Я сильно заболела после бесцельной прогулки в ту ночь, и уже неделю как валяюсь в постели. Попытки мамы уговорить меня поехать в больницу заканчиваются истеричным взрывом и подушкой, летящей в дверь. И как я умудрялась делать это, находясь в полном бессилии? Не понимаю.
Сегодня мне полегчало, но от этого не легче. Воспоминания как по цепочке возвращаются ко мне и заставляют вновь и вновь прокручивать события недельной давности. Они больно ударяют в сердце, с каждым разом всё с большей силой.
Вечер. В дверях появляется мама. Молча садится на диван, потом очень осторожно дотрагивается до моего плеча, боясь вызвать очередной приступ истерии.
— Алекс, милая, как ты себя чувствуешь?
— Не знаю, — честно отвечаю я.
Внутри пустота какая-то. Затишье перед бурей?
— У тебя появляется румянец на щеках — хороший признак, — замечает она, ласково улыбнувшись.
— Пусть не появляется, я не хочу.
Я слышу ее громкий вздох, ощущаю горечь.
— Какая-то ты… отстраненная. Алекс, нужно возвращаться к жизни.
Никак не реагирую на её слова. Тогда она продолжает:
— Не хочешь узнать, как прошли похороны?
Она была там. Без меня.
— Они были три дня назад, — говорю я безжизненным голосом.
— Да, но мы ведь так и не поговорили об этом.
— Не поговорили, — неосознанно вторю я.
— Да и ты страшно болела, — горько вздыхает она. — Не хочешь узнать, как там Игорь?
— Игорь? — встрепенувшись, переспрашиваю я.
— Да, как он, тебе не интересно?
Приподнимаюсь и сажусь в постели, поправляю растрепанные волосы.
— Он… он спрашивал обо мне?
Мама на миг опускает глаза, но этого достаточно, чтобы понять, что… он не спрашивал обо мне, а значит — не хочет меня видеть. Всё еще. Слезы буйно рвутся наружу, но я запрещаю им течь.
Она поднимает сочувственный взгляд и говорит:
— Алекс, он потерял семью. Андрей был его единственным родным человеком, а теперь… у Игоря никого не осталось.
— У него есть я, — возражаю я.
— Да, ты права. У него есть ты. Но ты должна понимать, что боль от потери близкого человека так просто не проходит. К тому же, как я поняла, сестра Игоря перед смертью поручила Андрея ему, чтоб он позаботился о нем.
Если я сейчас открою рот и заговорю, то из глаз рекой хлынут слезы. Не знаю, как они взаимосвязаны, но это так. Поэтому просто беззвучно киваю, больно кусая изнутри слизистую щеки.
— Алекс, он чувствует вину. Он корит себя за то, что не смог уберечь родного племянника, думает, что…
— Я понимаю это, мам, — не выдерживаю я. — Я очень хорошо его понимаю, — делаю судорожный вдох. — Ему больно, он… — еще один прерывистый вдох, — думает, что подвел ее. Свою сестру. Но, мам, я так хочу ему помочь. Я хочу быть рядом с ним, но он не позволяет мне.
У меня дрожат губы и мокнут потихоньку щёки.
— Милая, — она обнимает меня, — всё пройдет, вот увидишь. И у вас с Игорем всё наладится.
— А если нет? Мам, а что, если нет и он бросит меня?
— Ну что ты, он же любит тебя. Знаешь… любовь — это константа, она становится ею, как только находишь родственную душу. А вы с Игорем как раз такие души, и вы нашли друг друга, — говорит она, заглянув в мои глаза. — Да и как он может оставить тебя, такую золотую девочку?
— Мам, эпитет неудачный, — бормочу я, выбравшись из объятий.
— По-моему, в самый раз. — Она мягко улыбается. — По пироженке, а?
Мотаю головой: «Нет».
— Давай, — уговаривает мама, коснувшись моей кисти. — Ты уже несколько дней ничего не ела. Исхудала совсем. Да и Новый год стучится… Я принесу?
Неуверенно открываю рот, но… она уже бежит к двери, и через секунды три звучные каблуки, мчащиеся по ступенькам вниз, доносятся до моих ушей. А меньше, чем через минуту, мы уплетаем мамины фирменные новогодние пирожные…
1 января 2020.
Среда.
Вот и прошел Новый год. Вернее, он наступил и идет. Начиная с сегодняшнего дня. И кстати… с днем рождения меня! Мне исполнилось двадцать.
Когда-то, неделю-две назад — кажется, с тех пор прошла вечность, — я с теплотой, с трепетом в сердце представляла наш с Игорем совместный Новый год. Наш первый Новый год. Я мечтала провести его вдвоем. Только я и он. Нам больше никто и не нужен… Но мои мечты рухнули в один день. Рассыпались и закатились в щель между досок, где обитает непроглядная тьма. Оттуда нет пути назад. Они там и останутся. Обреченные и несбыточные…
Дождь зимний лил весь день,
Стуча, терзая стекла окон.
Сквозь капли непокорных слез,
Силясь что-либо разглядеть,
Я в них смотрела бесконечно долго.
В припухшие глаза вонзались
Лишь серость небесных свод,
Шепча ехидно о печали,
О боли страшной, тонкой грани…
В одеяло завернувшись ватное,
Опять из-под книжного стола,
Откинувшись на мягкие подушки,
Достаю любимый инструмент письма.
Беспощадно клавиши вбиваю,
Рисуя мир из темного стекла,
Превращая боль потери
В вечные, никому ненужные слова.
6 января 2020.
Понедельник.
