– Ты у меня просто мастер золотые руки! Кстати, о руках, давай умывайся, я тебя кормить буду, время как раз обеденное.
– Ты права, Ириха, самое время, а то я что-то оголодал.
Накрывая на стол, Ирина даже не заметила, как Петр неслышно подошел. Почувствовав его горячие руки у себя на груди, она чуть слышно вздохнула, ощущая, как волна желания поднимается по ее телу.
– Ты же оголодал, за стол садись, – прерывающимся от волнения голосом прошептала она и, уже не в силах бороться с собой, резко обернувшись, впилась губами в его твердый рот.
Сил добраться до постели у них просто не было. Так любить, пылко, страстно, Ирина мечтала всю жизнь. И вот оно свершилось! Петр, ее любимый, единственный на свете мужчина, принадлежащий ей одной, нетерпеливо рыча, срывал с нее одежду, чтобы вкусить ее тело, насладиться им, подарить несказанное счастье ей, Ирине.
Когда, пошатываясь от внезапного головокружения, она села, прислонившись к нему, Петр нежно обнял ее за плечи и долго, невероятно вкусно поцеловал.
– Обед-то у нас уже наверняка остыл, – пробормотала заплетающимся языком Ирина.
– Ну и пусть, так съедим! – вторил ей Петр, так и не поднимаясь с пола.
Ирина никак не могла понять, как, каким образом Петр всегда угадывал ее желания. Вот и сейчас, когда она увидела его входящего во двор, с напряженными от тяжести бугристыми мышцами, влажного от пота, жажда любви охватила ее с такой неукротимой силой, что она едва справлялась с собой. И теперь, когда все так сильно и ярко закончилось, именно такого поцелуя она хотела. Петр, словно ему не более двадцати пяти, упруго вскочил на ноги и, протянув руку, помог подняться Ирине. По его самодовольной улыбке она поняла, что придется идти и надевать на себя что-то другое, от сарафана остались лишь воспоминания. «А вот и не пойду, пусть ему будет стыдно за собственную неаккуратность!» – подумала она и с вызовом посмотрела на улыбающуюся, дочерна загорелую физиономию мужа. Петр неожиданно рассмеялся и вдруг снова крепко обнял Ирину.
– Я тебя люблю! – медленно, подчеркивая каждое слово, сказал он ей прямо в ухо и осторожно поцеловал в мочку, так, что желание с новой силой захлестнуло ее.
Обед все же пришлось разогревать. Хотя теперь он походил больше на ранний ужин. Раньше Ирина даже не догадывалась, что встречаются мужчины с таким необузданным темпераментом, но, выйдя замуж за Петра, она поняла, что вся ее прошлая жизнь – ничто по сравнению с тем, что ей предстоит испытывать всякий раз во время близости с этим неукротимым и в то же время бесконечно нежным мужчиной, ее мужем.
На следующий день Петр действительно прокатил Ирину на катере. Там еще не было внутренней отделки, повсюду торчало какое-то железо, даже кресло у штурвала отсутствовало, но бывший патрульный пограничный катер бодро разрезал волну острым форштевнем и развивал просто немыслимую скорость. Промчавшись по лиману, Петр направил свой кораблик к косе. Подойдя почти вплотную к берегу, он заглушил мотор и, выскочив в прохладную, еще не успевшую согреться воду, на руках перенес Ирину на берег. На косу накатывались пенистые штормовые волны. Ветер завывал. Брызги стояли стеной. Петр прижал к себе Ирину, и они долго смотрели на бушующее море, на мечущихся над волнами чаек. Жизнь для них начиналась сначала, и так будет каждый день. Снова и снова они будут узнавать друг друга, всякий раз влюбляясь заново, и в этом бесконечном повторении сосредоточился весь смысл их существования.
Бронислав позвонил днем, когда Таня даже не ожидала его звонка. Заявил, что скоро приедет, потом так же неожиданно, не дожидаясь ответа, отключился. Действительно, не прошло и получаса, как во дворе остановилась машина. Татьяна, выглянув в окно, увидела его, выходящего из скромного «гольфа». Все же он был очень красив, ее сын. Высокий, подтянутый, он совершенно не был похож на своего отца, и это обстоятельство в очередной раз порадовало Таню.
Щелкнул, открываясь, замок, и сын вошел в квартиру, в которой вырос, провел почти всю жизнь.
– Привет, мать! Чай мне сделай, – прямо с порога заявил сын.
– Может, я приготовлю что-нибудь? – непривычно робко спросила Татьяна.
– Нет! Чай, бутерброды, если есть – сгущенка! – отрезал он.
– Хорошо, сейчас все будет готово! – Таня направилась на кухню, пока Бронислав раздевался в прихожей.
– Слушай, мать, думаю, тебе после этой свистопляски с разводом необходимо поехать отдохнуть, развеяться! – сказал сын, устраиваясь за столом. – Словом, у меня такое предложение: я метнусь по фирмам, посмотрю, что у них есть на ближайшее время, и отправлю тебя куда-нибудь к морю! Как ты на это смотришь?
– Да не хочу я! Зачем это нужно? – возразила Татьяна.
– Ты не спеши, подумай! Здесь тебя ничто не держит. Стресс ты получила серьезный, самое время поправить здоровье и отдохнуть. Ты когда последний раз в море купалась? Забыла? Вот и я тоже забыл.
– Но я не готова, у меня даже ехать не в чем.
