Но лучше восстановить границы:
– Мы всё ещё на исповеди, да?
– Конечно, – отвечает он, – мы сохраняем тайну исповеди. Вот… Безотносительно идей Достоевского, который на самом деле был верующим человеком, и который страдал от своих ужасных грехов и пороков, но из-за вопроса материализма в общем, я написал эти размышления.
Он открывает маленькую фиолетовую книжку и читает:
– Атеизм – родина суперменов, лишённых последовательности и правды. Как правило, они навязывают силой то, что разум не может принять или с чем не может согласиться. Атеизм предполагает человека в том же измерении, что и Бог, но затем давит его диалектикой системы. Это бесчеловечно, потому что преувеличивает и претендует на преодоление границ времени и пространства, притворяясь, что не видит их.
Я не ожидал чего-то такого сложного. Он поворачивается к окну и продолжает читать:
– Другими словами: философия атеиста не открывает человеку надежды. Она связывает его тщеславной борьбой, которая делает его слепым, деспотичным или отчаявшимся. Он становится отвратительной пародией на человека, у которого есть вера, но также и борьба, но он чувствует, что внутри сам слышит бесконечность и общается со всем миром. Это образ, завещанный нам Христом, более или менее видимый в каждом верующем. Не может быть веры без человеческого измерения.
Епископ делает паузу, выжидает… но я могу думать только о банальностях.
– Очень интересно. Я не уверен, что всё понял. Но Вы поднимаете важные вопросы. Неизбежные вопросы, даже. Ааааа, хорошо.
– К чему ведёт философия атеистов?
– Ааааа… К пародии на человека…?
– Да! И что хуже, сын мой, к нигилизму. В пустоту небытия. Пустота небытия, заполненная распутством…
Заполненная пустота не может быть абсолютно пустой. На мой взгляд, это как Кагулу со своим анархизмом, который «подчиняется» левым идеям.
Но умы этих людей подобны нории над колодцем: вёдра поднимаются в воздух, выливают воду, опускаются в колодец, поднимаются в воздух, выливают воду, опускаются в колодец, снова и снова. Нории на реках питаются силой самой воды. Но тем, что на колодцах, нужны мулы, которые ходят по кругу. Бесплодное животное с глазом навыкат, прикрытым ярмом, чтобы не одуреть от вращения вокруг колодца, и который только видит то, что тянет, до самой смерти.
– Этот Интернет, эти коллекции видео, DVD, которые показывают всё из худшего! Как часто родители отдыхают, благодаря тишине детей, когда, на самом деле, наедине или в компании, их воля ослабевает болезненностью образов, которые уничтожают, без стеснения, моральные принципы, которые есть у многих! А истинная любовь?!
А знает ли он истинную любовь? Конечно знает, это почти как если бы он её однажды испытал.
– Настоящая любовь не знает эгоизма, она не пугает. Мне больно видеть, как неверность делает карьеру на экранах телевизоров или на дорогах, без стыда и с прибылью. Действительно, пародии на любовь, которые можно видеть в городских парках, так плохо освещённых, и в школьных закутках, доказывают очевидным образом поверхностность цивилизации, которая не стремится ни к высоким целям, ни к образованию. Истинная любовь порождает аскетизм в отношениях и наполняет жизнь правильным содержанием!
Нет истинной любви на скамейке в парке или в школьном закутке. Эти идеи Епископ активно проповедует год за годом. Очевидно, что он никогда не влюблялся на всю оставшуюся жизнь в школьном закутке. Или он не хочет об этом говорить.
Его голос мягчает. Теперь это тон милосердной любви:
– Но ни один волос не упадёт с головы вашей без ведома моего Отца. Если Бог заботится о цветах в полях и птицах в небе, как Он не может не позаботиться о тебе?
Тишина.
Передышка. Снова тишина.
Пришло время представить истинную тему этой исповеди. Сейчас или никогда:
– Ваша Светлость, мне говорили, что Вы излагаете в необычной манере, когда беседуете с людьми, и действительно слушать Вас большое удовольствие. Вы завладеваете нашим вниманием, наполняете эмоциями. Знаете, иногда люди задаются вопросом: почему наш дорогой Епископ не может чаще говорить с нами в таком неформальном тоне, понятным людям? Говорить на проповедях… импровизированно, без бумажки?…
Без бумажки.
Епископ ошеломлён. Это не только личное оскорбление, это почти богохульство. Дружище, да ты весь красный, ты сейчас закипишь.
– Я… я пишу свои речи, потому что я должен, потому что эти журналисты, эти переводчики с карандашами, ручками, даже с диктофонами, искажают всё, что мы говорим, всё, всё! Нужно всегда всё фиксировать на бумаге!
– Как раньше? Всё написано правильно? Всё по-прежнему также, как было в Африке?
