Нет! Вовсе!
Злата встряхнулась, прогоняя бредовые мысли.
Посмотрела на шерстяные ковры ручной работы. Они расплывались под ногами цветным морем. Бросила скептический взгляд на бра из дорогого хрусталя, что напоминали звезды. Эти звезды светили не для нее. Прошла по комнате, мягко проваливаясь в высокий ворс, и легко коснулась шелковых красных штор. Они напоминали океан бессмысленно пролитой крови. Ткань ответила ласково- холодной рябью. Бездушные тряпки и то лучше ее понимает, чем они. Наглецы и предатели. Мужчины.
В мире миллионы людей борются за выживание и живут в картонных коробках, а здесь — шик и блеск, и женщина на блюдечке. Может, и на блюдечке, только каемочка будет очень неприятной и горькой. Злата хмыкнула. Уголок губ потянулся вверх и резко опустился.
Хватит тянуть. Нужно покончить с этим.
Выставив руки вперед, Дэй прочитала заготовленное заклинание.
С пальцев сорвался серебристый дым. Он застлал спальню молоком и устремился к кровати.
Влас приоткрыл глаза и приподнял голову. Густые брови медленно поползли вверх, ноздри раздулись, предчувствуя беду. Поздно, милый.
— Что ты…
— Ничего личного, — прошептала Злата одними губами.
Молоко разделилось на части, и к мужчине потянулись белые нити. Одна впилась в горло и юрко обмотала шею, пряча кадык и яремную впадину. Еще с десяток веревок опутали руки и тело, обездвижив. Остальные связали ноги. Будто паук поймал муху.
Мужчина слабо изворачивался, но уже ничем не мог себе помочь.
— Злата, — захрипел он. — Ты ошибаешься…
— Все может быть, — она присела на кровать и погладила его строгие скулы. Красивый до судорог. До потери пульса. Злата хотела улыбнуться, но на глаза навернулись слезы. Непозволительная роскошь!
Влас процедил сквозь зубы ругательство. Во взгляде читалось настоящее пламя ненависти, а дыхание гасло с каждым вздохом и попыткой вырваться.
— Мне нужно, чтобы ты подписал это, — Злата ткнула ему в лицо бумагу.
Мужчина зарычал и мотнул головой.
Пришлось растопырить пальцы и усилить давление на горло. Из мужских губ вырвался сип, глаза противно закатились.
Закивал.
— Вот и молодец, — Злата непроизвольно коснулась крупного плеча, — Прости, я не хотела делать тебе больно. Просто мне слишком нужно твое богатство. Ты ведь не обидишься?
Влас ничего не ответил, но по глазам стало ясно, что хочет испепелить взглядом. Понял, с кем связался. Но поздно ведь: Злата никогда не отступала от своей цели.
Приподняла его кисть и, направив в нужное место на бумаге, ослабила путы. Влас тут же процарапал подпись и зашелестел:
— Это тебе не сойдет с рук…
Злата всмотрелась в его светло-карие глаза, чтобы впитать в себя их цвет и форму. Больше они не встретятся. Влас слишком запал в душу. Хорошо, что все это элементарно лечится — только к Валентине придется сходить.
— Ты даже не вспомнишь, милый, — хмыкнула Злата и склонилась над ним.
Поцеловала в последний раз: страстно, пылко и рвано. Будто пила остатки памяти. Не его. Своей.
Влас не сопротивлялся. Отвечал, как сумасшедший, кусал губы и ласкал язык неистово и волнующе.
Когда жар стал подниматься и подпирать солнечное сплетение, Злата оторвалась и резко встала. Голова закружилась, отчего пришлось вцепиться в деревянную опору кровати. Пошла прочь, на ходу вкидывая документы в сумочку.
Волосы волной рухнули на плечи. Дэй поймала свое отражение в высоком зеркале изысканного шифоньера. Будь у нее возможность изменить судьбу, она бы это сделала, но…
Жизнь вела ее дальше и заставляла добровольно падать с обрыва в пустоту и забвение.
Злата не хотела смотреть себе в глаза, в которых, будто лава, плескался свет торшеров. Не сейчас. Возможно, в будущем она простит этой женщине напротив, но сейчас цель важнее переживаний.
Ноги сами понесли из комнаты. Каблуки постукивали по паркету, будто секундная стрелка, что отсчитывает время отведенное для жизни.
Тик-так. Начался отсчет. Тик-так. Конец близко. Тик-так, тик-так, тик-так!
Злата коснулась дверной позолоченной ручки, всей душой желая обернуться, чтобы, как клеймо, отпечатать в себе образ Власа.
Нельзя!
Металл обжег холодом кожу, замок щелкнул, и дверь приоткрылась.
Воздух сжался, будто в пустом сосуде заканчивался кислород. Словно насекомое в ловушке — корчится, крутится на спинке, дергает лапками, но… смерть неумолимо близка. И слишком реальна.
Внезапно в плечо ударился слабый сгусток тепла. Он толкнул Злату вперед. и опрокинул ее на стену.
Дэй ошарашено обернулась.
Влас собрал темный дрожащий шар, в той самой руке, что Злата послабила для подписи, и замахнулся. Вот что значит — неосторожность! Вот что значит — эмоции и чувства оставлять дома!
Злата ловко увернулась.
Синяя клякса расплылась на стене прямо возле плеча и погасла остатками отравляющей магии.
— Не может быть!
Дальше все происходило быстро. Реальность комкалась, как лист бумаги, и сжималась, как пружина.
