И что тут делать? Отказаться от такой «помощи» не получится. Наоборот, придется делать вид, что всю свою жизнь мечтали именно о таком сотрудничестве.
— Придется вам Ксаверий Станиславович работать на пару с этим господином.
— Мне хотелось бы отказаться от подобной «чести»!
— Не поддерживаю и не разрешаю! Несите и дальше свой крест. Ну а я со своей стороны обещаю вам всяческую поддержку.
А поддержку в любом случае придется оказать. Барон даже знал, каким образом он это сделает. Так как появление на горизонте светила правозащитного (а на деле сутяжного) движения грозило похоронить все лелеемые им планы, Берг решил, что пора пускать в ход «тяжелую артиллерию».
В любом случае закон требует, чтобы при допросе несовершеннолетнего, обязательно присутствовал адвокат. Интересы дела требовали, чтобы этот адвокат был фигурой сравнимого калибра с этим «общественником». Как и предполагалось ранее, на эту роль лучше всего подходил господин Ривкин. Правда, как адвокат, он не имел опыта ведения политических и правозащитных процессов. Но это несущественно. Другим препятствием был размер гонорара, который мог затребовать Соломон Абрамович. Торговаться с ним было бесполезно. Но тут барон готов был зайти весьма далеко. В крайнем случае можно разориться и пустить на это все свои сбережения. В проигрыше он все-равно не будет. Коллеги по службе и высокое начальство сумеют по достоинству оценить такую жертвенность. Стоит ли говорить о том, как они относятся к правозащитникам? И уж если удастся одного из них показательно выкупать в дерьме, то понесенные им затраты обязательно компенсируют из «особых сумм».
«Что еще может заставить уважаемого Соломона Абрамовича отказаться от нашего предложения? Удар по репутации? А ничуть не бывало! Формально, он защищает девочку от нашего произвола, так что общество за это на него не станет обижаться. Наоборот, участие в защите — несомненный плюс для его репутации! Зато Леня Гозман выглядеть будет очень „чудесно“! Правозащитник первой величины открыто сотрудничает с тайной полицией! Надо как-то этот момент подчеркнуть. Наверное стоит к Араму Ашотовичу обратиться. Пусть во время следствия будут присутствовать парочка корреспондентов более-менее консервативных изданий. Обычно мы этого не любим, но тут все будет и в масть, и в цвет! А тут вообще интересно выходит: следователь тайной полиции настроен сколь можно умеренней, зато правдолюб требует крови!»
Последнее соображение даже подняло настроение. Осталось только все толком организовать. Впрочем, времени для этого вагон и если его зря не терять, то все может прекрасно получиться!
Получилось не просто прекрасно, а очень прекрасно! Причем произошло это не так, как ожидал Анатолий Николаевич. Не потребовалось выписывать замысловатые кренделя с целью найти подход к Ривкину. Когда барон вечером посетил Аглицкий клуб, то увидел там не кого-нибудь, а искомого адвоката. И что самое прекрасное, тот сам к нему подошел. Не смотря на то, что ранее их друг другу никто не представлял, они обошлись без принятых в этой среде формальностей. После взаимного представления, они прошли в биллиардную и там, за партией «американки» прекрасно обо всем договорились. И насчет газетных писак не пришлось беспокоить Арама Ашотовича. Ривкин сам об этом позаботился. Причем позаботился оригинальным образом:
— Консерваторы на свете бывают разные. Вы наверняка хотели привлечь к освещению событий православных клерикалов.
— А кого же еще?
— Почему бы нам не привлечь к освещению событий еврейских консерваторов?
— Разве русские… пардон, российские читатели читают их статьи? — Бергу стало интересно, что удумал этот ушлый тип.
— Анатолий Николаевич, если вы этого не знаете, то читают и весьма часто. Возьмите одну из старейших газет, которая всегда называлась «Русский Инвалид». Вы просто по долгу службы обязаны ее выписывать. И посмотрите кто входит в состав редакции этой уважаемой газеты. И где там русские? Фамилию главного редактора помните? Моисей Ортенберг! Везде мы проклятые пролезли! Разве не так? А между тем репутация этой газеты весьма высока, — с веселой иронией ответствовал ему Ривкин.
— Честно говоря, не обращал на это внимание. Хотя… Погодите, и с ТАКИМ названием газету никто не судит?
— Пытались судить. И переименовывать пытались. Вот только среди военных корреспондентов хватало разного рода «пролезших» туда Коганов, Рубиных, Вайнштоков… Если вы не знаете, то стать военным корреспондентом в этом издании нелегко. Помимо таланта журналиста, нужно еще либо пройти «горячую точку», либо иметь награду за беспорочную службу.
— Ей богу не знал. И даже не интересовался.
— А между тем, милейший барон, вы должны понимать, что это не просто газета. Это воинская часть и притом заслуженная. Люди там не только работают, они там служат! — слово «служат» было особо подчеркнуто адвокатом, — в каких случаях воинскую часть переименовывают?
