– О господи, – прошептала Дженна.
Фредди установил курсор на строке заголовка и занес палец над кнопкой.
– Давай, жми, – подбодрила его Дженна.
– Я боюсь.
– Хочешь, я нажму?
Фредди кивнул и придвинул к ней ноутбук. Дженна кликнула на ссылку.
– 53 –
Стоял погожий весенний день, чересчур теплый для марта. Джоуи расстегнула пальто и перебралась на солнечную сторону улицы. Она только что вышла с работы и решила пройтись по магазинам, купить наряд на завтра. У нее назначено свидание с Томом Фицуильямом в номере отеля, где они займутся любовью. Может, да, а может, и нет. Джоуи еще не решила. Возможно, она вообще не пойдет. В голове звучала сотня голосов, и каждый твердил свое.
Ураган в голове у Джоуи царил давно, со старших классов. Из-за него она провалила выпускные экзамены, ее исключили из двух школ, ей никак не удавалось хранить верность своему парню, даже когда была по уши влюблена, она не умела поддерживать дружбу и не обзавелась домашним хозяйством. Именно поэтому ее нижнее белье затерто до дыр, банковский счет пуст, а работа – полный отстой. Все элементы ее существования крутятся в голове, словно носки в стиральной машине, перемешиваются, переворачиваются, постоянно показывают себя с разных сторон и никак не стыкуются друг с другом. В десять утра Джоуи осеняет отличная мысль, а в десять тридцать эта мысль кажется идиотской. Говорят, ключ к счастливой жизни – правильные решения. Однако Джоуи не способна принимать решения, потому что видит множество вариантов, и каждый представляется ей по-своему хорошим. Ее зовут провести выходные с людьми, которых она терпеть не может, и она соглашается: ну да, а что такого, вдруг будет нормально? Разумеется, нормально не получается. Джоуи не в состоянии прислушиваться к интуиции и не способна контролировать собственную жизнь.
«Твой злейший враг – ты сама», – с любовью и в то же время удрученно говорила мама.
После маминой смерти, когда последний вздох покинул истерзанное тело, в голове у Джоуи прояснилось. Мысли успокоились, стало тихо, как в стоячем пруду. Джоуи поняла: ей уже двадцать семь, пришло время начать сознательную жизнь. Она вышла за Альфи и уволилась из отеля на Ибице. Джоуи представляла, что вернется в Бристоль и заживет как респектабельная замужняя дама: найдет хорошую работу, снимет квартиру, будет готовить еду и проводить больше времени с отцом и братом, купит абонемент в спортзал, заведет друзей – нормальных надежных друзей, а не вчерашних школьников, неопрятных симпатяг на одну ночь, шляющихся по клубам и глотающих таблетки. Может, даже запишется в книжный клуб, станет регулярно ходить к парикмахеру и маникюрше, купит машину, заведет собаку или двух, приобретет домашние растения, перейдет на здоровое питание, родит ребенка…
А потом Джоуи вернулась домой и поняла, что квартира ей не по карману, а без квартиры нет ни собственноручно приготовленных ужинов, ни заседаний книжного клуба, ни друзей. Она поняла, что не годится для хорошей работы, не готова рожать ребенка, не может себе позволить абонемент в спортзал и машину, а завести надежных, порядочных и верных друзей гораздо труднее, чем кажется на первый взгляд. Постепенно ураган в ее голове вновь набрал силу. И тут появился Том Фицуильям, высокий и красивый, словно маяк, возвышающийся над волнами и водоворотами. С тех пор все мысли Джоуи были лишь о нем; благодаря Тому она не думала о хреновой работе, отсутствии собственного жилья и парализующем страхе сделать шаг к нормальной, размеренной взрослой жизни. Пока Джоуи думала о Томе, о его руках на ее затылке, о его теле, тесно прижатом к ней в укромном уголке «Мелвиллских высот», пока решала, какого цвета выбрать бюстгальтер для завтрашнего свидания, на которое она не факт что пойдет, можно было не думать о ребенке, которого так хочет Альфи, о том, что ей не следовало выходить за этого славного парня, и о том, что однажды – возможно, очень скоро – она разобьет его доброе чистое сердце.
Синий, решила Джоуи, проводя пальцем по жесткому крахмальному кружеву бюстгальтера за четыре фунта девяносто девять пенсов. Синий, сказала она сама себе, кладя бюстгальтер в корзину для покупок. Синий.
– 54 –
В деле замешан учитель из местной школы
Вчера было установлено, что местная школьница Женевьева Харт покончила жизнь самоубийством. Четырнадцатилетняя Женевьева – друзья и родные звали ее Вива – в прошлом апреле была найдена в заброшенной закусочной на Ватерлоо-стрит повешенной на собственных колготках. Вскоре после гибели мисс Харт полиция допросила преподавателя из школы, где училась девочка (имя не разглашается), поскольку в ее дневнике были обнаружены записи, позволяющие сделать вывод о том, что между учителем и ученицей имелась любовная связь. Однако мужчину отпустили через полчаса без предъявления обвинений. Источники, близкие к погибшей, свидетельствуют, что девочка в течение длительного времени была жертвой школьной травли. Также говорят, что мисс Харт не оставила предсмертной записки и перед тем, как свести счеты с жизнью, коротко обстригла волосы.