Злата выпустила в эфир новое связующее заклинание. Обездвижила и зачистила память мужчины артефактом, что заранее приготовила подруга — скорее всего, бессмысленно выброшенный шарик памяти, что срабатывал на простых людях или магах слабей по степени. Для сильных одаренных нет долговременных заклятий, только проклятия. Но Злата не пользовалась ими. Не умела, да и слишком мало оставалось сил. И моральных, и физических. На всякий случай закрепила удар новым параличом и увязала покрепче руки Власа невидимыми путами.
Он обмяк, но издали, казалось, губы все еще двигались. Уже не было времени проверять насколько сработал артефакт, да и она все равно так быстро не поймет — сильней он или нет. Рисковать не хотелось, главное — сбежать.
Злата выскочила в коридор и, простучав каблуками по деревянным ступенькам, выпорхнула в ночную прохладу. По плечам покатился жуткий озноб. Срочно! Прямо к Валентине. Это невыносимо столько чувствовать и так пылать!
В отпуск! А лучше на раннюю пенсию!
В их деле и в двадцать пять — ты почти старик. Седые виски и паутинка бесцветных волос на макушке — обычное дело для саана[1]. Хорошо, что эти недостатки элементарно скрывались краской для волос.
[1] Саан — третья полная степень магии. Выше только Ардэй — очень редкая и почти невозможная.
Глава 2. Ставлю все!
Наши дни
Терпкий дым сигарет попадал в легкие и кружил голову. Беспокоил и дурманил. Гул голосов разлетался по залу, путал мысли и, казалось, дрожал в разноцветных лампочках на потолке. Красные ковры тянулись, как змеи, вокруг столов, игровых автоматов и барных стоек.
Бронислав верил в удачу. Да верил так, что в хмельном опьянении не заметил, как стопочка покерных фишек исхудала, съехала и обиженно накренилась.
Половину денег Шилов растерял при неосторожном блефе еще десять раздач назад, а большую часть оставшихся вложил на префлопе[1] в текущую игру. Сильные карты — большие риски! Два короля на руках! С этим не шутят.
Кучки зевак, как тиски, сдавили со всех сторон. Сгущался дух пота, аромат лжи, страсти, разрывающего сердце адреналина и сумасшествия. Дурманящий и едкий запах. Запах зависимости и проклятия сотен тысяч людей, что оставили свои сбережения на этом зеленом поле, греющим локти Бронислава.
— Олл-ин![2] — крякнул старик Зоб, едва увидев выпавшие на стол карты: двойку треф, короля черву и девятку пик. И, скалясь нелепой улыбкой, выдвинул свое богатство в центр стола. Фишки расплылись по поверхности цвета свежей травы. Защелкали секунды, неминуемо приближая финал.
Теперь, чтобы продолжить, Брониславу придется поставить все. Уравнять. Флоп[3] радовал, хотелось засиять от счастья, но червоточинка в виде кривой ухмылки оппонента не давала покоя.
Старик пригладил сухопарыми пальцами пышные бакенбарды цвета выгоревшего хлопка и, окинув хозяйским взглядом присутствующих, остановился на Шилове:
— Что скажешь, Броня?
Съязвить или промолчать? Было что-то сакральное в этом миге: будто воздух накалился и стал искрить. Будто магия заскользила между людьми, щедро просыпая на них необратимость принятых решений.
Шилов потер прилично заросший подбородок и заглянул в уголок карт под ладонью. Кожа неприятно прилипла к пластику и скрипнула под пальцами. Музыка слилась с биением сердца, голову сдавило суматошными сомнительными мыслями.
В руках сэт[4] королей, но оставались еще две улицы[5].
На лбу выступила испарина. Огромный шанс восстановить пошатнувшееся финансовое положение, и мизерный процент на настоящий крах. Незаметно для себя Шилов стер рукавом рубашки пот с лица и уставился на хитрого Зоба. Тот разве что в зубах не ковырялся — такой был спокойный и уверенный в себе.
Запах дыма душил, забирался в ноздри и раздражал слизистую. На глаза наворачивались едкие слезы, а на зубах хрустели крошки эмали. Нервы-нервы… Надо лечить… Или залить коньяком.
Что мог словить старикашка? Три двойки или девятки? Может, у него готовая рука? Тузы? Мысли вертелись в голове, как ужи. Каждая убеждала, что верное решение — коллировать[6]. Флеша[7], стрита[8] нет. Что мерзкая рыбешка пытается показать такой ставкой? Блеф? Не-е-ет… так не сыграть, Зоб — плохой актер, Шилов это понимал. Явно что-то есть, и короли Брони бьют любую комбинацию старика с легкостью. Одним щелчком пальца, как мелкую вошь. Хрясь! И нет ее.
Хотелось сладостно улыбнуться и потянуть затекшие мышцы, но Шилов сдержал эмоции, напустив на лицо привычно-пустой покер-фэйс. Не время радоваться, нужно выдержать еще две улицы и не рассыпаться на кусочки счастья. Но, с другой стороны, в скрытности не было смысла: деньги старик уже поставил, осталось только решиться.
Пан или пропал?
— Трусишь? — поддел Зоб за промедление и царапнул ногтем по рубашке своих карт.
Шилова перекосило от неприязни: никогда не любил этого мерзкого старпера. Хотя он и не намного моложе его, называть себя пожилым язык не поворачивался, а вот этот, с бакенбардами, противный до мандража, настоящий тухлый старикан. Наглый взгляд Зоба вечно ковырял