Тревога не давала сосредоточиться на работе. Вечером, вернувшись в барак, я увидела толпу женщин возле койки Решки.
Решка лежала с полузакрытыми глазами, все ее лицо было покрыто ссадинами и синяками, растрепанные волосы разметались по подушке, мутные глаза выражали полное безразличие ко всему на свете. Одежда на ней была разорвана, через прорехи виднелись ожоги, словно кто-то прижигал ей кожу сигаретами.
- Что случилось? - спросила я ее, присев на кровать.
- Они продали меня… - почти беззвучно произнесла Решка. - Продали местным ментам, подъехавшим к воротам зоны вчера ночью. Они били меня и насиловали, потом били и снова насиловали. Их было двенадцать человек. Они трахали меня одновременно вдвоем и даже втроем. Ты знаешь, что такое «вертолет»? А «кузнечик»? А я теперь знаю…
И она закрыла глаза.
Зэчки переглянулись и вопросительно посмотрели на меня… Я стояла, закусив губу, и скрипела сжатыми от бессильной ярости зубами. Ропот возник в толпе, но мгновенно затих, когда я подняла руку, давая понять, что буду говорить.
- То, что творит с нами начальство, это произвол. И если мы не положим этому конец сейчас, то, значит, они будут издеваться над нами и в дальнейшем. С завтрашнего дня отказываемся выходить на работу и объявляем голодовку. Держаться кучками, по одному никуда не отлучаться. На ночь в бараке выставим дежурных.
Несколько дней в столовой не слышно было стука ложек, хотя запах оттуда становился все вкуснее и голодные желудки и без того истощенных женщин урчали и сжимались от отсутствия еды. Шум швейных машин в цеху стих, конвейер женской зоны остановился.
Женщины бродили по бараку, словно привидения, некоторые падали в обморок от истощения, других из-за физической слабости поместили в лазарет. Карцер был переполнен.
В кабинете начальника зоны висела густая пелена табачного дыма. Кум ходил от одной стены к другой, нервно теребя в пальцах давно потухший окурок.
- Черт бы их побрал, так ведь подохнут все. - Он ударил кулаком в стену. - Завтра еще проверка, как назло. Оля, или кто-нибудь там. Королеву ко мне.
Через пятнадцать минут я стояла перед ним с гордым и независимым видом, потому что после пережитого мне уже ничто не было страшно.
- Королева Анжелика. Второй отряд. Статья сто седьмая.
- Так, Королева, я, как ваш непосредственный начальник… - Он повысил голос до крика: - Не могу допустить, чтобы все тут передохли!!!
- Надо будет, так сдохнем все до одной!
- Ладно, иди, - сказал кум уже тихо. - Передай своим, что ужесточения мер больше не будет, из карцера всех выпустим. Пускай выходят на работу.
С победным блеском в глазах я вернулась в барак и сообщила его обитательницам хорошие новости. Но моя борьба была не закончена, я просто обязана была отомстить за Решку.
* * *
Черная «Волга», посигналив, медленно въехала в ворота зоны и остановилась возле кума, ожидавшего гостей с самым что ни на есть подобострастным видом. Из нее вышел пожилой мужчина в генеральской форме в сопровождении двух офицеров и изъявил желание осмотреть территорию зоны.
С удовлетворением он отметил, что в бараках порядок, в столовой чистота и цех работает на полную мощность. В штрафных помещениях ни души, и зона живет спокойной размеренной жизнью.
- Хорошо, Михаил Юрьевич! - произнес генерал-майор, садясь в машину. - Будете у нас в Саранске, не забудьте навестить.
Глава пятая
- Она уже здесь. Впустить?
Услышав за спиной слова своего телохранителя, пожилой худощавый мужчина, не вставая, повернулся в кресле в сторону вошедшего верзилы.
- Да, Кувалда, конечно. Пускай войдет.
Открыв дверь, верзила сделал знак рукой, и в комнату вошла миниатюрная азиатка.
- Моя почтеня, Артем, - сказала она.
- Рад тебя видеть, Чоя, - ответил он и движением бровей дал понять Кувалде, чтобы тот оставил их наедине. - Присаживайся. Есть у меня для тебя кое-что.
- Чоя понимать. Стилет так проста не звать, - с трудом подбирая слова, произнесла Чоя и добавила: - Я слушать. Говори.
- Тяжелые времена наступили, Чоя. Даже таким, как я, старым законникам, не всегда понятны мотивы, которыми руководствуются сегодня некоторые нечистоплотные бизнесмены, возомнившие себя черт знает чем и вдобавок имеющие мощную комитетскую крышу. Но это все, я думаю, тебя мало касается. Буду краток. Мне, как смотрящему за питерским общаком, грозит опасность потерять свое влияние. И что самое противное, виновником этого может стать какой-то фуфел из бывших комсомольцев, сколотивший свое состояние на махинациях с нефтью.
Чувствуя, что начинает нервничать, Стилет вытащил из красивой коробки, стоящей на столе, настоящую гаванскую сигару и, закурив, продолжил:
- Когда он отказался с нами делиться, я спустил это дело на тормозах. Не хотел, признаюсь, лишний раз с комитетчиками связываться. Но в своей безнаказанности он решил двигаться дальше. Теперь этот барыга начал кампанию по перетягиванию на свою сторону братвы с целью посадить собственного смотрящего в Питере. Иными словами, он занес руку на святая святых - общак. А такое простить нельзя.
