Ты внимательно смотришь вниз, не оторвало ли тебе ноги, или живот, или яйца, но всё было в целости и сохранности, только замазано грязью, сорняками и сухим навозом.
Я потерял сознание и очнулся.
Пахло дерьмом, обугленной плотью и обгоревшими волосами. Я в порядке, я в порядке. Шику уже поднялся с того места, куда он упал и прыгал под дождём, собирая винтовки G3 с земли и разгоняя дым сапогами.
– Чёртова свинья, чёртова свинья, чёртова свинья!
Я ничего не мог понять. Потом увидел как Апофигей что-то ел, как гигантская ящерица жадно пожирал кровавые кишки, а рядом с ним лежала часть свиньи, обугленная голова с высунутым языком. Апофигей яростно зарычал на меня, он съел бы и окорок, и сало целиком, (тонкие белоснежные кусочки), если бы ему дали. А так он собирался съесть хрустящие шкварки этой грёбаной свиньи. Зелёная слюна блестела у него во рту.
– Молния попала прямо в свинью. Кто просил её высунуть морду? Смотри, что за дерьмо! Иди отсюда, Штырь, я должен позвонить отцу. Апофигей, брось эту ногу сейчас же!
Я пошёл вниз по тропе под дождём. Даже тогда мои волосы, стояли дыбом, голова была батарейкой, а руки – электрическими кабелями. Шику матерился вдалеке, пытаясь сделать звонок.
– Алло? Алло? Грёбаная молния, испортила мне мобильник! Штырь, подожди, одолжи мне твою симку!
– У меня нет, я разбил свой мобильник, – крикнул я в ответ.
У меня был один из тех якобы небьющихся телефонов, как у мотогонщиков, однако, я даже не знаю, как уронил его вниз экраном о край булыжника. Я отдал в ремонт, заменить жидкокристаллический экран, несколько недель назад, но никак не соберусь его забрать. Ощущение «вне зоны доступа» мне нравится. Никто не спрашивает меня, как дела, только если встретят на улице. Дома я бойкотирую стационарный телефон, эти компании – кровопийцы, счета – сплошная обдираловка, теперь у меня только Интернет.
Я должно быть, в наше время, один из самых недоступных португальцев на планете, включая четыре или пять миллионов диаспоры. В Португалии активных мобильных телефонов больше чем людей, это цифры статистики.
Если мне захочется, мне будет проще поговорить с каким-нибудь японским парнем в сети и поделиться точками зрения, чем с друзьями-собутыльниками ночью, днём, когда угодно.
Ты также получишь огромное преимущество: ты больше не сможешь бомбардировать её шпионскими телефонными звонками (ты где? в своей комнате? это не моё дело… с кем сегодня пойдёшь?) и не будешь оставлять длинные голосовые сообщения в три часа утра (это я, извини, ты уже спишь? Как там погода в Лиссабоне? здесь такая жара! но всё в порядке, я не знаю, что на меня нашло, я не пил, не волнуйся, и т. д., и т. п.). Без телефона ты экономишь деньги, а личные решения достигают новой глубины.
Я был уже рядом с главной дорогой, когда вспомнил, что у меня в кармане куртки. Нащупал выпуклости. Заглянул внутрь: ёжик свернулся у себя в норке, он в спячке. Если металл может устать, он также может и спать.
Рукава моей куртки, грязные и жёлтые, пахли мокрой псиной, как Апофигей. Я безмятежно подумал, что сначала приму душ, отдохну пару дней, почищу ботинки и только потом решу, что с этим делать.
Так, так, так, Ваше Преосвященство… Его Преосвященство были там. Я тоже его знаю. И очень хорошо.
Дело требует тщательного расследования, возможно, сопутствующих действий. Новые данные требуют новых ответов.
Ваше Преосвященство.
Не пропусти следующие эпизоды.
Санитарное рождение
Эспланада выходит на большой неглубокий пруд, парк с кедрами, рододендронами и эстрадой, обращённый к Собору на горизонте. Ресторан находится на первом этаже. Когда-то он был доминантой новой части города, и учёные, владельцы магазинов и богатые наследники выбрали Кафе Куртиса, в конце Проспекта Жуана XXI своим местом встречи. О том, что здесь хорошо кормят, стало известно даже в Лиссабоне.
Слева, за прудом, бронзовая статуя короля Жуана III, подарившего нам городской устав, потому что посчитал, послушай меня, что это достаточно хорошо для крупного города и епархии. Когда мы были детьми, мы прямо на велосипедах въезжали в этот пруд, раскалёнными августовскими ночами, распугивая чёрных австралийских лебедей.
Именно такие лебеди уничтожили понятие точной науки; раньше считалось, что лебеди бывают только белыми, только белыми, что белизна – это неотъемлемая часть лебединой сущности, не знаю, что, там ещё, а потом обнаружили этих чёрных в Австралии. Поэтому: вместо того, чтобы искать доказательства своей гипотезы, попробуй найти доказательство того, что твоя гипотеза никуда не годится. Эти лебеди – птицы, которые добились прогресса науки, как пули, которые вышибали людям мозги, а те не умерли, (как Мария Ана), даже если они уже не будут прежними.
Однажды чёрные лебеди исчезли из пруда, кто-то их съел.
[отец Шику?]