Сегодня у меня появилась надежда. Я сама придумала ее, безумно желая видеть Игоря. В общем-то, так я и оказалась у него дома. Пришла, открыла дверь своим ключом, но его там не было. Я не знаю, где он. Пробовала звонить — не берет. И ближе к вечеру я ушла оттуда. Забрав все свои вещи. Кроме нескольких книг, они не поместились в мой чемодан.
Сижу на кухне, положив голову на стол. И думаю. Снова и снова… Мне ОН так нужен. Иногда кажется, что… больше, чем я ему.
— Алекс, завтра Рождество. — Мама присаживается рядом. — Что ты хочешь в качестве подарка? Очередную книжку?
— Не хочу, — тихо, подавленным голосом говорю я и с трудом поднимаю голову, голова раскалывается. — Я сегодня ходила к Игорю. Его там нет. Мам, он меня забыл, да?
— Не забыл, дорогая, — ласково отвечает она. — Он в Питере сейчас.
— Откуда ты…
— Я звонила ему.
— Звонила? — Мои глаза снова мокнут. От обиды. — Я тоже, я тоже звонила. Он не взял.
— О, милая, не расстраивайся, — мама заботливо сжимает мою руку.
Ты права, мам, не буду. Мало ли почему не ответил. Вдруг встреча какая-то. Важная.
Тихонько смахиваю слезу.
— Мам, я забрала свои вещи сегодня днем, — сообщаю я с тяжелым сердцем.
— Почему? — удивляется она.
— Не знаю, — пожимаю плечами. — Мне показалось… что это конец. Тогда в квартире.
— Ты по-прежнему так думаешь?
— Я не знаю, что думать, мам.
— Алекс, не спеши с выводами, хорошо? Со смерти Андрея прошло не так много времени. Игорь еще не пришел в себя. Но обязательно придет, и первым делом явится к тебе. Вот увидишь.
— Я надеюсь, что это так, иначе… Мам, я очень сильно его люблю, — тихо говорю я.
— Знаю, милая, знаю. — Она поджимает губы. — Выпьем по чашечке кофе?
Мама встает на носочки и тянется к верхней полке, достает кофейные зерна.
— Кофе? Я и забыла, какой он на вкус. Помню только, как Игорь готовил мне самый восхитительный кофе на свете. — Воспоминания врываются в мысли, выдавая чудесные картинки из прошлого. Я улыбаюсь им ровно до тех пор, пока что-то с грохотом не ударяется об пол. Это стакан. Мама случайно уронила его.
— Всё в порядке, — с волнением сообщает она, — я соберу.
Кто бы собрал мои осколки? С этим стаканом разбились и мои воспоминания, безмерная тоска и боль пришли на их место. Я вернулась в реальность.
Собирая осколки, мама вдруг говорит:
— Забыла тебе сказать, Лера заходила утром. Я сказала ей, что ты вышла прогуляться. Ты бы позвонила ей. Она же волнуется за тебя.
— Позвоню мам, чуть позже.
Мы с ней давно не виделись. Вернее я не хотела никого видеть. Мама рассказала ей всё. Об аварии. Об Игоре. О моем душевном состоянии. О моей болезни. И я в курсе, что Лера беспокоится за меня. Однако я пока не готова говорить с ней. Так же как и с Максом. Мой телефон разрывается от многочисленных входящих звонков, а того самого, заветного звонка — нет.
— Мам, я пойду в кабинет дедушки, ладно? — и не дождавшись ответа, неуклюже спускаюсь со стула, чтобы после исчезнуть в дедовском кабинете.
Вибрация. На телефон приходит очередное сообщение от Леры. И я бы снова отложила их в долгий ящик, не стала бы даже открывать, если бы мое внимание не привлекло содержимое письма — подруга мне прислала ссылку на какой-то сайт.
Неизвестно откуда взявшееся беспокойство обрушивается на меня совершенно неожиданно и не к месту, а сердце замирает в нехорошем предчувствии.
Раскрываю сообщение целиком, пробегаюсь по строчкам: "Тебе нужно на это взглянуть, Алекс". После, затаив дыхание, перехожу по ссылке. Страница загружается мгновенно, и передо мной предстает яркая страница "желтой" газетенки, где ядовито-красными, жирными буквами выведен кричащий заголовок статьи одной прыткой журналистки. "Под кайфом разбился предпоследний из Соколовых", — написано на всю ширину страницы. Чуть ниже слова той же журналистки: "Мой источник сообщил, что 25 числа 2019 года в районе 7–8 часов вечера в страшной аварии погиб не кто иной, как родной племянник известного архитектора страны, завидного и богатого холостяка, Соколова Игоря Константиновича. Андрей, так зовут племянника, находясь в состоянии наркотического опьянения, стал виновником страшной аварии, где пострадали и были госпитализированы в больницу два человека в тяжелом состоянии. А самого Андрея, к нашему глубочайшему огорчению, спасти не удалось…"
Двуличные твари! И… под кайфом? Серьезно? Так и хочется вцепиться в эту змею, что посмела так очернить семью Игоря. Волосы бы повыдирала этой журналистке за откровенно наглую ложь! Не был Андрей под кайфом, и не он вылетел на встречку! Интересно, кто этот источник? Откуда ему всё известно? И почему он бессовестно врет?
"Город, в котором произошла это ужасная трагедия, мой источник по неизвестной причине не стал раскрывать, — продолжаю я читать, — и наши сотрудники также не смогли докопаться до истины. Но это и не удивительно, принимая во внимание предыдущие случаи с правонарушением Андрея Соколова, вождение в нетрезвом виде, бесконечные драки в клубах и барах славного города Санкт-Петербург и последующее за этим скоропостижное закрытие дел, как уголовных, так и административных, наш глубокоуважаемый Игорь Константинович, надо полагать, позаботился о решении подобных вопросов и на сей раз. Ничто нынче не указывает на свидетельство вышеупомянутой аварии…"