Выслушав ее, я сказал: «Ну что ж, на мой взгляд, связь очевидна. А вы что думаете?»
Ее лицо разгладилось, и она ответила: «Да, все именно так. Мне внушили, что я должна принимать то, что есть, что ничего нельзя изменить и что лучше синица в руках. И вот теперь я думаю: "Сменить работу? Вряд ли я смогу найти что-то получше. Лучше уж, как говорил отец, держаться за то, что есть"».
Тогда я спросил: «А если это изменить? Может, стоит попытаться отбросить эту душащую вас схему?»
«Да, я хочу попробовать», – согласилась она.
Сценарий – это не воспитательная модель, а, скорее, некое предписание, своего рода инструкция, которая давит на нас и сопровождает по жизни. Карла рассказала мне, что даже в личной жизни ей не удавалось завершить отношения с неподходящими мужчинами, пока она не начинала злиться до такой степени, что выходила из себя, впав в ярость. Иначе у нее не получалось. Она слишком застряла на фразе «Ты должна смириться». Это стало ее постоянным напутствием: «Не сворачивай с протоптанной дорожки, иначе окажешься в опасности».
Я, напротив, хочу, чтобы вы сошли с тропы, которую вам навязали, не спросив вашего мнения, и сами выбрали, каким путем хотите идти. Отказались от установки «я уже оказался на этой дорожке, так что по ней и буду идти». Это ваш долг перед собой – использовать, следуя предложенной мною выше метафоре, ткань, которую вам дали родители, общество, школа и многочисленные воспитательные фигуры, чтобы изготовить свое собственное платье, отказавшись от покупки готового, сшитого по стандартным лекалам. Перейти от прет-а-порте к индивидуальному пошиву – по своей мерке, в соответствии со своими вкусами, формами и предпочтениями.
Теперь я попытаюсь объяснить на личном опыте, что вкладываю в понятие воспитательного сценария, которое позволяет объединить и конкретизировать целый ряд ситуаций, избавив их от некоторой неопределенности.
В том, что я стал педагогом – впрочем, это могла быть любая другая профессия, есть веские автобиографические причины. Как я уже упоминал, я происхожу из семьи, поколения которой были крестьянами. Среди множества людей, окружавших меня в детстве, особняком стоит тетя Пина, сестра дедушки со стороны отца.
Она родилась в 1899 г. и стала учительницей, следуя духу того времени: женщина, не вышедшая замуж, могла выбрать лишь такую профессию. Это было своего рода служением.
Она всегда была строгой и аскетичной. Принимая решение заняться педагогикой, я думал именно о ней – единственной в нашем роду, кто посвятил себя этому делу, в то время как другие оставались «привязанными» к земле.
Годы спустя моя уверенность в этом пошатнулась.
Мама иногда рассказывала истории из своей школьной жизни. Она говорила об интересных предметах, которые изучала и в которых добивалась успеха. Я пытался расспрашивать ее о подробностях, но это не всегда удавалось – она была довольно закрытым человеком.
За несколько лет до ее смерти во время обеда я вдруг задал ей непонятно откуда взявшийся в моей голове вопрос: «Чем ты хотела заниматься в жизни?» Ее ответ привел меня в замешательство: «Я хотела быть учительницей».
То есть тетя Пина была совершенно ни при чем. На мой выбор в гораздо большей степени повлияла моя мать. Несмотря на свои причуды, она была чрезвычайно умной женщиной и всю жизнь мечтала дать мне хорошее образование. Она проецировала на меня свои невысказанные желания, а я воспринял их на бессознательном уровне.
Мои размышления о воспитательном сценарии начались именно с этого вопроса, который я случайно задал матери, не имея никакого намерения специально ее расспрашивать.
Каждый из нас это не просто смесь генетики и психологии, но также продукт целого ряда воспитательных воздействий, которые сформировали наш способ существования на бессознательном уровне.
Воспитание осуществляется вне зависимости от степени его осознания. Родители, грозящие непослушным детям отдать их чужой тете, если те не прекратят капризничать, действуют естественно и спонтанно, однако за их поведением стоят установки, которые они приобрели в своем окружении. Каждый из родителей невольно передает детям собственное психологическое и генетическое наследие, имеющее важное, но все же не определяющее значение для их развития. К этому следует добавить влияние мелких повседневных решений. Каждый день родителям приходится делать выбор: дать ребенку пустышку или нет, кормить по требованию или по расписанию, использовать ходунки или позволить ребенку опираться о столик, включить мультики или почитать книгу. Так много вариантов, и каждый из них несет в себе воспитательный смысл, несмотря на то что большинство решений родители принимают, исходя из конкретных обстоятельств, а не руководствуясь педагогическими соображениями.