Сегодня Кафе Куртиса менее популярно, но раньше было ещё хуже, я полагаю, они что-то заплатили за пару историй, как делают другие заведения, которые перестают быть в моде.
С такими большими окнами, выходящими в парк, сидеть внутри или снаружи – почти одно и тоже. Сидя внутри, узнаёшь сплетни о других. Но ты не узнаешь, (а если узнаешь – это ужасно), что другие говорят о тебе.
Я собираюсь что-нибудь взять. Не сидеть же на голодный желудок.
– Кофе, пожалуйста.
– Я принесу за столик. Кофе и что-нибудь ещё?
– Просто кофе и стакан воды.
– Стакан с водой?
– Стакан воды [идиот].
Есть отдельно стоящие столы, как острова, и столы, сгруппированные в архипелаги, установленные по гибкой шкале интересов, которые могут длиться от четверти часа до нескольких лет. Там есть полуострова для политиков, некоторые из них – вечные касики, пришвартованные в общественном океане местными протекциями и европейскими субсидиями, другие – не что иное, как соискатели, барахтающиеся в корыте местных отстойников.
Встречаются парни в ковбойских сапогах, рассказывающие, как в старые времена кто-то поехал в Лиссабон пить кофе, только кофе и сразу вернулся домой, 200 км туда, 200 обратно, 400 километров по шоссе, чтобы насладиться маленькой чашечкой кофе в Байше[11], вот что значит быть богатым. И как ещё раньше, если муж ехал в Лиссабон с женой за подарками к Рождеству, поездка непременно освещалась на первой полосе в местной газете, «редакция газеты от своего имени и от имени всех друзей и соотечественников, желает достопочтенному господину и его прекрасной супруге удачных рождественских покупок и благополучного возвращения из Лиссабона».
Попадаются также и молодые «фермеры»: бизнесмены с двумя полноприводными джипами, купленными на дотации фонда развития Европейского Союза, которые безжалостно пачкают их во время своих сафари, вспахивая гектары земли, которые даже не собираются засеивать.
Некоторые приходят прямо из ночного клуба «Танцующий улей» на Эштрада де Бурра, где они зависали с бразильскими шлюшками в силиконовой долине с блевотным виски, под интенсивным тёмным светом от фиолетовой лампы, которая высвечивает зубные протезы. Кто-то исчезает в кабинке, а возвращается, как дурак, со спущенными штанами, и едва держащимся на болтающемся члене абсолютно белым презервативом.
– Может кто-нибудь показать мне, как надеть это в темноте, хе, хе? а бразильянка позади него, униженная, но весёлая, направляет головку в домик и говорит ему, напевая: как он блестит в этом свеете тёмном, какой он белый твой дружок, эй, милыш, не нервничай так, я шучу, любимый, дай мне зажечь твой светильник, люб-биимый, пойдём со мной, хочешь смачный поцелуй, хочешь, а? отлично, я сделаю, твой маленький лысый призрак скоро меня удивит…
И много других грустных поступков, которые могут заставить нас смеяться всю неделю, если только кто-нибудь не заговорит о СПИДе, иди на х*й отсюда с этим дерьмом!
– Вот такая вот ерунда.
Солнце встаёт, и они выходят, спотыкаясь, на свежий воздух, звякают последними монетами в карманах кожаной куртки в поисках ключей от машины – в ночном клубе «Танцующий улей» музыка слишком громкая, чтобы врать жене по телефону, о-па, я всю ночь разговаривал с хером наружу, а кофе здесь не такой как в Куртисе.
Однажды кто-нибудь рискнёт поговорить о живописи, поэзии и современных тенденциях искусства!
– От искусства этого у нас сушняк, эй, приятель, заткнись!
Бывают демоны, которые трижды разбили машину на повороте к Санаторию, и уже тщательно подготовились к четвёртому, а до сих пор не сломали себе ни тазобедренную кость, ни шею; они подобны залатанным скелетам, тела-двойники в своих собственных фильмах.
Бывают женщины, которые развелись, потому что вдруг захотели быть самими собой.
Бывают бароны без денег, и бывают деньги без баронов. Бывает, благородные личности продают автомобили безродным пацанам.
Бывают настоящие друзья, верные друзья, которых не найдёшь больше ни в одном другом уголке земного шара, и бывают люди, которые ненавидят и презирают друг друга десятками лет подряд.
– Добрый день всем, кроме одного.
Бывают мужчины, которые сиднем сидят 40 лет, беспокоясь о развитии своего края.
Бывают девушки с прыщами, (лицо – стройплощадка), которые курят по 35 сигарет и постепенно усыхают. Бывают те, кто часами общаются по SMS, сидя за соседними столиками, и по MMS тоже, они фотографируют себя, в надежде выглядеть на фото лучше, чем в жизни.
Иногда они обнаруживают член своего парня в галерее закрытого чата, пенис, оцифрованный с любовью, будем надеяться, что я не отправил его по ошибке отцу, хи, хи, и, просят у матери карточку каждый раз, когда им нужно пополнить свой телефон.
Бывает политика, и футбол, и столы для мужчин, и столы для женщин, стоящие отдельно как на старомодных мессах, но самое интересное – это романтика, универсальная во всех уголках мира. Куртиса – это разрастающийся гул голосов, беспорядочные волны звуков, неспешная болтовня как текучая раскалённая лава, бьющиеся чашки, свист кофемашин, микро-дрель летающих мух, пронзающих синий табачный дым.