Мы с Ю<рием> К<онстантиновичем> очень жалеем, что Вы с Лидией Ивановной не посетите Париж этим летом. Желаю Вам обоим всего-всего наилучшего и прекрасных европейских каникул.
Ваша И. Одоевцева
<На полях:> 19 мая скоропостижно скончался в Мюнхене С.А. Водов. Его хоронят здесь, в Париже, в субботу. Мы даже не сможем быть на его похоронах — не на чем ехать — нет бензина.
Неизвестно, когда уйдет это письмо — у нас всеобщая катастрофическая забастовка.
51
15 октября <19>68 г.
Дорогой Владимир Федрович,
От Вас опять ни слуха ни духа. Скоро буду в Америке, но что предпринять, чтобы увидеться с Вами и Лидией Ивановной.
28 ноября я буду в Нью-Йорке, а с 3 декабря начну свое «турне» по университетам.
Я пробуду в Америке до начала будущего года и даже надеюсь слетать в Канаду.
Маленькая просьба к Вам — у Вас в университетской библиотеке имеется № первый журнала «Новый дом». Вы в свое время прислали Ю.К. Терапиано фотокопию его статьи о Ходасевиче[313].
«Нового дома» здесь разыскать невозможно, а мне для «Берегов Сены» необходима статья о «Верстах» и Марине Цветаевой, помещенная в этом номере[314].
Будьте милый, пришлите мне фотокопию этой статьи, и, если можно, поскорее.
Заранее благодарю Вас и шлю самый сердечный привет Лидии Ивановне и Вам.
Всего, всего наилучшего.
Ваша Ирина Одоевцева
52
«La Pensee Russe» 96, rue du F-rg St. Denis Paris Xе 23 января <19>69 r.
Дорогой Владимир Федрович,
Редакция «Р<усской> мысли» поручила мне попросить Вас написать некролог о В. Дукельском[315] как о музыканте и авторе нескольких книг, в том числе и стихов.
Если можно, не задерживайте и адресуйте прямо Зинаиде Алексеевне Шаховской, нашему редактору[316].
Надеюсь, что Вы приятно слетали в Европу и хорошо отдохнули.
Я, со своей стороны, очень удачно слетала в Америку и Канаду и познакомилась с рядом университетов, где читала лекции и стихи.
Возможно, что прилечу опять в апреле в Америку.
Я очень жалела, что на этот раз не удалось с Вами повидаться.
Сердечный привет Лидии Ивановне и Вам.
Всего, всего наилучшего.
Ваша Ирина Одоевцева
53
28 июня <19>70 г.
Дорогой Владимир Федрович,
Мы действительно не общались вечность, о чем я очень жалела.
Тем более приятно было мне получить Ваше письмо — спасибо.
Статья[317], Вы правы, «не ахти» — Г<еоргий> И<ванов> не был модернистом и сам себя считал «завершителем эпохи», а не новатором. Неверно и что он три раза называет себя в своих стихах. Всего только один раз — «Не Георгием Ивановым»[318], в двух остальных случаях фамилия Иванов, с ударением на ов, взята как самая распространенная, не без издевательства над ней:
Нет ни похода ледяного,
Ни капитана Иванова…[319]
Как Вы, наверное, знаете, Г<еоргий> И<ванов> никогда военным не был.
То же, уже в виде гротеска, и о «брюках Иванова».
Но статья, конечно, написана с «лучшими чувствами», и это для меня ценно.
В моей жизни с тех пор, как мы с Вами перестали «общаться», произошло немало событий, начиная с троекратного посещения Америки и Канады, доставивших мне много радости. А самое последнее — «невероятно до смешного» — приехавший из Москвы композитор Н.В. Богословский[320] сообщил мне в присутствии Зайцева, Шаховской, Прегель, Ю.К. Терапиано и прочих, что «На берегах Невы» передают по московскому радио в отрывках. Он сам слышал два — о Блоке.
Здесь никто верить не хочет в такую «чудовищность». Но, кажется, действительно — факт.
К сожалению, до меня не дошел Ваш Бальмонт[321]. Очень хорошо, что Вы о нем написали. Здесь с «нелегкой руки» Адамовича его стараются «сбросить с корабля современности» и относятся к нему крайне несправедливо, как и к Марине Цветаевой[322].
Меня очень интересует все, что касается Кузмина. Его «Парабол»[323] я не видела никогда.
Не могли ли Вы быть так добры и прислать мне фотокопии их? А также биографические сведения о нем?
О нем в мое время рассказывали столько вздора, в чем он и сам участвовал, создавая легенду о себе.
Действительно ли он старообрядец? И что он вообще делал до 30-летнего возраста?[324] Меня все это очень интересует.
