Меня начало трясти, но я упрямо молчала и неподвижно стояла, вскинув голову. А руки мужчины переместились на грудь, сжали ее под полотенцем. Потом Макс вдруг резким движением сдернул его под мой испуганный вскрик. Одной рукой обхватил стан, другой сжал горло и втиснул меня в свое тело. Мы стояли перед зеркалом в полный рост. По сравнению с Максом, огромным, как скала, и одетым в черное, мое голое тело казалось совсем маленьким и хупким. Светлая, тонкая кожа как прозрачная. Стало так страшно. Так жалко себя…
— Ну давай! Проси! Умоляй тебя не трогать, — прохрипел мне в ухо.
— Трогай. Давай же. Но знай, что твоей я буду только по праву силы…
Встретившись в зеркале с бешенным взглядом я содрогнулась от ужаса. В нем не было ни капли… Человеческого. Это был взгляд самого настоящего жестокого зверя в человеческом обличье.
— А тогда была по большой и чистой любви? — зарычал он, крепче сжимая на мне руки.
Я разрыдалась от ужаса и отчаяния, оседая в его руках. Максим удержал, не давая упасть на пол.
— Отвечай! — развернул меня к себе.
Встряхнул, впившись пальцами в предплечья. Полные безумной ярости потемневшие глаза горели на бледном, как мел, лице.
— А тогда я тебя любила, — прохныкала я.
— Врешь, дрянь! — и оттолкнул меня.
Не удержав равновесие, я полетела на пол. Ударилась о кафель так сильно, что в глазах потемнело от боли. Завыла, обливаясь слезами у его ног.
— Света, — прохрипел тяжело дыша.
Наклонился ко мне, протянул руки, но я из последних сил отползла. Схватила упавшее полотенце, кое-как им прикрылась. И быть может мне показалось, но во взгляде мужчины на миг мелькнуло отчаяние. Мелькнуло и померкло вновь сменившись безумной яростью.
— Зачем ты так, Максим? Заче-е-ем? За что? — зарыдала я, скрюченными пальцами прижимая к груди мокрую ткань. — Я поверить не могу, что ты такой.
Он выпрямился во весь рост. Навис, как скала, и проревел:
— Это какой? Такой, как вы все?! Разве не такой тебе был нужен, Света?!
— Мне был нужен ты! — заорала я. — Я… Я любила тебя.
— Не смей лгать!
Не знаю как смогла встать на ноги. Голова кружилась, трясло, колени ватные. Бесстрашно скрестившись взглядом с его произнесла:
— Да, это ложь, Максим. Я любила придуманного человека, а не тебя. Тебя настоящего, — я скривилась, — я бы никогда не смогла полюбить.
Изо всех оставшихся сил я сдержалась чтоб не зажмуриться и не втянуть голову в плечи. Знала ведь, он за такое ударит. Да, раньше, в той другой жизни Максим никогда… Но той жизни больше не было.
Он не ударил. Как-то странно неловко качнувшись отступил от меня на шаг. Запустил пальцы в русые пряди на макушке, сжал их, словно хотел выдрать.
— По дому и двору можешь ходить свободно. Попробуешь удрать — сильно пожалеешь, — хрипло проговорил мужчина. — Интернетом тоже можешь пользоваться, но без глупостей. Да и, — криво усмехнулся, — без бабла за тебя никто не впишется, а его у тебя в кармане больше нет ни гроша.
И вышел тихо заперев за собой дверь. Я вцепилась пальцами в умывальник, чтоб не упасть. Закусила губу, сдерживая рвущиеся из груди рыдания. Глупая и наивная часть меня надеялась… На что? На чудесное спасение?
Хорошенько закрепив полотенце на груди, я вернулась в спальню. Там, на туалетном столике материализовался ноутбук. Включила. Зашла в поисковик и вбила «Фрай-компани». Первый же заголовок: «Холдинг «Фрай-компани» объявлен банкротом». Второй, третий, пятый…
— Будь ты проклят, Миша. Будь ты проклят…
Я уронила голову на руки. Этот заплывший жиром мудак развалил бизнес за два года. Именно столько времени прошло с трагической гибели Семена Игнатьевича, его отца. Следующий запрос: «Максим Боев».
Вот он в костюме с иголочки вальяжно развалился в огромном кабинете за столом, вот на каком-то деловом ужине в ресторане, а вот перерезает ленточку у дверей ночного клуба. «Хочу свой потом открыть».
— А этого ты тоже хотел, Макс? — сказала мужчине с ледяными синими глазами, взирающему на меня с экрана ноутбука.
У него везде такой взгляд — холодный, надменный, тяжелый и давящий. С таким подписывают миллионные контракты и разрушают человеческие жизни. Легко. Без Сомнений. Без эмоций.
Глава 8
Одиннадцать лет назад
От того, что отец заставил ехать в больницу к Мише и мириться, было больно и тошно. А еще страшно сталкиваться с тем, кто опоил и едва не изнасиловал, пусть даже случиться это не в машине посреди ночи. Страшно настолько, что хотелось убежать. Желательно к Максу. Вот рядом с ним не страшно ничего.
Однако никуда я не убежала. Ведь разговор — залог отмены домашнего ареста, а Макс пригласил меня завтра на свидание. Мысленно порадовавшись, что дядя Паша останется за дверью палаты, я вскинула голову и вошла в нее. Ни о каком перемирии, конечно, речи не шло. Но пусть только Миша попробует сказать об этом папе. Я тогда… Что именно сделаю «тогда» я оставляла за кадром… Миша стоял у окна и курил. При виде меня быстренько выбросил сигарету и открыл полностью окно.