– А ты и не завтра уезжаешь. Я сказал – на ближайшее время, но это не значит, что сегодня.
– Все равно я не готова.
– Успеешь подготовиться, если что, я помогу.
– А как ты отнесся к тому, что отец ушел?
– Тебе правду или так, чтобы не обидеть?
– Естественно, правду.
– Знаешь, мать, я знал, что это рано или поздно случится. Пока я жил с вами, он не уходил. Но стоило мне переехать, он сразу же почувствовал себя… нет, не свободным! Как бы это точнее сказать? Словом, с него спала та ответственность, за тебя, за меня, за ту иллюзию семьи, что вы оба так упорно создавали.
– Неправда! У нас была семья, а он ее разрушил.
– Пойми, мать, не было семьи! Единственным связующим звеном здесь был я! Не стало меня – и разом все рухнуло. Разве не так? Если бы я ушел в восемнадцать, то и вы бы разбежались сразу же! Я же прекрасно видел, как тяжело вам обоим было. Теперь вы оба свободны. Это к лучшему.
– Ты что хочешь сказать, что он терпел меня только ради тебя?
– Нет! Он тебя любил, и очень долго любил! Почему вы не смогли понять друг друга, я не знаю. Наверное, потому, что мы все чертовски упрямы. Это, похоже, семейное.
– Ты что, пытаешься оправдать его? После того, как он нас предал?
– Мать, не нужно высоких слов! Он никого не предавал. Я его не оправдываю, но как мужчина прекрасно понимаю. Отлично помню, как он у ног твоих стелился, а ты этого даже не замечала. Я не считаю себя вправе кого-то из вас осуждать или оправдывать. Вы сами выбирали свою жизнь, никто вам не мешал строить ее так, как вам это было нужно. Что уж теперь пилить опилки? Время ушло, назад его не вернуть.
– Ты видишься с ним?
– Не часто, но вижусь. Чаще, правда, созваниваюсь.
– Он спрашивает обо мне?
– Нет. Мы о том, что произошло, вообще не говорим. И тебе тоже стоит забыть все плохое. Если хочешь что-то вспомнить, попробуй вспоминать о том, как вам было хорошо вместе. Все! Я полетел, времени в обрез. Завтра или послезавтра заеду, привезу тебе проспекты, буклеты и прочую рекламку. Пока! – Он отставил недопитый чай и исчез так же внезапно, как и появился.
Заурчал во дворе мотор, и снова навалилась тишина. Татьяна постояла на кухне и вернулась в комнату, где до последнего времени жил ее бывший муж. Теперь еще и сын расстроил ее. Выходит, он уже давно знал, что у них с Андреем неладно в жизни! Только почему она, мать и бывшая жена, узнает об этом последней? Неужели нельзя было просто с ней поговорить, объяснить? Почему Андрей не сказал… Хотя нет, именно об этом он всегда и говорил ей, только она не хотела этого слышать! Действительно, ну куда ему было деваться? Не высокий, не молодой, не красавец, не сказать чтобы богатый. Да только не у дел осталась она. Мама все время твердила о том, что он ей не пара, а вдруг все было наоборот? Мысль страшная, крамольная неожиданно пришла Тане в голову. Вдруг и впрямь она не соответствовала ему, а он, Андрей, тащил на себе семью, старался как-то заручиться благожелательностью ее, Татьяны, да только постоянно натыкался на холодность и равнодушие. Мама утверждала, что его не нужно баловать, она и не баловала, за малейшую провинность отказывала, а он терпел, скрипел зубами, но терпел, проводил ночи без сна и терпел. И выходит, теперь, когда сын начал самостоятельную жизнь, его терпению наступил предел, не потому ли он так легко согласился и безропотно, не скандаля, собрался и ушел? Тогда получается, что, прислушиваясь к мнению мамы, подруг, что уже давным-давно развелись, она сама разрушила собственный дом? Как же могло так получиться? Да! Раньше она несколько раз подавала на развод, но Андрей уговаривал ее, успокаивал, и они жили дальше, а в этот раз он даже на суде не проронил ни слова, только безропотно соглашался со всеми обвинениями. Ему уже было все равно! А ведь он просил не так уж и много! Таня первое время и сама сильно страдала, отказывая ему в близости. В постели Андрей становился необыкновенно чутким и ласковым, но время делало свое дело, а когда он вовсе перестал ее беспокоить, на какое-то время Таня даже вздохнула спокойно. Но, как оказалось, напрасно. Убивая чувственность в себе, она сама всякий раз все дальше и дальше отталкивала от себя мужа, пока не оттолкнула так далеко, что вернуть его стало уже невозможно. От осознания непоправимой ошибки, от обиды, от жалости к самой себе Таня заплакала. Она плакала навзрыд, и некому было ее утешить, никто не обнял ее, не прижал к широкой крепкой груди, не сказал добрых слов.
Через месяц Волошин предложил Гале познакомиться с его родителями. Она восприняла это несколько настороженно. Замолчала надолго и только вечером, уже лежа в постели, объяснила причину:
– Саша, ты ведь практически ничего не знаешь обо мне. Я понимаю, вслед за знакомством с родными ты предложишь выйти за тебя замуж. Я не хочу тебя расстраивать, потому что люблю тебя. Меня совершенно не пугает разница в возрасте. Поверь, я очень бы хотела родить тебе ребенка. Но существует одно немаловажное обстоятельство, которое препятствует нашему счастью. Чтобы выйти за тебя замуж, мне нужно вначале развестись.