Мне известны только его похороны, больше ничего.
Надеюсь, что у Вас все хорошо, если нового нет. Впрочем, я слышала, что Вы «почитаемы и знамениты», но ведь естественно, иначе и быть не могло. А Лидия Ивановна, что у нее нового?
И как Ваше собачье семейство? Наверное, пополнилось новыми членами? Сердечный привет Лидии Ивановне. Пусть Вам обоим будет хорошо. Дружески Ваша
Ирина Одоевцева
<На полях:> Юрий Константинович шлет Вам привет и охотно пойдет Вам навстречу в смысле «эзотеризма»[325].
54
12 августа <19>70 г.
Дорогой Владимир Федрович,
Спасибо за желание прислать мне Вашу книгу о Кузмине[326]. Буду ждать ее появление с нетерпением.
А насчет того, что Жорж только раз назвал себя в стихах, я абсолютно и 100 % права. Он не только настаивал на том, чтобы его называли Иванов, но еще и непременно Георгий Иванов[327].
К своей фамилии он относился иронически, считая ее «собирательным именем» — всякие там Ивановы-Петровы.
Кстати, дворяне были Ивановы, а разночинцы и мещане — Ивановы — так повелось в дореволюционной России.
«Капитан Иванов»[328] свидетельствует о все том же ироническом отношении к своей фамилии — ведь Жорж никогда капитаном не был. Несмотря на то что он воспитывался в корпусе, он вышел из него глубоко штатским и, благодаря связям, не участвовал в войне — что, конечно, не очень похвально.
Брюки Иванова[329] тоже никак не относятся к нему. Тут «Иванов» взят как самый ни на есть обыкновенный, рядовой обыватель, ставший обладателем фантастических брюк.
Кстати, это стихотворение было написано или, вернее, сочинено с молниеносной быстротой. Жорж подметал пол и вдруг прочитал мне его с начала до конца, без запинки. И тут же объяснил мне, как его следует понимать. Еще о его фамилии — он, в четырнадцать лет начитавшись Вальтер Скотта, в шутку уверял своих товарищей, что его настоящая фамилия — Айвенхо, а не Иванов.
Я забыла Вам ответить о Сергее Рафаловиче. Он умер — если не ошибаюсь — после войны в Париже.
Как же Вы обходитесь с одной только собакой, да еще кусающейся? Я бы на Вашем месте завела бы не меньше четырех.
Желаю Вам и Лидии Ивановне всего, всего хорошего и новых добрых собак.
Ю<рий> К<онстантинович> шлет Вам привет.
Ваша Ирина Одоевцева
55
6 декабря <19>71 г.
Дорогой Владимир Федрович,
А мне казалось, что не я Вам, а Вы мне не ответили на письмо. Но может быть, я ошибаюсь.
Во всяком случае, мне было очень приятно, что Вы вспомнили обо мне. Я очень одобряю Ваше намерение написать о Бальмонте. Он ведь совершенно незаслуженно забыт в эмиграции. Обидно за него. К сожалению, несмотря на то что Бальмонт жил и умер в Париже[330], я видела его только раз в жизни у Мережковских[331]. Лица, которому Бальмонт посвятил стихи, я не знаю, как, впрочем, и большинство из его окружения.
Зато мне известны много историй и анекдотов о нем — если Вам это интересно, с удовольствием расскажу Вам их.
Мне жаль, что Вы ничего не написали о себе, о том, как живете — как и чем. Завели ли Вы новых собак? И что думаете о Солженицыне, особенно об «Августе 14-го»? И не собираетесь ли навестить Париж? К нам ведь приезжают все знаменитости «потриумфировать», — даже Чиннов. А Адамович, тот полетел пожинать лавры в Америку, и жатва по— настоящему великолепна, — застрял надолго[332].
Посылаю Вам силуэт Ахматовой, сделанный Кругликовой[333] еще до революции, — примите его как новогоднее поздравление.
С наилучшими пожеланиями Лидии Ивановне.
Дружески Ваша
Ирина Одоевцева
56
26 февраля <19>72 г.
Дорогой Владимир Федрович,
Не знаю, кто из нас с Вами друг другу не ответил. Если это я, то прошу прощения.
У меня большое горе — умер Адамович[334]. Он был моим самым старым другом — с 20 года — и самым верным. Точнее — моим единственным другом. Последней связью с прошлым.
Для меня это огромная потеря, но и для русской литературы она очень велика. Ему ведь и в России отдавали должное.
Теперь я стала окончательно одинокой. Еще месяц тому назад нас — эмигрантских писателей, успевших стать писателями или поэтами еще в России, было трое — Зайцев[335]