И тут до Берга дошло: Соломон Абрамович затеял что-то грандиозное. Не просто так он упоминает случай с «Русским Инвалидом». Ведь как ни крути, но он прав. Нет в Российской Империи такой традиции: переименовывать воинские части не запятнанные позором. И понятен протест военных корреспондентов: еврей ты там или не еврей, но позор возложенный на полк, ложится равным образом на всех, кто в этом полку служил. Поэтому делать из «Русского Инвалида»[9] российского, значит поливать грязью достойнейших людей. И что тогда выходит? Впрочем, про это позже. Есть более приземленные вопросы:
— Я понял суть вашего замысла. Дальше можете не объяснять. Остается прояснить один очень деликатный момент…
— Вы о деньгах? Не волнуйтесь. Своих денег я не упущу ни в коем случае.
— Смею обратить ваше внимание на то, что родители этих ребят — люди скромного достатка.
— Вот еще что! — фыркнул адвокат, — вы верно плохо думаете про меня. Я вам не Гозман, привыкший жить на стипендию Международного Правового Комитета, да на гонорары богатых клиентов. Я если что, сумею заработать и на неимущих людях, — сделав многозначительную паузу, адвокат закончил весьма оригинально:
— При этом, я не возьму с этих людей ни копейки!
— Вы идеалист? Не знал за вами этой особенности.
— Что вы! Как можно! Даром — дают только за амбаром! А в приличном обществе любой труд достойно оплачивается. Но кое-что святое в душе у меня есть! Именно поэтому я с вами сейчас не просто разговариваю, а ДОГОВАРИВАЮСЬ!
А на следующий день началось! Вряд ли Гозман и его помощники заранее представляли во что это выльется. Видимо они считали, что все пройдет как обычно и проходило: малолетние шовинисты будут строго наказаны под одобрительный рев «прогрессивной общественности». Ривкин своим присутствием на допросах поломал им весь замысел. А ведь он не просто присутствовал. Он не давал этому светилу либеральной мысли ни запутать детей, ни загнать их в ловушку. Не меньше Ривкина, мешали и присутствующие при допросах представители «Русского Инвалида» и «Российского военного обозрения». Прогнать их никто не имел права, ибо они были официально аккредитованы. Естественно, что живое участие приняла в защите «преступников» и Татьяна Сергеевна Алексеева. Ее никто не сюда не направлял. Тем не менее, удалить ее у Гозмана не вышло. За коллегу по журналисткому цеху вступились военные корреспонденты. Но это еще были цветочки. Ягодки произросли на Невском проспекте. В один прекрасный день, состоялось шествие ветеранов Дикой дивизии. Это уже было совсем серьезно. Дикая дивизия считалась элитным соединением, так же как и во Франции Иностранный Легион. Ее бойцы принимали участие во всех миротворческих миссиях за пределами Российской Империи. Несколько сотен ветеранов прошлись по Невскому до Дворцовой площади, неся эмблемы частей своего славного соединения, государственные флаги и плакат с надписью: «Для врагов мы были РУССКИМИ!» Кто-то пришел на шествие, будучи одетым в форму своего полка. Другие были одеты в строгие костюмы. И у половины пришедших на груди был либо «Орел», либо «Джигит». Дойдя до Дворцовой площади, они вручили вышедшему к ним дворцовому коменданту верноподаннейшую петицию на имя Государя.
— Вы хоть понимаете, что вы натворили? — орал взбешенный «общественник», — еще немного и эта тупая военщина совсем распояшется!
— Вы Леонид Саулович умерили бы свой пыл, — пытался урезонить разошедшегося ни на шутку «общественного контролера» капитан-лейтенант запаса Вайншток, корреспондент «Обозрения».
— Это вы напрягите свои тупые военные мозги! Сегодня вы потакаете тупому быдлу, а завтра оно вспомнит не ваши побрякушки, а каких вы кровей!
Было видно, каких трудов стоило Вайнштоку, в прошлом блестящему минному офицеру эскадренного тральщика, отличившегося к тому же при разминировании территориальных вод в Эритрее, сдержаться и не ответить на хамский выкрик.
— Я считаю, Леонид Саулович, что вы должны вести себя прилично, — вмешалась в разговор Татьяна Сергеевна, — а еще я думаю, что лучше бы вам снять свои претензии к этим детям.
От дальнейшей ругани Гозман удержался лишь потому, что понял: еще немного и его начнут бить все присутствующие в этом кабинете. Включая женщин и детей.[10]
Глава 8. Сон Ирины Павловны
Про такую штуку как домашний арест, я слышала в своей прошлой жизни, но что это такое на самом деле, даже не подозревала. Да и с чего бы мне было этим интересоваться, если у меня никогда не было приводов в милицию. Зато здесь, меня дважды в течении четырех лет задерживала не просто полиция, а полицейский спецназ! Удостоилась однако старая небывалой чести! И не просто задерживалась, а еще и под следствием пребываю.
А домашний арест который на всех нас наложен, означает лишь то, что мы не имеем права взять и уехать в другой город. Вроде бы и ничего, но вот про спорт и танцы пришлось пока забыть. Сразу после школы хожу на допрос. А там, пока на все вопросы ответишь, день как-то незаметно заканчивается и я иду домой ужинать, делать уроки и торчу с матерью на кухне. Можно было бы и в Сети посидеть, вот только нужно и Василису Егоровну пожалеть. Она бедная, в последнее время вся на нервах. Вот чтобы она лишнего себе в голову не брала, я занимаюсь вместе с ней стряпней и болтаю о ра