– Женевьева Харт, – прошептала Дженна.
Так вот в чем дело. В девочке по имени Женевьева Харт.
Дженна моргнула, стараясь прогнать врезавшийся в сознание образ: девочка, повесившаяся на собственных колготках, под качающимися ногами валяются отрезанные волосы. Дженна неосознанно коснулась волос, представляя, каково это – одной рукой держать их, а другой отрезать. Что при этом чувствуешь, какой звук раздается? Нет, такое даже представить невозможно. Немыслимое дело, настоящее варварство.
– Кошмар…
– Да, ужас, – кивнул Фредди. – Но это ведь не о моем отце пишут? Или о нем?
Дженна пробежала глазами статью. Если человеку не предъявили обвинение, это не означает, что он невиновен, просто не нашлось доказательств. Она не стала говорить об этом вслух.
– Вроде не похоже.
– Над ней издевались, – Фредди указал на нужное место в тексте, – наверное, поэтому она и покончила с собой. Так ведь часто бывает: школьников травят, и они решаются на самоубийство.
– Да, бывает, – неопределенно высказалась Дженна.
– Может, это как раз такой случай.
– Возможно. – Но если так, тогда зачем мама Вивы набросилась на мистера Фицуильяма? Почему она не преследовала тех, кто затравил ее дочь? Что такого написала Вива в дневнике, отчего ее мама решила, будто в гибели дочери виноват мистер Фицуильям? Этого уже не узнать. В курсе лишь родные Вивы Харт.
– Давай посмотрим, что еще здесь есть. – Открыв статью с фотографией, Дженна приблизила изображение: симпатичная девочка с длинными темными волосами и большими глазами, добрая, умная, жизнерадостная на вид. Невозможно представить, чтобы такая девочка отправилась в мрачную заброшенную закусочную, отрезала свои роскошные волосы и повесилась на собственных колготках.
В статье упоминали имя ее матери: Сандра; про отца ничего не говорилось. Дженна вбила в поисковик «Сандра Харт», однако в результате получила множество статей про Виву. Тогда она зашла на «Фейсбук» и обнаружила там нескольких женщин по имени Сандра Харт, но все они были либо чересчур молодые, либо слишком пожилые, либо не имели никаких связей с историей Женевьевы Харт. Наконец Дженна открыла страничку Сандры Харт, жившей в Шеффилде и родившейся в пятьдесят седьмом году в Дерби. Страничка оказалась защищена, и Дженна кликнула на единственную доступную ссылку: список друзей.
Всего двадцать два друга. Дженна перебрала всех по порядку и наткнулась на молодую женщину по имени Ребекка Луиза Харт. Ее страничка тоже оказалась защищена, однако личная информация была открыта: она родилась в восемьдесят первом году в Бертоне-на-Тренте и работает системным аналитиком в «Чартер Редвуд файненшиал менеджмент».
– Ну-ка, ну-ка, – сказал Фредди, вглядевшись в экран. – Я ее знаю. Точно, знаю! – Он вытащил из кармана пиджака телефон и принялся листать фотографии – Дженна успела заметить, что на большей части снимков запечатлена симпатичная девочка с каштановыми волосами и в синем форменном пиджаке. – Смотри, – он показал ей фотографию, снятую с дальнего расстояния: на автобусной остановке женщина в черном пальто разговаривала с мамой Дженны. – Взгляни, это она, беседует с твоей мамой.
– Подожди, подожди, – Дженна отвернулась от экрана и прикрыла глаза. – Я… я не понимаю. – Она снова взглянула на снимок, чтобы еще раз убедиться: да, это точно ее мама и та же самая женщина, что и в профиле на «Фейсбуке». – Когда ты их сфоткал?
– Вчера.
– Зачем? – Дженна утомленно потерла виски.
– Потому что мне стало интересно.
– Интересно?
– Да. Твоя мама кажется мне интересной. То, что она разговаривает с людьми на улице, кажется мне интересным.
– То есть… – до Дженны внезапно дошло, – ты фотографируешь мою маму. Ты что, правда ее фотографируешь?
– Нечасто. Я бы сказал, очень редко.
– Она вечно твердит, будто ты следишь за ней из окна, а я отвечаю, что ей мерещится.
– Ну, я действительно за ней следил. Но она делает то же самое! Все время подсматривает за нами. Иногда даже сидит у нас под окнами. По крайней мере, я так не делаю.
Дженна тряхнула головой. Все сразу не осмыслить. Она заставила себя сосредоточиться на изначальной теме, про Бесс.
– Интересно, где живет эта женщина. Какая-то знакомая… Наверняка я ее видела.
– Да уж, такую толстуху трудно не заметить.
Дженна вгляделась в изображение.
– Она не толстая. Смотри, – девочка указала на выпуклость на черном пальто, – она беременная.
Фредди тоже присмотрелся.
– Да, ты права. Ну конечно! – Он щелкнул пальцами. – Я точно знаю, кто она. Это наша соседка, живет через дом. Совсем рядом.
Выйдя от Фредди, Дженна сразу отправилась к Бесс и трясущимися руками нажала кнопку домофона. Ответила мама Бесс.
– Привет, Хизер, это я, Дженна. Бесс дома?