Пальцы на конечностях онемели. Я держался из последних сил, борясь с судорогой. Упасть на воду – значит, издать всплеск. Но четверо уже тянулись по возвышению в колонну по одному, пропадали в черном проеме. Последней испарилась Стелла. Но через несколько секунд вернулась, выставила обострившуюся мордашку. Колючие глазки шныряли по пространству. Косая гримаса кривила и без того искаженное злостью лицо. Женщина пропала. Спокойствие, сказал я себе, еще не время. Томительно тянулись секунды. Десять... двадцать... Что-то шоркнуло в далеком проеме, снова появилась женская голова, «облагороженная» черным стволом. Пальцы сводила судорога. Они разжимались. Последнее усилие... Женщина тоже торопилась. Недосуг ей тут было со мной возиться – жажда открытий звала. Она скрипнула зубами и кинулась догонять компанию.
Я разжал пальцы, не в силах выносить эту пытку, и с зычным всплеском ушел под воду...
Такое состояние, словно голову надували насосом. Глаза вот-вот выскочат от боли. Я вынырнул, прижался к стене и, плавно водя руками, еще не зная, что мне делать, поплыл в гущу мрака. Я должен был вернуться ко входу, выбраться из проклятой пещеры, а там уж действовать по ситуации. Но просто не было сил проплыть эти пятнадцать метров. На что я рассчитывал? Очевидно, на то, что произошло: левая рука ушла в пустоту! А через несколько секунд я понял, что наткнулся на коридор, заполненный водой. Вариантов не было: я свернул налево, остро чувствуя, что если не упрусь ногами во что-то твердое, то отправлюсь в вечность раньше, чем планировал. И тут же ударился ногой обо что-то монолитное, едва не свернув большой палец...
Под ногами был твердый пол! Возблагодарив Господа, я сделал передышку, начал ощупывать, куда же меня теперь угораздило попасть. Темнота – хоть глаз выколи. Над головой пустота, потолок где-то выше, вода стоячая, затхлая. От стены до стены метра полтора. Стены скользкие, выщерблены, холодом от них веет...
Сделав несколько шагов, я обнаружил, что иду в горку – вода уже по пояс, по колено, по щиколотку... Зажигалка не срабатывала. Я выбрался на сухое пространство, уперся в стену, сообразив, что попал в поворот. Пошел, осторожно выверяя шаги, прижимаясь к стеночке. Проход извилистый, змеистый – что-то мешало речным водам, точившим в древности этот камень, протекать прямолинейно. Коридор поворачивал направо...
Через несколько шагов в мозгу сработал локатор – не сужается ли проход? Необъяснимое ощущение. Вытянув руку, я убедился, что так и есть – стена приблизилась. Поднял руку – потолок совсем рядом...
Пространство сужалось под конус. Пришлось нагнуться, опуститься на корточки, а потом и вовсе сделалось тоскливо, когда передвигаться пришлось на локтях, да еще без воздуха. Пора было возвращаться, сделать последний заплыв на волю, пока обстоятельства не против, но я упорно карабкался дальше. Почему я вбил себе в голову, что все полости этой странной горы должны смыкаться?
Я не поверил своим глазам, когда увидел впереди рассеянный свет. А когда подполз ближе, различил голоса...
Я выполз из норы и попал в компанию корявых сталагмитов, торчащих из пола, как колючки из ежа. Пространство озарялось тусклым светом, проходящим через трещины в скале. На дне ромбообразного «амфитеатра», к которому я подполз, петляя между выростами, был еще и электрический свет! Блуждали огни фонарей...
– Господи, неужели мы нашли?... – голос Стеллы дрожал от волнения, сбивался на истерические нотки.
– Это золото? – робко вопрошала Рита. – Но почему оно... такое зеленое?
– Сама ты зеленая, – хихикал Мурзин. – Оно лежит здесь пятнадцать лет, это плесень... Слушайте, а кто-нибудь знает, золото окисляется?
– А почему такие маленькие бруски?
– Глупая, это мерные банковские слитки высшей пробы. Максимальный их вес – килограмм. И эти, кстати, килограммовые... Мать честная, один такой слиток – полтора миллиона рублей...
– Не могу поверить... – бормотал Куницын севшим голосом, – это не лажа... Не соврал Голованов... Ай да Валька, царствие ему небесное, ай да сукин сын... Вы только посмотрите, оно разложено, как иконостас! Да этот упырь молился на свое золото! Он сделал из него божничку, когда свихнулся!... Смотрите, как аккуратно разложил – на каждом камне...
– Почему на камнях? – не понял Мурзин.
– Элементарно, Ватсон, – хмыкнула Стелла. – Весной река разливается, уровень воды в пещере поднимается...
Я подтянулся на руках, высунул любопытный нос. Полосатые тени сновали по замкнутой камере. Никому не приходило в голову посмотреть наверх. Сухая пещера, а у стены – прямо под моим носом – несколько отколовшихся в незапамятные времена плит, на которых оно и лежало. Я ощутил толчок под сердце. Аккуратно разложенные прямоугольные бруски с чеканкой. Много брусков... Жаркий пот хлынул со лба; я отпрянул, боясь, что капли пота упадут им на головы. Лежал, уткнувшись подбородком в стылый камень, пытался унять трясучку в груди. Так вот она какая, золотая лихорадка...
– Собираем в два рюкзака... – слышал я подаваемые вибрирующим голосом команды Куницына. – Стелла, да выбрасывай ты всю свою дрянь...
