- Спасибо за помощь в клинике, док.
- Не за что. Они мои должники. Удачи с психотерапевтом. И держи меня в курсе, хорошо? Ты же знаешь, я очень люблю Сэм.
- Знаю. Обязательно.
Я благодарю его и вешаю трубку.
Я думаю, что с психотерапевтом или без него это может занять некоторое время.
Лили сидит на диване и жует хлопья, запуская руку в коробку. Левая рука выглядывает из-под пестрого шарфа, ее перевязи. Банда вот-вот возьмется за Германа, Человека Пушечное ядро, в сериале "Улице Сезам".
- Лили, как только передача закончится, приготовь ванну, хорошо? И обязательно вымой голову. Вчера ты об этом забыла.
- Хорошо.
Она, похоже, ничуть не расстроена, значит, как я предполагаю, стояк не заметила.
Я возвращаюсь к телефону и нажимаю на быстрый набор номера офиса коронера.
- Мириам, привет. Это Патрик Берк. Послушай, прошлый раз я не сказал тебе всей правды. То есть, я вообще не говорил тебе правду - сам не знаю почему. Нет у нее никакого гриппа. И никогда не было. Физически Сэм в полном порядке. Это... что-то другое...
- Ты имеешь в виду что-то вроде нервного срыва?
- Да, наверное, именно так это и называется.
- Боже, мне так жаль, Патрик. С вами все в порядке? Я имею в виду...
- С нами все хорошо, Мириам. Вернее, будет хорошо, как только она с этим справится. Но, боюсь, мне придется попросить дать ей отпуск на некоторое время.
- Безусловно. На все то время, которое ей необходимо. Твоя жена работает как проклятая. Она это заслужила. Можно мне с ней поговорить? Как ты думаешь, это будет нормально?
- Я так не думаю. Она очень ранима в данный момент. Может, через неделю или около того.
- Она у кого-то лечится?
- Да.
Две лжи в течение двадцати минут. Неплохо, Патрик. Я назвал ей имя психотерапевта, чтобы это подтвердить.
- Вот и хорошо. Ну, передай Сэм мои наилучшие пожелания, ладно? От всех нас. И если я могу еще что-то для нее сделать...
- Передам.
И эта ложь уже третья.
Я сижу за чертежным столом и рисую Саманту, сражающуюся с суперзлодеем Торком, пытаясь не дать ей снова стать слишком стройной, и вдруг сознаю, что телевизор выключен, а в ванной течет вода. Вскоре мне слышно, как она там плещется. Она оставила дверь открытой.
- Лили?
- А?
- Закрой дверь. И не забудь вымыть голову!
- Ты мне ее вымоешь?
- Что?
- Ты это сделаешь. Мне мыло попало в глаза.
- Не правда.
- Правда. Сделай это, Патрик.
Она будет там голая.
Я говорю себе, что веду себя глупо. Там моя жена, и я видел ее голой тысячи раз. Возьми себя в руки, Патрик.
- Ладно, уже иду.
Я заканчиваю заштриховывать уродливую рожу Торка, встаю и иду в ванную.
Она сидит в мыльной воде по самые груди, маленькие островки в волнах.
Под водой видны лобковые волосы. Она давно не делала депиляцию, поэтому они плавают, как крошечные темные нити водорослей. Ее левое бедро под водой, но правая нога согнута так, что она может дотянуться до пальцев ног, которые она энергично намыливает. Ей щекотно. Она хихикает. Бедро блестит.
На подбородке у нее маленькая полоска мыла, похожая на пластырь, я вытираю ее пальцем.
- Ты готова?
- Угу.
- Окуни голову.
Она опускает голову в воду и выныривает, отплевываясь и вытирая глаза.
Тем временем я достал с полки шампунь. Наливаю немного в ладонь, разглаживаю обеими руками, опускаюсь на колени рядом с ванной и втираю шампунь в ее гладкие тонкие волосы. Она улыбается мне.
- Не смотри мне в глаза, Патрик.
- Не буду.
И я стараюсь этого не делать. Но я не могу не думать о нашей последней настоящей ночи вместе, которая началась с душа, с того, что я намылил ее волосы шампунем, как делаю это сейчас.
В тот раз я сказал ей: Повернись, я потру спину. Она повернулась. Я мыл спину, попку, грудь, живот. Она подняла руки, и я мыл подмышки, руки, снова спину и снова попку, щель между ягодицами и "киску". Она намылила руку и потянулась ко мне.
Мне нельзя приходить в состояние "боевой готовности".
Лили смотрит на меня такими невинными глазами.
Я включаю воду позади нее. Поворачиваю краны, пока вода не становится нормальной.
- Сейчас ополоснемся. Закрой глаза.
Я стараюсь, чтобы мой голос звучал не слишком хрипло.
Я складываю руки чашечкой, набираю воду из-под крана и поливаю. Набираю и поливаю. Снова и снова, пока ее волосы не становятся чистыми и блестящими. Она встает, поднимает руки и откидывает волосы со лба. Этот жест так похож на жест Сэм, что я на мгновение замираю, но только на мгновение, потому что вижу темную щетину у нее под мышками. Она растет уже три дня. Сэм брила ее каждый день.
Интересно, заметила ли ее Лили?
Пока она вытирается, я иду в ее комнату и беру вчерашнюю футболку, носки и трусики.