Представьте, например, ситуацию, когда ребенку ставят нейропсихиатрический диагноз, не соответствующий его реальному состоянию. Это накладывает серьезный отпечаток на его судьбу. Ко мне на прием часто приходят родители с детьми, которым поставили такие диагнозы. Речь о расстройствах, которые обозначаются различными причудливыми аббревиатурами – СДВГ, ОВР, ОКР, а также о различных расстройствах аутистического спектра. Вместе с педагогом Мартой Версильей, работающей с детьми посредством песочной терапии, мы часто не понимаем, откуда взялся тот или иной диагноз. Порой они кажутся нам воплощениями воспитательных сценариев: ты – гиперактивный, ты – оппозиционно-вызывающий, ты – эмоционально неустойчивый, а ты – аутист. Дети входят в эту роль и играют ее, попадая в ловушку навязанного им образа. Эти «ярлыки», как сказал бы психиатр и исследователь детской нейропсихиатрии Микеле Дзаппелла, представляют собой диагностические условности, но не обязательно отражающие реальное положение вещей, жизнь, бытие, рост индивида, который находится в постоянном движении, изменении, развитии. И совершенно не нуждается ни в каких ярлыках – напротив, ему нужно от них освободиться. Предлагая родителям педагогическую программу, я всегда прошу их считать своих детей нормальными, видеть в них обычных мальчиков и девочек, а не навешанные на них ярлыки. В противном случае ребенок сам примет эту роль, стремясь угодить родителям, врачам, учителям… превратив ее в подавляющий воспитательный сценарий. Навешивание диагностических ярлыков стало модным, и мало кто осознает опасность этого процесса.
Сам ярлык становится сценарием.
Истоки этого явления могут лежать еще глубже – иногда родители словно заранее бывают настроены на то, что у них будет ребенок с особенностями. Нам известно, что в процессе взаимодействия между родителями и детьми последние, как правило, склонны поддерживать проективные процессы взрослых. Как будто у ребенка есть потребность создать для своих родителей благоприятную и поддерживающую ситуацию. Возьмем, к примеру, случаи разводов, после которых дети зачастую перебираются в супружескую постель на место отсутствующего супруга. Это большая ошибка, хотя ребенок, кажется, рад оказаться в родительской постели, словно поддерживая их решение. Создается впечатление, что ребенок стремится утешить маму или папу, смягчить горечь расставания. Работает ли это? В действительности ребенок просто заменяет ушедшего супруга. Для него это тяжелейшее эмоциональное бремя. Только ближе к 14‒15 годам подросток начнет пытаться преодолеть такую гиперпривязанность.
Эрик берн и его теория сценариев
Говоря о своей концепции воспитательного сценария, я не могу не отдать должное одной теории.
В психологии существует понятие, близкое по смыслу к воспитательному сценарию: «жизненный сценарий»
из теории трансакционного анализа, предложенный канадским психологом Эриком Берном. Берн принадлежал к кругу психоаналитиков, таких как Карл Роджерс и Абрахам Маслоу, которые в 1950-х гг. отмежевались как от психоанализа, занимавшегося проблемами бессознательного, так и от бихевиоризма, который в противоположность психоанализу занимался изучением процесса стимула-реакции. Трансакционный анализ работает с моделями отношений, которые затем становятся операционными, то есть могут применяться на практике. Берн умер сравнительно молодым, но успел сформулировать теорию, близкую к той, которую мы здесь рассматриваем. «Родители программируют детей, передавая им все, чему научились или чему, как им кажется, они научились»[65]. Нельзя сказать, что в общении между родителями и детьми обязательно присутствует единомыслие. Просто общение между родителями и детьми основано на определенном предположении: родители считают, что знания и установки, которые они передают детям, обязательно должны быть усвоены ребенком, так как принадлежат к важной части жизненного опыта. Берн вводит понятие сценария – программы, которая, подчиняясь этой необходимости, внедряется на бессознательном уровне. Жаль, что у него не было возможности в полной мере развить эту увлекательную идею. В книге «Люди, которые играют в игры: Психология человеческой судьбы» он пишет: «В раннем детстве каждый решает, как он будет жить и как умрет, и этот план, всегда присутствующий в сознании человека, мы называем сценарием»[66]. В некотором смысле, с психологической точки зрения, из этих слов следует, что у человека есть судьба, своего рода «руководство по эксплуатации», которое он усваивает в раннем возрасте. Это установка, которая не имеет майевтической[67], то есть положительной, ценности. Сценарий принуждает нас к существованию внутри некоторых рамок. В этой теории все происходит на бессознательном уровне психики индивида.
Воспитательный сценарий
Воспитательный сценарий – похожий, но все же отличающийся от психологического сценария Берна – представляет собой некую емкость, форму, которая глубоко отпечатывается в каждом из нас в процессе взросления.