– Почему в два рюкзака? – резонно недоумевал Мурзин.
– Так удобнее...
А потом произошло именно то, чего я боялся. Правда, без убийства. А не то пришлось бы подать голос и устроить им бомбардировку. Возня, кряхтение...
– Все, уходим отсюда, – это, кажется, Мурзин.
Испуганный вскрик – кто-то упал. Завизжала женщина.
– Куницын, ты что делаешь?!
Опять возня, опять кряхтенье.
– Очень жаль, ребята, – отчетливо и звонко произнесла Стелла. – Но это жизнь – выигрывают не все. Просим нас великодушно простить.
– И очень надеемся, что на нашем месте вы поступили бы точно так же, – засмеялся Куницын.
– В чем дело?! – хором завопили Мурзин с Ритой.
Как-то туго они сегодня соображали. Даже младенец способен понять простую истину – два с половиной пуда золота на четверых НЕ ДЕЛЯТСЯ. Стопудово. А ведь один из этих отморозков – к тому же полный кретин, внезапно подумал я. До него не доходит, что счастье продлится недолго. Это сейчас они такие союзники...
Или оба кретины?
Поняв, что их одурачили, неудачливые ринулись в драку (во всяком случае кто-то взбрыкнул). Хлесткие удары, наступила тишина, а потом послышалось скуление.
– Сволочи... – прошептал Мурзин.
– Придется их связать, – рассудительно заметила Стелла. – Не убивать же их, в самом-то деле... Доставай, Сергей, веревку, я видела, у тебя есть...
– Гуманные вы наши... – Мурзин с трудом расплетал разбитые губы. – А потом замуруете вход, да?...
– Посмотрим, – засмеялась Стелла. – Не паникуй раньше времени, дорогой, развяжетесь без нас, гора большая – может, найдете лазейку... Живее, Сережа, живее, неспокойно мне нынче на душе. Вяжи их...
«Чего же я разлегся?! – ужалило под темечко. – Через минуту эти двое уйдут, их путь значительно короче, чем мой!» Я отполз от края, развернулся, подтянув ноги, и, как змея, впилился в узкую нору. Продолжался необыкновенный кросс...
Никто и представить не мог, что все закончится в этой пещере. Я выплыл из норы в «вестибюль», еще не покинул темную зону, как эти двое, отдуваясь, выволокли из проема рюкзаки с «награбленным». Одолели треть пути по возвышению и встали передохнуть. Я чуть не закричал от отчаяния. Не успеть! А если и успею, выберусь на сухое – они меня трижды подстрелят, пока добегу до входа.
Каково же было мое изумление, когда из проема с криками вырвались те двое и набросились на отдыхающих! Та еще жажда жизни – развязались срочным порядком, помогая друг дружке, а эта парочка слишком долго тащила свою ношу, делая перекуры через каждые три метра. Не ожидали нападения – Куницын с рыжей откровенно растерялись, не успели вскинуть оружие, а я чуть не захлебнулся от волнения. Плыл и наблюдал за этим хороводом. Дерущимся было не до меня. Слишком узким оказалось пространство, чтобы разгуляться. Мурзин налетел на Стеллу – она стояла ближе – как раз в тот момент, когда та налаживала ствол, вопя дурным голосом. Выстрелить не успела, схватились, начали бороться, вырывая друг у дружки пистолет. Подробностей я не видел – выстрел ударил по ушам, словно мощная граната. Отпрыгнул с торжествующим воплем Мурзин. Качнулась Стелла, подвернула ногу на ровном месте, плюхнулась в воду со стеклянными глазами...
Но напрасно радовался Мурзин, вторично выстрелить ему не дали. Куницын, не справившись в тесноте с ружьем, бросился, как шакал. Врезал в челюсть – лязгнул упавший пистолет, Мурзин затрясся, словно эпилептик, начал оседать. Но Сергей схватил его за шиворот, развернул, швырнул лицом о каменную плиту. Противный звук треснувшей кости – словно стекло хрустнуло. Не выживают после таких контактов... Рита, вереща от страха, покатилась Куницыну под ноги, но тот был ловок – схватил ее на подлете, сцапал за ворот, встряхнул, собрался выбросить в воду. Но я уже карабкался на возвышение, летел кенгуриными прыжками. Срубил его в полете. Он даже не понял, что произошло, отпустил Риту. Поднимая столбы брызг, мы с Куницыным рухнули в бассейн! Очень мило, я как раз оттуда...
И, лишь уйдя под воду, я вспомнил, что он не умеет плавать. Почти не сопротивлялся, вцепился в меня, бултыхал ногами, пускал пузыри. Запастись кислородом, в отличие от меня, он, конечно, не успел. Я тянул его на дно; он извивался, как угорь, и в один прекрасный миг я увидел перед собой его выпученные от ужаса глаза. Уперся Куницыну в плечи, отжался, вынырнул на поверхность, чтобы хлебнуть воздуха, снова нырнул. Его движения слабели, потом он и вовсе перестал шевелиться, поплыл от меня, расставив конечности, смотря умоляющими глазами. Впервые на его лице появилось человеческое выражение...
Я вынырнул чуть живой.
– Давайте руку, Артем... – Рита помогла мне взобраться на возвышение, я выполз на сухое место, перевернулся лицом к потолку, на котором, откуда ни возьмись, возникли библейские персонажи, ощетинились хоругвями, пошли на меня крестным ходом. Это был предел, дальше некуда. Потолок завертелся, как пропеллер вертолета, я куда-то полетел...