Трусики снова испачканы, еще сильнее, чем раньше.
Мне нужно с ней поговорить.
- Папа?
- Пэт? Привет, как дела?
Только моему отцу - Дэниелу Патрику Берку и моей матери позволено называть меня "Пэт".
Я звоню ему редко. Но он воспринимает это нормально. Думаю, он все понимает.
- Я в порядке. А ты?
- Неплохо. Утром немного поиграл в гольф. Никогда не научусь нормально играть в эту чертову игру, но она хоть иногда отрывает мою задницу от дивана. Моим партнером был Билл Кросби. Он спрашивал о тебе, передавал привет.
Билл всегда передает мне привет. Как и мой отец, он школьный учитель на пенсии. Только отец преподавал математику в Талсе, а Билл - историю в Бронксе. Билл немного грубоват.
- Передай ему от меня привет.
- Обязательно.
На другом конце провода повисла пауза, и я услышал щелчок зажигалки. У отца эмфизема легких. Ему вообще нельзя курить, но он считает, что выкуривая полпачки в день, проживет дольше, чем если бы выкуривал две. И бросать пока не хочет.
- Как погода?
- Ну, ты же знаешь, какой климат в Сарасоте. Погода прекрасная. Я уже хочу, чтобы снежные птицы поскорее вернулись домой. В этом проклятом городе нигде не найдешь места для парковки. Вчера я навестил твою мать, а потом решил перекусить. Мне пришлось пройти пять кварталов до заведения "Сельдь на гриле", а потом полчаса ждать, пока освободится столик. Иногда мне кажется, что тут все сбежали из Миннесоты[6].
Вот и наступает неизбежное. Страшный вопрос. Вот почему я так редко звоню.
Но я должен спросить.
- Как мама?
Я слышу, как он с силой затягивается сигаретой.
- Она спросила, кто я такой, Пэт.
Он оставляет это повисеть в воздухе какое-то мгновение. А я застыл от этих слов.
- Иногда она меня узнает, а иногда нет. Я хотел пригласить ее поесть мороженого. Ты же знаешь, как она его любит. Мне сказали, что это типично. Что при болезни Альцгеймера от сладкого отказываются в последнюю очередь. Но она так запуталась, понимаешь? Хотела купить свитер, хотя я сказал ей, что он ей не нужен. Не смогла найти шкаф для одежды. Пошла искать его в ванную.
Отец понял, что жену надо поместить в лечебное учреждение, когда однажды вечером она решила приготовить замороженную пиццу и поставила ее в духовку прямо в коробке.
- В общем, я вытащил ее оттуда, и мы поехали покататься. Я купил ей шоколадное мороженое. Казалось, ей было хорошо, она развлекалась. Она даже потянулась ко мне, улыбнулась и съела немного моего бананового десерта, совсем как маленький ребенок. Она была очень мила. Но, знаешь, она ни разу не спросила ни о тебе, ни о твоем брате. И я не уверен, что она знала, кто я, даже когда я поцеловал ее на прощанье. Даже тогда она выглядела озадаченной.
Он вздыхает, кашляет. Даже после двух лет ему все еще очень тяжело. Он меняет тему разговора.
- От брата есть какие-нибудь вести?
- Нет.
Теперь пауза с моей стороны. Мой брат Эд на два года старше меня - он стал полицейским округа Колумбия после службы в морской пехоте. Он считает, что то, чем я зарабатываю на жизнь, - смешно. А я думаю, что то, чем занимается он, - это почти преступление.
Кроме того, я думаю о Сэм.
- Что-то случилось, сынок?
- Нет, папа. Все в порядке. Я просто немного устал, вот и все.
- А как Сэм?
- Сэм в порядке. Она прилипла к телевизору.
И это правда. Я просто не говорю ему, что она смотрит.
- Передай ей привет, хорошо?
- Конечно, папа. Обязательно передам.
Еще одна пауза с моей стороны. Я представляю себе маму с шоколадным мороженым, как она тянется через стол.
- С тобой точно все в порядке, Пэт?
И я чуть не сказал ему. Чуть не проболтался, потому что я люблю отца и, возможно, он сможет меня успокоить, возможно, скажет, что все будет хорошо и заставит меня поверить ему, как я всегда ему верил, когда был маленьким, а он был таким отцом, к которому всегда можно было обратиться, который понимал, что к детям надо относиться так же, как и к взрослым, - с уважением и с открытым сердцем.
Я хочу сказать ему, что скучаю по ней... скучаю по нам. Потому что мы всегда были очень хорошей парой, не просто любовниками, а лучшими друзьями, которые когда-либо были у каждого из нас, которые говорят друг другу, когда им больно или нужна помощь, и любят рассмешить друг друга какой-нибудь дурацкой шуткой. Мы любим одну и ту же кошку. Уважаем одни и те же книги. Улыбаемся, слушая один и тот же диск Тома Уэйтса[7] в машине. Разделяем глубокое недоверие к политике, юристам и Уолл-Стрит.
Я хочу сказать ему, что чувствую себя брошенным. Как будто часть меня живет в одиночестве.
Но ему хватает и моей матери.
- Я в порядке, папа. Честное слово.
Я не могу понять, верит он мне или нет. Наконец он нарушает молчание.
- Хорошо. Навестите как-нибудь своего старого отца, хорошо? Слишком давно вы у меня были.