Услышав это, он обходит письменный стол с левой стороны, я думаю, он собирается открыть дверь, указав мне на выход. Но нет, он хочет убедиться, что всё правильно услышал, что это, скажем, не шутка. Ямка в подбородке-булочке сейчас ещё более выраженная. Если он ещё подождёт, я ещё ему выдам:
– Минуту назад Вы говорили о нигилизме, обвинили материализм и философию атеистов. Я думаю, что Ваша Светлость ошибается, и с каждым разом всё больше. Любой знает, что нигилизм, террористический нигилизм, сегодня, без сомнения, дитя религии, он вскормлен религией, вскормлен слепым поклонениям новым безумствам Единого Бога! Единственное, чего хотят знаменитые смертники – это стать мучениками, убив как можно больше людей, в том числе детей, если их не схватить в девять утра в поезде в Мадриде, в Лондоне, а рано или поздно в Лиссабоне, это точно! И не говорите мне, что это проблема исламских фундаменталистов, потому что христианство и Католическая церковь никогда не были намного лучше, взгляните на все эти разговоры о рае, о мученичестве святых, а Инквизиция нашего короля Жуана III к иудеям и что его предки, начиная с Афон-су Энрикеша делали с маврами, которые жили здесь, у них были свои сады и дома, он пришёл сюда вниз из Гимарайнша и прошёлся по ним своим мечом, таким тяжёлым, что только четверо могли его поднять, так что давайте оставим все эти глупости, которые ни разу не аргумент, ради всего святого!
На самом деле я ничего не сказал и не собирался. Чёрт возьми, когда я начинаю нести, это ад. Я бы что-нибудь выпил в этой жаре, я сразу заметил, что в этом кабинете как в парилке.
Но концерт начался, теперь будем играть, пока не научимся.
– И я скажу Вам больше, Ваша Светлость, так как Вы начали говорить о Достоевском, Вы знаете сюжет «Преступления и наказания»? Может быть, да, а может быть, нет!
Один подающий надежды студент по имени Раскольников убивает человека, потому что хочет доказать, что есть превосходящие люди, которые могут убивать без наказания, более того, которые имеют моральное право на это, например, убить старуху-процентщицу ни за что, и однажды он убивает её топором. Раскольников, который приехал из провинции в Санкт-Петербург, страдающий миазмами в августе, живёт в нищете, но крадёт какую-то мелочь из кошелька старухи, только чтобы скрыть истинные мотивы убийства. Но всё идёт не так, потому что потом, после того, как арестовали другого парня, напыщенного идиота, который фактически сознаётся в преступлении, оказывается, что у студента есть совесть, и он заболевает, потому что перестаёт есть и у него случается нервный срыв.
И пока его лихорадит, в кругу семьи и друзей, отчаянно пытающихся спасти его, заставляя похлебать хотя бы суп в его каморке на чердаке, он кричит, чтобы они оставили его в покое, что это не их дело.
– Я, может быть, очень был бы рад умереть? – спрашивает студент очень естественно, а какой прекрасный вопрос, на который никто не знает ответа!
Но правда (я говорю Епископу) в том, что студент в итоге признаётся, когда уже не находится под подозрением у полиции, и его отправляют в ссылку в Сибирь, тогда как, а сейчас я говорю о нашей Португалии, ужасные преступления совершались нами во имя Веры и Империи, преступления, в которых никогда не было виноватых, ещё меньше виновных, и, простите меня, Ваша Светлость, но Вы прекрасно знаете, о чём я говорю!
– Понятно, – сказал он.
– Тогда, помимо понимания, я соглашусь с Вами, Вы должны были всё записывать, из-за безопасности, потому что мне кажется, и простите меня ещё раз, что у Вашей Светлости вошло в привычку обвинять журналистов за то, что Вы сами говорите, а затем утверждать, что Вас неправильно истолковали!.. Но посмотрите, много чего есть по этому случаю, зацените как-нибудь хвалёный Интернет!
Епископ молчит. Я никогда так не нервничал.
– Четыреста убитых, четыреста за один день, так было в Вилиаму, так?
Да. Я сказал это. И я говорю о четырёхстах в Вилиаму, и о других массовых убийствах, происходивших на право и налево в его мозамбикской епархии, дети, хладнокровно убитые португальскими военными, головой о дерево, как те кошки; насаженные на штыки G3, засунутая в рот четырёхлетней девочке, как бутылочка молока и бум! а Ваша Светлость, по сути, просто отошёл в сторону! Вы всегда больше беспокоились о мальчиках-младенцах, которых царь Ирод приказал солдатам убить две тысячи лет назад, чтобы попытаться уничтожить при рождении Мессию, царя Иудеев, и о бегстве Иосифа и Марии в Египет, чем о младенцах своих прихожан, убитых португальскими солдатами, сейчас!!!
В такие моменты нет слов, я продолжаю, чтобы описать молчание этого «пастыря», который в один прекрасный день, после окончания колониальной войны, благодушно вернулся в эту континентальную задницу, почти в Испанию и… и ничего! В течение многих лет мы слушали его проповеди в блеву, в блеву, извините ещё раз, в проклятом блеву, и о порно фильмах, и о телесериалах, и о пародии на истинную любовь, которую можно увидеть в парках, и прочая болтовня!
И я говорю ему, что, когда он жалуется на отсутствие священнических призваний в Алентежу, на отсутствие истинной религиозности у этого народа, так ему и надо, также потому что он, глубоко внутри, всякий раз, когда когда когда… когда говорил с местными жителями, испытывал этот старый тик, который привёз из Африки! То есть, Епископ обращается к алентежцам, как будто отдаёт приказы чёрным, некоторые заметили это с самого начала, и я не хочу сказать это точно, я ничего не имею против чёрных, но у меня кружится голова, так кружится, я падаю, чёрт, что, что, что, я никогда не чувствовал себя так…