— Светочка… Как хорошо, что ты пришла.
Вид синяков на его лице напомнил про Макса и от этого я почувствовала себя увереннее.
— Не подходи! — приказала, когда парень сделал пару шагов настречу.
— Све-ет, ну прости меня, — взмолился он, к счастью, остановившись. — Я выпил… А ты такая красивая… Мне крышу снесло. Не хотел напугать. И никогда бы ничего плохого не сделал.
— Подмешать мне что-то в напиток — это «ничего плохого», да?
— В смысле? — он округлил глаза. — Ты о чем вообще?
— Миша, я пью мало и тот вечер исключением не был. А от пары глотков коктейля люди сознание не теряют.
— Господи, Света, — он закрыл глаза ладонью. — Как ты могла допустить, что я на такое способен?
— Нет? — взвилась я. — Не спосособен?
— Опоить дочку Ильи Фрая и попытаться ее изнасиловать? Я что на смертника похож? — уперевшись в меня взглядом, проговорил парень. — Думай головой, Свет. Наркотик элементарно определится в крови даже сейчас. Я наберу медсестру, пусть тебе анализ возьмет, хочешь?
Я опешила. Никак не ожидала… Не могла подумать… Ведь Миша прав. За такое мой отец уничтожит.
— Давай, я звоню, — он взял телефон с тумбочки.
— Не надо.
— Не-ет, давай. Я и так места себе не нахожу, не знаю, как прощения просить за то, что не сдержался… А оказывается, ты думаешь, что я тебя еще и опоил, — в голосе парня была горечь.
— Не надо, я тебе верю, — как же глупо и стыдно будет затевать всю эту возню!
— Правда? — он нахмурился.
— Но это не меняет…
— Ты права, это не меняет моего поступка. Но я все сделаю, чтоб заслужить твое прощение, Света. Ты очень мне дорога.
— Не рассчитывай ни на что, Миша.
— У тебя что… есть кто-то?
— Это тебя не касается. Между нами ничего не было и не будет. Выздоравливай.
С этими словами я покинула палату. Щеки пылали, но чувствовала я себя чуть спокойнее. Конечно Миша не имел права лезть, но хоть вышло это спонтанно, а не запланировано. Поклявшись себе больше никогда не пить, я направилась с дядей Пашей к машине. Теперь оставалось только дождаться папу и надеяться, что он сдержит свое слово.
Пришло сообщение от Макса.
Maks: «Привет, Семицветик! Как дела?»
Svetlana: «Делаю все, чтоб домашний арест отменился. А твои?»
Maks: «Да после ночной проснулся только. Скучаю по тебе. Какие планы на день?».
Руки так и чесались написать, что тоже скучаю, но я напомнила себе, что нельзя слишком явно показывать парню свою заинтересованность и слишком долго с ним переписываться.
Svetlana: «Буду готовиться к экзамену. Рисовать. Хорошего тебе дня)»
Maks: «И тебе!»
Приехав домой я попыталась заниматься. Смотрела в конспект и видела просто собственные каракули, бессмысленный набор слов. Рисовала еще… Но ни один из десятка портретов Макса, скопившихся за эти пару дней, и частично не передавал ни гордого поворота головы, ни бездонной глубины глаз, ни мужественной линии подбородка… Все было не тем.
Миша зарасывал сообщениями и даже набирал, но я не брала трубку и не отвечала. Хватит с него утреннего разговора. Тетя Люба пыталась меня накормить, но кусок не лез в горло.
В конце-концов я так и уснула, в кресле, с альбомом в руках. С его страницы на меня смотрели глаза Макса.
— Во сколько у тебя экзамен? — спросил папа вместо доброго утра, когда я спустилась завтракать.
— В десять, — я села за стол.
Пристально посмотрела в папино лицо. Вроде бы не злой. Скорее сосредоточенный, в мыслях о бизнесе, как и всегда. Тетя Люба поставила передо мной тарелку с овсяной кашей с медом.
— Надеюсь, ты мне вечером «отлично» принесешь? — он с улыбкой щелкнул меня по носу.
— Пап, у меня восемьдесят баллов в модуле, до «отлично» рукой подать, — я погрузила ложку в тарелку с кашей. Поводила, рисуя воронку из меда.
— Пап, я ведь помирилась с Мишей… Значит…
— Я вроде бы слов своих не нарушал и начинать не планирую.
— Тогда я пойду погуляю?
— С кем? — пристально посмотрел мне в глаза.
— С другом, — изо всех сил стараясь не отводить взгляд, ответила я.
— Что за друг?
— Ты его не знаешь, но…
— Уж не Максим ли Боев?
Сердце ушло в пятки. Откуда он знает? Я же удачно вчера все успела…
— Что смотришь, деточка? Думаешь ты самая умная у нас и легко провела дядю Пашу и папку? — он как-то недобро усмехнулся.
В глазах появился незнакомый стальной блеск и на меня словно холодом повеяло.
— Па-ап, — я обхватила себя руками за плечи.
Он глубоко вздохнул.
— Света, забудь о нем, понятно? — сказал, глядя сквозь меня. — Возьми и забудь! Так будет лучше для тебя прежде всего.
— Что? — я обомлела, — Что ты хочешь сказать?
— Михаил описал того, кто его избил…
Воспоминание, как удар молнии. «Пацана того уже ищут». Как я могла забыть об этом? Ка-ак? Ведь это я привела их к нему.