Кормилицы: изощренная жестокость
Мою мать через несколько дней после рождения отдали другой женщине – кормилице, чтобы та кормила ее своим молоком. Она родилась в феврале далекого 1926 г., когда отдавать детей кормилицам было обычным делом. Семейное предание гласит, что ее мать, моя бабушка Изолетта, сразу после родов попала в больницу с серьезным заболеванием – видимо, перитонитом – и не могла кормить новорожденную. Сестра моего деда Северино, отца моей матери, в мае 1925 г. родила сына и, поскольку у нее было много молока, смогла кормить обоих детей. Они стали «молочными братьями», как говорили в те времена. В семье помнят и довольно любопытный случай.
Мою мать звали Мария, но только по документам. На самом деле об этом почти никто не знал. Все всегда называли ее Мариуччей. Почему? У ее тети – кормилицы, или молочной матери, – уже была 11-летняя дочь, первенец по имени Мария. Их нужно было как-то различать… Так появилась Мариучча.
Эта маленькая кузина выполняла роль «мамки» – по традиции девочки уже с восьми лет должны были присматривать за всей оравой братьев и сестер: крестьянские семьи, привязанные к земле и полевым работам, пекли детей как пироги. Семейная история продолжается:
Когда Марии пришлось идти окучивать свеклу, мою мать прекратили кормить. Девочке ничего не оставалось, как взять с собой обоих малышей (мою мать и ее молочного брата), которым едва исполнился год: предполагалось, что они составят друг другу компанию и будут играть вместе. Их положили в ящик в поле рядом с муравейником, и вскоре малышей облепили насекомые. Проходивший мимо Северино, увидев эту картину, пришел в ярость и забрал свою дочку, всю в муравьях.
Правдива ли эта история? Кто знает. Крестьянское общество хранило множество семейных тайн и табу, но рассказ, несомненно, звучит правдоподобно для той эпохи.
Эту историю рассказывают как пример щедрости и взаимопомощи. Так оно и есть, но при этом упускается из виду, что ребенок – моя мать – провела период формирования первичной привязанности с тетей по отцовской линии и только потом вернулась к маме. Каким было это возвращение? Что тогда произошло?
В одном я уверен: всю жизнь моя мать и бабушка не прекращали ссориться и враждовать. Я сам был свидетелем этих ссор. То, что в младенчестве маму отняли у бабушки и отдали другой женщине, чтобы та ее выкормила, а затем, когда девочка уже привязалась к кормилице, вернули ее родной матери, создало в семейных отношениях серьезные разрывы, которые так и не удалось заштопать. Ситуация лишь усугубилась, когда мама в четыре года потеряла годовалую сестренку Бьянку. Мама мучительно переживала эту утрату всю жизнь, но питала отвращение к любого рода психотерапии, поэтому страдала молча. Времена тогда были совсем иными. Сегодня мы на многое смотрим другими глазами, уважая прошлое, но понимая, что условия воспитания радикально изменились.
Кормилица в истории человечества – одна из самых характерных фигур в так называемом выращивании детей: женщины, которых «нанимали» кормить чужих младенцев.
Главным требованием было недавно родить собственного ребенка. Наличие домашней кормилицы в аристократических семьях считалось признаком престижа.
Если богатые городские семьи могли позволить себе роскошь содержать деревенских женщин, предоставляя им питание, жилье и жалованье за кормление своих детей, то менее обеспеченные отправляли новорожденных в деревню к кормилицам-крестьянкам[102].
Это две наиболее типичные формы традиции «вскармливания», представляющие собой один из малоизученных феноменов, отнесенных к второстепенным воспитательным практикам. История, в конце концов, строится вокруг полководцев, войн, государственных переворотов, тиранов и революций. Однако сегодня мы знаем, что в формировании личности именно эти первые моменты жизни оставляют след навсегда. И в хорошем смысле, и в плохом.
Писательница Реджина Терруцци так вспоминает о своем детстве, которое пришлось на конец XIX в.:
«Больше я ни разу не видела свою кормилицу. Родители не сдержали обещания отвести меня проститься с ней. Когда я наконец смогла навестить ее сама, оказалось, что она умерла. Невозможность общения с кормилицей, которая испокон веков была важной фигурой в жизни ребенка, всегда заставляла меня чувствовать себя обделенной по сравнению с сестрами, которые часто виделись со своими кормилицами»[103].
Уже в XVIII в. начали раздаваться редкие голоса против института кормилиц, поскольку это явление казалось несовместимым с моралью. С одной стороны,
были матери, которые не могли или не хотели заботиться о собственных детях.