Стряхнув пепел, Стилет проникновенно посмотрел на кореянку и спросил:
- Ты догадываешься, о ком идет речь и почему я обращаюсь именно к тебе?
- Да, Артем, - вымолвила Чоя.
- Теперь ты понимаешь, кто тебя вытащил из изолятора и зачем?
- Да.
- Ты сможешь мне помочь?
- Думаю, Чоя суметь.
- Ну, вот и славно. А за ценой я не постою.
Стилет встал из-за стола и подошел к Чое.
- Я верю в тебя. У тебя получится, - по-отечески обняв ее, произнес хозяин комнаты, и в его руке, словно на сеансе у Копперфильда, возник объемный рулончик зеленоватого цвета. - Здесь тридцать кусков. Это аванс. Остальное - сама понимаешь.
Попрощавшись поклоном, кореянка покинула апартаменты законника, а затем и его трехэтажный кирпичный особняк в Сестрорецке. Из окна Стилет видел, как эта хрупкая черноволосая женщина исчезла за необъятной спиной Кувалды, который услужливо открыл дверцу ее спортивной изумрудной «Тойоты-Селика». «Мал золотник, да дорог», - подумал Стилет. - «У нее получится».
Оставшись один, он предался воспоминаниям. Перед ним проносились фрагменты его жизни. Вот он на малолетке. Угодил туда в голодные послевоенные годы, за кражу из магазина бутылки с молоком. Вот ему уже девятнадцать - и снова зона. Уже взрослая. И воровал он уже по-взрослому, обнес не одну квартиру немногочисленных в те годы богатеев. Отсидел - вышел. Снова взяли. Снова освободился. Уже в авторитете. Опять зона. Короновали. Небольшой кусочек воли до следующей отсидки. «Как мало было свободы», - думал он. - «Всю жизнь с этапа на этап. И вот уже старость подбирается. А тут еще такое говно творится».
- Кувалда, загляни ко мне! - крикнул Стилет, увидев, что входная дверь в комнату закрыта неплотно.
Перед вором выросла мощная фигура телохранителя.
- Чего там новенького? - спросил у него Стилет.
- Поговаривают, воры сходку готовят. Вроде как по поводу нового смотрящего вопрос решать собираются.
- Что ж, пусть готовят. Порешаем, - твердо ответил законник, а про себя подумал: «Только бы у Чои все получилось».
- Есть и хорошая новость. - Кувалда расплылся в немного глуповатой улыбке. - Завтра вашу сестру выпустят под подписку. Адвокат все устроил.
- А это действительно хорошая новость. Значит, завтра будем праздновать Галину свободу. Чего там адвокат говорит, развалить дело удастся, али как?
- Говорит, что к Новому году развалит окончательно.
- Будем надеяться, что очкарик не зря свой хлеб кушает.
Отдав распоряжение усилить охрану особняка, Стилет отпустил Кувалду. Затем подошел к одной из четырех дверей, находящихся в комнате, где он принимал Чою. За резной дверью была спальня. Чувствуя смертельную усталость, Стилет потянул дверь на себя и отправился спать.
* * *
Белый шестисотый «мерс» и три огромных черных джипа «Навигатор» подъехали к зданию нарсуда Калининского района. Через какое-то время там же припарковался скромный «опель», из которого вылез невысокий мужчина в очочках и направился прямиком к белому «мерседесу». Стекло задней двери шестисотого плавно опустилось, и из салона послышался хрипловатый голос:
- Ну что, уже привезли?
- Думаю, что да, - ответил очкарик.
Не вылезая из «мерса», Стилет набрал на мобильнике номер:
- Пора.
Пока законник убирал мобилу обратно в карман, из джипов выскочили коротко стриженные громилы и, создав небольшое оцепление перед входом в здание суда, застыли в ожидании.
В сопровождении Кувалды Стилет вылез из машины, поручкался с очкариком-адвокатом, и все трое вошли в здание суда. К ним примкнули еще шестеро из тех, что подъехали на джипах и пятью минутами раньше устроили импровизированное оцепление.
А уже через час все они плюс освобожденная под подписку о невыезде баба Галя рассаживались по автомобилям.
- Здравствуй, сестренка. Считай, полгода не виделись, - не скрывая радости, произнес Стилет, внимательно рассматривая бабу Галю.
- Что, Артемка, плохо выгляжу, да? - поинтересовалась освобожденная.
- Конечно, не Мерилин Монро, но в целом ничего. Неделя саун да соляриев, и можно в Голливуд, - ответил он и обнял сестру. - Кстати, в Голливуд можно и прямо сегодня. Точнее, в «Голливудские ночи», что на Невском. Вечером у меня там арендован зал. По случаю твоего выхода.
- Ты - чудо, братец. - И уже далеко не молодая женщина по-детски чмокнула Стилета в щеку. А потом спросила:
- Поговаривают, что у тебя проблемы с «положением»?!
- Есть немного. А тебе откуда известно?
- Тюрьма что земля, тоже слухами полнится.
- Ничего, сестра. Нет таких проблем, которые нельзя решить, - произнес Стилет, протягивая бабе Гале открытую пачку «Парламента», и, явно желая сменить тему разговора, сказал: