— Поначалу, — начинает он, глазами выискивая место для книги, что у него в руке, — когда со мной связался Игорь, спустя столько-то лет, я не поверил своим ушам. Предоставить целиком весь свой дом, отпустив при этом всю охрану и домработницу, отключив камеры и систему безопасности, — такое мне и в голову не могло прийти, — коротко усмехается он себе под нос. А я, взяв в руки занимательный томик по философии, внимательно слушаю, то и дело поглядывая на старика. — У меня, конечно, бывали случаи, что арендуют спальни с роскошным видом на сад, порой даже целый этаж, а-то и два, но чтобы весь дом в полное распоряжение — никогда. Да и все посетители передвигались по дому… разумеется, кроме спален, исключительно под присмотром охраны, что зорко и неотступно следит за каждым их перемещением, сидя в комнате видеонаблюдения и глядя в мониторы. — Он, повернув голову, бросает хитроватый взгляд на меня. Я застенчиво роняю взгляд на раскрытую в моих ладонях книгу — должно быть, в этот самый момент он подумал, чем таким мы с Игорем занимались в его доме при отключенных камерах и в отсутствие охраны, — потом снова смотрю на Николая. Тот уже поставил издание на полку и направляется к креслу возле уже упомянутого стола. Жестом приглашает и меня в соседнее кресло. — Но смею вас уведомить, Игорь был чересчур настойчив. Особенно когда преподнес мне поистине бесценный подарок: старинный патефон — раритетная модель начала двадцатого века. Говорит, приобрел на аукционе специально для меня, чтобы уважить старика, то бишь меня, да наладить, так сказать, утраченную связь после столь долгих лет молчания. Так что я был впечатлен, — довольным тоном произносит мужчина, потягивая свою седую бородку.
Так вот что Игорь приобрел на том закрытом аукционе. А я всё гадала, зачем ему этот аукцион сдался. Не похож он на человека, интересующегося старинным раритетом и антиквариатом. А старик, стало быть, интересуется. Тут же в памяти вырисовывается ретро-комната с его раритетным содержимым. Музыкальный проигрыватель, стоящий в углу. Думаю, тот самый — подарок Игоря.
— Да и не мог я отказать внуку своих друзей, — продолжает он чуть погодя. — Пришлось согласиться, о чем ничуть не жалею. Потому как рад, что его избранницей стали вы, девушка начитанная и интеллигентная.
— Боюсь, вы ошибаетесь на счет интеллигентности, — присаживаюсь я на краешек мягкого сиденья.
— Отнюдь. Вы же воспитанны? Порядочны? Умны? Цените культуру, так?
Я неуверенно киваю:
— Скорее да, чем нет.
— Ну, не скромничайте, — мягко просит он. — Я же всё сам прекрасно вижу. Девушка вы хорошая, а у меня нюх на хороших людей. А вы к тому же и разделяете мои интересы. Мы с вами оба страдаем любовью к книгам. В хорошем смысле, естественно, — улыбается мужчина.
Тут раздается глухой стук в дверь, и в комнату входит Надежда.
— Наденька, поставьте поднос на стол, — велит ей Николай. — Кстати, вы сегодня уже закупались продуктами?
— Еще нет, — отвечает та, ставя поднос с двумя чашечками кофе на столик.
— Ну и славно, тогда отправляетесь сейчас. Купите мне заодно щеточку для обуви.
— Я же вам в прошлом месяце покупала, — недоумевает она.
— Старость не радость, Наденька. Старость не радость. Понятия не имею, куда подевалась. Где оставил, ума не приложу, — и смешно всплескивает руками.
— Хорошо, Николай Геннадьевич. Что-нибудь еще?
— Нет, можете ступать.
— Спасибо за кофе, — благодарю я ее. Она застывает в дверях, поднимает взгляд на меня и равнодушно произносит:
— Не за что, — после удаляется.
— Не обращайте внимание. Надежда — женщина с характером, иногда бывает просто невыносимой, но человек она неплохой.
— Верю.
— Пройдемте туда. И захватите поднос, пожалуйста. Руки уже не те, — жалуется он на старость, — боюсь, опрокину невзначай.
— Конечно, я возьму, — и тут же торопливо подхватываю деревянную ношу.
А это случайно не тот же поднос, на котором Игорь приносил мне завтрак в постель? А нет, тот побольше был, вмещал аж два блюда. Но при мысли об этом я невольно вспоминаю то утро. Поцелуй со вкусом шоколада. Ух. Это было волнующе и безумно… ярко.
Покачав головой, отгоняю так не вовремя возникшее наваждение. Надо же, даже мысли о нем заставляют меня гореть…
Мы свернули вправо и оказались перед книжным шкафом. Пока я озиралась по сторонам, перед нами открылась потайная дверь, тоже вся обставленная книгами. Я и не заметила, как он это сделал, куда нажал.
— У вас тут прям как в кино. Загадочные потайные двери. Невидимые кнопки. — Я с восхищением рассматриваю тяжелую, толстую, набитую книгами дверь.
— Как в кино, — усмехнувшись, повторяет Николай и, нащупав в стене кнопку выключателя, щелкает по ней. Лампочка под потолком незамедлительно окрашивается в желтый, разливая по помещению теплый свет. — Кино тоже где-то снимают. Необходимы реальные локации, настоящие жилые дома. Картонными декорациями далеко не уедешь.
— Согласна, — и глазами внимательно обвожу комнату, в которую попала. Небольшая каморка, по периметру вся обставленная книжными стеллажами, на полках которых преимущественно теснятся увесистые старые фолианты с помятыми уголками и потрепанными от времени и многочисленного пользования корешками. Интересно. А потом вдруг до меня доходит. — Постойте, вы же не хотите сказать, что здесь, у вас дома, проходили съемки фильма?
Он заливисто начинает смеяться.
— Нет, что вы. — Он садится в одно из кресел, стоящих напротив друг друга. Сбоку маленький столик. — Во-первых, никто о моих тайных дверях — а их у меня в доме много — не знает. Во-вторых, разве я бы позволил посторонним людям свободно расхаживать по моему дому? Пусть даже если это знаменитые актеры, режиссеры и прочие медийные личности.
— Признаться, удивлена.
— И что же вас удивляет? А вы присаживайтесь, не стойте.
— То, что вы открыли мне, постороннему человеку, свое тайное убежище. — Усаживаюсь напротив, аккуратно ставя поднос на столик.
— Я решил, что вам можно доверять. — Это прозвучало как-то двойственно: вроде как факт, но в то же время как скрытый вопрос.
— Конечно, — решаюсь ответить на всякий случай.
Николай едва заметно кивает своим мыслям, затем, опомнившись, произносит:
— Вы пейте, остынет. — Он указывает на мой кофе и берет свою чашку.
Подношу ароматный напиток к губам.
— Пахнет превосходно. Надя умеет варить кофе, — замечаю я, втягивая носом приятный кофейный запах.
— С кофемашиной особого умения не требуется. Даже я бы справился.
И мы оба, обменявшись взаимными улыбками, попиваем сей прекрасный напиток.
— Николай Геннадьевич, а можно задать вопрос? — неуверенно начинаю я, водя пальцем по краю кружки.
— Конечно, можете спрашивать обо всём, что вас интересует? — Он внимательно смотрит на меня.
— Правда? — Мужчина кивает и я продолжаю: — Ну хорошо. Тогда маленькая просьба.
— Какая же?
— Не могли бы вы обращаться ко мне на «ты»? «Вы» как-то слишком официально. Да и я намного младше вас, даже как-то неудобно… слышать от вас «Вы» в свой адрес.
Старик некоторое время выдерживает паузу, раздумывает, после чего произносит:
— Помнится, в детстве — лет девять-десять мне было в ту пору — ко мне впервые обратились на «Вы». К маленькому мальчику, представляете? Тогда как повсюду звучало английское «you» — местоимение, лишенное конкретики. Не позволяющее делить людей на «ты» и «Вы». А тут русский человек обращается к тебе на «Вы». Вот скажите мне, какова была моя реакция в тот судьбоносный момент?
— Наверно, бурная, — предполагаю я.
— Бурная, — и короткий смешок. — Не то слово. Меня переполняла гордость! Я был так горд собой, что из ушей валилась эта самая гордость. А самое главное, я был безмерно счастлив. Даже удивительно, — качает он головой, словно не веря, что это было с ним. — А вы говорите, неудобно. Забавная вы, нынешняя молодежь. Выкают — радуйся, ведь это элементарный признак уважения.
— Хорошо, можете продолжать мне выкать, — улыбаюсь я. — А вот вы упомянули английский… вы жили в Европе?
— Да. Я родился там. В Англии.
— Да ладно? Вы британец? Я думала, вы русский. Точнее вообще не думала. Я и предположить не могла… говорите вы без акцента.
— Пусть я и родился далеко отсюда, всё же считаю себя русским. Родители были русскими. Переехали в Англию, когда меня еще на свете не было, — сообщает он, смахивая с коричневого жилета маленькую пушинку и поправляя воротничок своими длинными худыми пальцами.
— Надо же. У вас, наверняка, была интересная жизнь.
— Почему была? Она и сейчас кипит своим причудливым замыслом. — Нарочито важный тон в его словах заставляет меня хихикнуть:
— Не сомневаюсь…
Приехала я домой около половины одиннадцатого. Благо мамы нет, и она не замечает моих поздних возвращений, которые в последнее время вошли в привычку.
После нашей долгой и весьма занимательной беседы с Николаем Геннадьевичем, он угостил меня ужином. Ну, готовил, разумеется, не он: нас кормила Надежда. Изысканно и довольно вкусно. Позже вернулись в библиотеку и говорили о книгах, обо мне, снова о нем. Читали. И так я засиделась в гостях дольше положенного, а домой меня подвез личный водитель Николая Геннадьевича. Естественно, я поначалу отказывалась, но впоследствии сдалась и согласилась на предложение старика. У него талант убеждать. Дал мне номер телефона со словами: «Если понадоблюсь, звоните. Или надумаете приехать, дайте мне знать, хорошо? Вдруг я окажусь на тот момент в другом городе. Я в последнее время часто бываю в отъездах: лекции студентам читаю. — Усмехнувшись над своими словами, он продолжил: — Ну, в общем, вы поняли, да? Звоните.»
А сейчас я лежу под одеялом и считаю невидимых зверей на безупречно белоснежном потолке у себя в комнате. Бессонница. А еще в мозг беспорядочно впиваются разного рода мысли — немыслимый хаос, мешающий спать.
Вспоминаю сегодняшний визит во дворец. Я узнала много чего интересного о его владельце исходя из нашего с ним разговора.