му успеху родителей.
В общем, убедил меня отец Кирилл. Но переписывать мне ничего не пришлось. Вместо меня Никита Сергеевич планировал привлечь целую группу сценаристов, которые и раньше писали сценарии для детских фильмов.
— Не обижайся, но писательница из тебя такова, что отворотясь на твое «творчество» не налюбуешься. У меня сложилось впечатление, что ты где-то припрятала целую толпу литературно-музыкальных негров и нещадно эксплуатируешь их.
— Ага, в тайной темнице и в кандалах!
— Наверное ты их плохо кормишь. Приходится их работу до ума доводить, — не удержался от шутки Нахалков, — ну а если серьезно, то тебе этого не вытянуть. Ни в одиночку, ни с неграми.
А потом была поездка на фестиваль с нашими ребятами и девчатами. К моему удивлению, к нам присоединился и Нахалков. Как ни странно, но ему все у нас понравилось. Сами состязания он с удовольствием посмотрел, но наиболее шокирующее впечатление и не на него одного, произвело то, как мы поддерживали порядок на трибунах. Я никогда не считала чем то дурным, если человек перенимает что то хорошее. Пусть даже объект для подражания является одиозной личностью. В свое время, известный в нашем мире венский художник, объяснял своим последователям, что умение организации поддерживать образцовый порядок на своих мероприятиях без помощи полиции — одна из лучших форм агитации. Когда я озвучила эту идею на Общем Круге, никто из наших не возражал. Москвичи, как принимающая сторона, тоже не возражали против этого. Ими руководило не только понимание пользы, но и традиционное для них желание превзойти во всем Питер. Делу это не вредило, скорее наоборот. Именно от москвичей и поступило дельное предложение о том, как нужно поддерживать порядок на трибунах. Если вы думаете, что к разбуянившимся зрителям сразу неслись суровые резкие парни, то вы ошиблись. Такие конечно у нас были на всякий случай наготове, но они были не на виду. Мы сделали ставку на бесконфликтное решение проблем. У нас хватало малолетних любителей спорта, которым еще рано было участвовать в состязаниях. Именно они, подходили к тем, кто мусорил на трибунах и протягивая им пакет для мусора, просили убрать за собой. И это всего одна из методик их работы. Тут на нужный нам результат работало много чего: малый возраст волонтеров, лет пяти-шести, эмблема фестиваля на футболках и слухи о неизбежной каре ослушникам, со стороны людей которые в отличии от полиции не связаны в своих действиях глупыми формальностями. Эти меры или просто другой настрой зрителей, но правил приличия никто не нарушал. Народ был настроен скорее благодушно и болел искренне, но без безобразных выходок. В общем, московской полиции работы совсем не нашлось и привлеченные властями полицейские просто побыли зрителями. Но не только полиция и команды болельщиков заполняли зрительские трибуны. Хватало и обычных зрителей, пришедших отдохнуть и развлечься. Состязание, музыка, танцы… Разве нет на что посмотреть? А посмотреть действительно было на что. В этом году и спортивных команд приехало больше, и танцевальных коллективов прибавилось. Я с девчонками теперь не просто заполняла спортивные паузы, но и состязалась в мастерстве с танцорами из других городов. А когда состязания закончились, все увидели необычное завершение фестиваля. Как и в моем мире когда-то, под звуки прощальной трогательной песни, в небо взмыл ставший нашим символом улыбчивый медвежонок. Реакция зрителей поразила даже меня. Кто-то улыбался и махал улетающему медвежонку рукой. Другие плакали, третьи начали подпевать… А большинство присутствующих просто стояли и провожали взглядом тающий в небе наш символ.
А потом начался кошмар. И устроил его никто иной как Нахалков. Он оказывается в Москву на фестиваль поехал не просто так, а с тайным умыслом: отобрать среди участников фестиваля исполнителей детских ролей. Отобрать предстояло дюжину мальчишек и столько же девчонок. Притом не абы каких, а подходящего возраста: тринадцати — четырнадцати лет. Помимо возраста, огромное значение имел еще один критерий: проходили те кандидаты, в которых Нахалков обнаружил проявленные во время состязаний незаурядные волевые качества.
— Раз используем в съемках непрофессионалов, а дети по определению ими не являются, значит им придется играть самих себя.
— А внешность, обаяние?
— Не переживай, я занес в список достаточно более-менее подходящих кандидатур. Так что конкурс будет.
Этот конкурс провели не сходя с места. Опять таки, главным инструментом определения подходящих на роли детей космонавтов, был произвол режиссера. Побеседовав с каждым кандидатом лично, он сделал свой окончательный выбор. С этого момента кошмар и начался. Отобранные дети были из разных городов страны. Чтобы они смогли участвовать в съемках, недостаточно было их согласия. Требовалось еще согласие родителей и Департамента СС. Пришлось связываться с родителями каждого ребенка, объяснять им суть дела и условия найма. Думаете легко было их уговорить? Особенно родителей девочек. Наслышанные о нравах столичной богемы, они не очень горели желанием соглашаться отдавать своих кровинушек в логово разврата и непотребств. Клятвенные уверения Нахалкова на них совсем не действовали. Как ни странно, наиболее действенными оказались мои уверения в том, что мои «мироновцы» проследят за тем, чтобы наивных девочек ни одна тварь не посмела тронуть. Вот этому верили больше, ибо наши мальчики в их представлении являлись порядочными и воспитанными людьми. А что? Алкоголь и наркота у нас не в ходу, обижать мы никого не обижаем, а если кто-то что-то не понимает, то рожу непонятливому начистят в лучшем виде. Правда до последнего вряд ли дойдет, ибо связываться с толпой наших мордобойцев вряд ли кто из педофилов горит желанием.