Пьетро Верри, один из отцов итальянского Просвещения, писал в 1787 г., риторически обращаясь к матери:
«Я не должен испытывать благодарность за то, что ты дала мне жизнь. Едва родившись, я был оторван от материнской груди и отдан наемным кормилицам, словно ты гнушалась выполнять этот естественный долг»[104].
С другой стороны,
были кормилицы, которые бросали собственных детей, чтобы выкормить чужих.
Луиджи Пиранделло в новелле «Кормилица» описывает богатую римскую семью: чтобы кормить сына, который отказывался брать материнскую грудь, родители наняли молодую сицилийку, только что ставшую матерью. Писатель мастерски передает душевное состояние кормилицы:
Ей приходилось довольствоваться этими ответами. Неужто из дому ей больше ничего не передавали? Ах, как она теперь жалела, что не научилась писать! Да, уезжая, она предполагала, что разлука будет тяжелой, но не настолько – это была настоящая пытка!
Впрочем, малышу через несколько дней исполнится семь месяцев, а в девять, по воле отца, его нужно отнять от груди. Значит, осталось потерпеть всего два месяца. Нужно только набраться терпения![105]
Оба аспекта института кормилиц – когда матери отдают своего ребенка другой женщине и когда кормилицы оставляют собственных детей, чтобы ухаживать за чужими, – создают ситуацию, последствия которой нам сегодня хорошо известны: возникает двойной дефицит в воспитании и развитии. Как ни посмотри, перед нами две матери, которые так или иначе отказываются от своих детей. Этот отказ считался нормальным: никто не задумывался о том, что в подсознании ребенка поселяется некое чувство сиротства. В сущности, чем такой ребенок отличается от годовалого малыша из сиротского приюта? Разве что присутствием одного постоянного человека, который кормит его и ухаживает за ним. В приютах и этого нет: система рабочих смен не позволяет сформироваться устойчивой привязанности.
В 1980-х гг. группа антропологов под руководством Даниэлы Перко провела исследование[106] в горах Беллуно и в первую очередь в окрестностях города Фельтре, где профессия кормилицы была очень распространена. До 1940-х гг. существовал даже специальный реестр: этих женщин проверяли – что у них со здоровьем, готовы ли они к работе, а затем отправляли в крупные богатые города севера – Милан, Турин, Венецию…
Масштабы этой миграции значительно выросли в период фашизма, когда закрытие традиционных путей за границу привело к росту мужской безработицы. Кроме того, тем, кто не выражал принятия господствующей идеологии явным образом, путем официального членства в партии, было объективно трудно найти работу. По всей видимости, в эти кризисные времена работа кормилицей во многих случаях становилась единственным или основным источником дохода для содержания семьи.
Институт кормилиц представлял собой еще одну форму патриархата, особенно изощренную и одновременно жестокую. Стремясь контролировать женскую репродуктивную силу, патриархат использовал ее под прикрытием заботы о детях, хотя в действительности малышей отнимали у тех, кто и должен был о них заботиться в первую очередь.
История кормилиц, о которой мало кто знает, показывает, как воспитательный процесс освобождения детей от оков, обрекавших малышей на поистине жалкое существование, шел рука об руку с женской эмансипацией. В Италии институт кормилиц прекратил свое существование после Второй мировой войны.
Появление искусственного вскармливания во второй половине XX в. стало поворотным моментом в отказе от этой практики. Несмотря на все недостатки искусственного молока, матери наконец вернули себе контроль над заботой о собственных детях и перестали подвергаться унизительным ограничениям.
Окончательное исчезновение института кормилиц демонстрирует, что общество способно развиваться и двигаться вперед только тогда,
когда методы воспитания соответствуют истинным потребностям новорожденных в росте и правильном развитии,
и тогда, когда приходит осознание, как важно дать новым поколениям все самое лучшее, не прибегая к обходным путям и мнимым упрощениям, за которыми на самом деле скрываются формы принуждения, пусть и изощренные.
Прощайте, ходунки!
Проследить изменения в истории воспитания можно и путем анализа приспособлений для ухода за новорожденными и детьми. В последние десятилетия родители все активнее отвергают – и правильно делают! – устаревшие методы «выращивания» детей, причем делают это с небывалой в прежние века решительностью. Это настоящая революция, которую мы сейчас рассмотрим на примере некоторых конкретных приспособлений, еще сохранившихся в недавней исторической памяти.
• Пеленание
Этот метод заключался в том, что все тело новорожденного, кроме головы, туго заворачивали в полотняные пеленки. Еще Жан-Жак Руссо в своем «Эмиле» осудил такую практику предельно жестко и ясно: