Я не верю судьбе — страница 26 из 32

Но выхода нет!

Вот — полный на верфи!

Натянуты нервы.

Конец всем печалям,

Концам и началам —

Мы рвемся к причалам

Заместо торпед!

Спасите наши души!

Мы бредим от удушья.

Спасите наши души!

Спешите к нам!

Услышьте нас на суше —

Наш SOS все глуше, глуше, —

И ужас режет души

Напополам…

Спасите наши души!

Спасите наши души…

1967

I. Охота на волков

Рвусь из сил — и из всех сухожилий,

Но сегодня — опять как вчера:

Обложили меня, обложили —

Гонят весело на номера!

Из-за елей хлопочут двустволки —

Там охотники прячутся в тень, —

На снегу кувыркаются волки,

Превратившись в живую мишень.

   Идет охота на волков, идет охота —

   На серых хищников, матерых и щенков!

   Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,

   Кровь на снегу — и пятна красные

     флажков.

Не на равных играют с волками

Егеря — но не дрогнет рука, —

Оградив нам свободу флажками,

Бьют уверенно, наверняка.

Волк не может нарушить традиций, —

Видно, в детстве — слепые щенки —

Мы, волчата, сосали волчицу

И всосали: нельзя за флажки!

   И вот — охота на волков, идет охота, —

   На серых хищников, матерых и щенков!

   Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,

   Кровь на снегу — и пятна красные

     флажков.

Наши ноги и челюсти быстры, —

Почему же, вожак, — дай ответ —

Мы затравленно мчимся на выстрел

И не пробуем — через запрет?!

Волк не может, не должен иначе.

Вот кончается время мое:

Тот, которому я предназначен,

Улыбнулся — и поднял ружье.

   Идет охота на волков, идет охота —

   На серых хищников, матерых и щенков!

   Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,

   Кровь на снегу — и пятна красные

     флажков.

Я из повиновения вышел —

За флажки, — жажда жизни сильней!

Только сзади я радостно слышал

Удивленные крики людей.

Рвусь из сил — и из всех сухожилий,

Но сегодня не так, как вчера:

Обложили меня, обложили —

Но остались ни с чем егеря!

   Идет охота на волков, идет охота —

   На серых хищников, матерых и щенков!

   Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,

   Кровь на снегу — и пятна красные

     флажков.

1968

Горизонт

Чтоб не было следов, повсюду подмели…

Ругайте же меня, позорьте и трезвоньте:

Мой финиш — горизонт, а лента — край земли, —

Я должен первым быть на горизонте!

Условия пари одобрили не все —

И руки разбивали неохотно.

Условье таково: чтоб ехать — по шоссе,

И только по шоссе — бесповоротно.

   Наматываю мили на кардан

   И еду параллельно проводам, —

   Но то и дело тень перед мотором —

   То черный кот, то кто-то в чем-то черном.

Я знаю — мне не раз в колеса палки ткнут.

Догадываюсь, в чем и как меня обманут.

Я знаю, где мой бег с ухмылкой пресекут

И где через дорогу трос натянут.

Но стрелки я топлю — на этих скоростях

Песчинка обретает силу пули, —

И я сжимаю руль до судорог в кистях —

Успеть, пока болты не затянули!

   Наматываю мили на кардан

   И еду вертикально проводам, —

   Завинчивают гайки, — побыстрее! —

   Не то поднимут трос как раз где шея.

И плавится асфальт, протекторы кипят,

Под ложечкой сосет от близости развязки.

Я голой грудью рву натянутый канат, —

Я жив — снимите черные повязки!

Кто вынудил меня на жесткое пари —

Нечистоплотны в споре и в расчетах.

Азарт меня пьянит, но, как ни говори,

Я торможу на скользких поворотах.

   Наматываю мили на кардан,

   Назло канатам, тросам, проводам, —

   Вы только проигравших урезоньте,

   Когда я появлюсь на горизонте!

Мой финиш — горизонт — по-прежнему далек,

Я ленту не порвал, но я покончил с тросом, —

Канат не пересек мой шейный позвонок,

Но из кустов стреляют по колесам.

Меня ведь не рубли на гонку завели, —

Меня просили: «Миг не проворонь ты —

Узнай, а есть предел — там, на краю земли,

И — можно ли раздвинуть горизонты?»

   Наматываю мили на кардан

   И пулю в скат влепить себе не дам.

   Но тормоза отказывают, — кода! —

   Я горизонт промахиваю с хода!

1971

«Прошла пора вступлений и прелюдий…»

Прошла пора вступлений и прелюдий, —

Все хорошо, — не вру, без дураков:

Меня к себе зовут большие люди —

Чтоб я им пел «Охоту на волков»…

   Быть может, запись слышал из óкон,

   А может быть, с детьми ухи не сваришь,

   Как знать, — но приобрел магнитофон

   Какой-нибудь ответственный товарищ.

И, предаваясь будничной беседе

В кругу семьи, где свет торшера тускл, —

Тихонько, чтоб не слышали соседи,

Он взял да и нажал на кнопку «пуск».

   И там, не разобрав последних слов, —

   Прескверный дубль достали на работе, —

   Услышал он «Охоту на волков»

   И кое-что еще на обороте.

И все прослушав до последней ноты

И разозлись, что слов последних нет,

Он поднял трубку: «Автора „Охоты“

Ко мне пришлите завтра в кабинет!»

   Я не хлебнул для храбрости винца, —

   И, подавляя частую икоту,

   С порога — от начала до конца —

   Я проорал ту самую «Охоту».

Его просили дети, безусловно,

Чтобы была улыбка на лице, —

Но он меня прослушал благосклонно

И даже аплодировал в конце.

   И об стакан бутылкою звеня,

   Которую извлек из книжной полки,

   Он выпалил: «Да это ж — про меня!

   Про нас про всех — какие, к черту, волки!»

…Ну все, теперь, конечно, что-то будет —

Уже три года в день по пять звонков:

Меня к себе зовут большие люди —

Чтоб я им пел «Охоту на волков».

1972

«Так случилось — мужчины ушли…»

   Так случилось — мужчины ушли,

   Побросали посевы до срока, —

   Вот их больше не видно из окон —

   Растворились в дорожной пыли.

   Вытекают из колоса зерна —

   Эти слезы несжатых полей,

   И холодные ветры проворно

   Потекли из щелей.

Мы вас ждем — торопите коней!

В добрый час, в добрый час, в добрый час!

Пусть попутные ветры не бьют, а ласкают вам спины…

А потом возвращайтесь скорей:

Ивы плачут по вас,

И без ваших улыбок бледнеют и сохнут рябины.

   Мы в высоких живем теремах —

   Входа нет никому в эти зданья:

   Одиночество и ожиданье

   Вместо вас поселились в домах.

   Потеряла и свежесть и прелесть

   Белизна ненадетых рубах,

   Да и старые песни приелись

   И навязли в зубах.

Мы вас ждем — торопите коней!

В добрый час, в добрый час, в добрый час!

Пусть попутные ветры не бьют, а ласкают вам

     спины…

А потом возвращайтесь скорей:

Ивы плачут по вас,

И без ваших улыбок бледнеют и сохнут рябины.

   Все единою болью болит,

   И звучит с каждым днем непрестанней

   Вековечный надрыв причитаний

   Отголоском старинных молитв.

   Мы вас встретим и пеших, и конных,

   Утомленных, нецелых — любых, —

   Только б не пустота похоронных,

   Не предчувствие их!

Мы вас ждем — торопите коней!

В добрый час, в добрый час, в добрый час!

Пусть попутные ветры не бьют, а ласкают вам

     спины.

А потом возвращайтесь скорей,

Ибо плачут по вас,

И без ваших улыбок бледнеют и сохнут рябины.

1972

«Проложите, проложите…»

Проложите, проложите

   Хоть туннель по дну реки

И без страха приходите

   На вино и шашлыки.

И гитару приносите,

   Подтянув на ней колки, —

Но не забудьте — затупите

   Ваши острые клыки.

А когда сообразите —

   Все пути приводят в Рим, —

Вот тогда и приходите,

   Вот тогда поговорим.

Нож забросьте, камень выньте

   Из-за пазухи своей

И перебросьте, перекиньте

   Вы хоть жердь через ручей.

За посев ли, за покос ли —

   Надо взяться, поспешать, —

А прохлопав, сами после

   Локти будете кусать.

Сами будете не рады,

   Утром вставши, — вот те раз! —