Не меньше крови у нас выпил и Департамент СС. Хотя я и держала зуб на работников Социальной Службы, но тут вынуждена была признать — сейчас они действительно стояли на страже интересов детей. И каким своевременным оказалось заключенное с адвокатской фирмой соглашение! Без помощи этих опытных крючкотворов, мы бы никогда не сумели подготовить те бумаги, что требовали с нас эсэсовцы. Во-первых они потребовали заключенные по всей форме договора о найме. Вторым их требованием было обеспечить детям условия для комфортного и безопасного проживания. Словам и обещаниям они не верили и нам пришлось срочно заключать договор с одной из гостиничных фирм. Кроме того они напомнили нам, что близится учебный год и иногородним детям нужно где то учиться. Боже мой! Думаете так просто было подобрать учительский коллектив? Людей с улицы эсэсовцам не предъявишь. Только тех, кто имеет патент на частную преподавательскую деятельность и отличные рекомендации. Заодно пришлось решать вопрос с помещениями для занятий и закупкой нужных учебных пособий. Все это нам обошлось в весьма кругленькую сумму. А платить кому? Нахалков уже достаточно обнищал для того, чтобы к нему не приставали с вопросом о деньгах. Пришлось мне с Татьяной Сергеевной остаток гонораров за изданного «Тарзана» вкладывать в это дело.
Решение одной проблемы порождало другую. У получившейся в результате частной школы-интерната, должно было быть свое юридическое лицо и попечительский совет «из достойных граждан». С регистрацией «фирмы» адвокаты справились быстро. Но вы понимаете, кого они вписали в члены попечительского совета?
— Маша, я не понимаю вашего возмущения, — Ривкин старался быть убедительным, — попечительство это конечно хлопотное занятие, тут ничего не поделаешь. Зато оно превращает вас в весьма респектабельную даму.
— Которая сама еще школу не окончила.
— Одно другому не мешает. Как показал отборочный конкурс, родители вам доверяют больше, чем взрослым и известным людям. И доверяют вам самое дорогое, что у них есть — детей. Для общества это показатель! Кстати, было бы странным, если бы юная учредительница не стала сама учиться в организованной ей школе.
С этим не согласиться было трудно. В конце-концов мне тоже нужно получать аттестат зрелости. Вот только Соломон Абрамович, когда принес мне мой экземпляр учредительных документов подложил мне еще одну «свинью»:
— Объясните мне, как это стоит понимать? — я ткнула пальцем в официальное уже название нашей школы, — я вроде бы еще не померла и памятники мне ставить рановато.
— А чем вам не нравится это название? «Школа-интернат для энергичных детей имени Марии Мироновой». По-моему звучит неплохо.
— А по-моему бредово. Вы хоть представить себе можете, как это будет выглядеть со стороны? Ученица, имеющая полное право вызвать директора школы на ковер, учится в школе своего имени! Королева в восхищении!
— Могу вас успокоить тем, что менять тут что-либо уже поздно. Документы подписаны и изменить в них хоть одну букву — лишняя трата денег и времени.
Тут он был прав, особенно насчет денег. Вы думаете, что эсэсовцы просто так озаботились правами и интересами детей? Да плевать им на нас было. Просто они жили и жили неплохо, со штрафов за нарушение прав детей и откатов, стыдливо названных «поощрительным сбором». Последний им официально шел в карман. Вот еще одна особенность здешней России. Получение взяток должностными лицами тут преследуется только в одном случае: если взятка официально не оформлена и с нее не уплачены налоги. И как вы думаете, сколько поимели эсэсовцы поставив разрешительную подпись на всех документах? Тридцать процентов наших затрат ушло на «поощрительный сбор»! Гады! Сталинской «тройки» на всех вас не хватает! Мы ведь с Татьяной Сергеевной остаемся практически без средств и вся наша надежда теперь на то, что реклама фильма принесет нам необходимые средства.
Но мало было на нашу голову бюрократов, так еще Нахалков учудил. Планировалось набрать две дюжины детей. Мы их набрали. И вот когда я готовилась утереть с лица свой трудовой пот, он приводит двадцать пятую по счету соплюшку!
— Знакомьтесь Маша! Это чудо у нас зовут Василиса. И играть она будет роль младшей дочери капитана.
Приведенному режиссером «чуду» было пять лет и была она москвичкой. В принципе, я ее уже знала. На фестивале она постоянно попадалась мне на глаза. Да и трудно было не обратить внимание на рыжеволосую волонтерку, за которой как привязанные постоянно следовали кошки. Целых пять штук.