. Ты будешь скучать по моему братцу?
– Какая тебе разница?
Я взглядом искала Лисовского, но он точно испарился среди гомонящей толпы. Зачем нужны все эти люди, если важен только он? Один. Единственный.
Почему мне так обидно, что Егор променял вечер наедине со мной на шумную вечеринку?
Мы едва успели познакомиться. Имею в виду, по-настоящему. Открылись друг перед другом, оголили мягкое брюшко.
Егор всё чаще стал вспоминать о родителях, причем об отце он отзывался с глубоким уважением, а про маму всё как-то вскользь. Не простил её за то, что уехала с другим мужчиной, бросив сына – и дочь, и бывшего мужа – на произвол судьбы.
Он злился на маму, не звонил ей, отзывался о ней пренебрежительно.
Мне казалось, мы заслужили ещё один денек наедине. Последний вечер, на который я возлагала особые надежды.
А в итоге – какая-то вакханалия.
И девушка, с которой мне не о чем общаться.
– В смысле, какая разница? – оскорбилась Эля. – Вообще-то я переживаю за старшего братика. Он у меня такой ранимый.
Она состроила грустную физиономию, но в глазах плясали чертенята.
– Думаю, Егор сможет справиться с моим отъездом. Не первая и не последняя Ира в его жизни.
Внезапно девушка переменилась. Из её движений исчезла игривость, взгляд наполнился почти серьезностью.
– Ир, не тупи. Мой брат не очень эмоциональный. Ему прощу закрыться, надеть маску весельчака и забить на всё. Он никогда не скажет, что будет скучать без тебя или что-то такое. Егор в тебя втрескался.
– Невозможно втрескаться в кого-то за несколько недель, – покачала я головой.
– Вот и я не поверила, когда увидела его… таким. У него же в голове одна мысль: Ира-Ира-Ира-Ира. Как попугай, – поморщилась, пригубила из бокала. – Вечно с тобой зависает, обо всем забыл. Ему сложно открыться, но ты же должна почувствовать: это неспрост